Сборник стихов - Елена Степанян

Диккенс. Очерк творчества

Он знал две тайны:Первая – о том,Что Ангелы живут среди людей.В одежде ходят тесной, некрасивой,Болеют, умирают —И опятьПо лестнице Иакова восходят.И он об этом не молчал – напротив!Откройте сорок пятую главуПрославленного «Пиквикского клуба» —Там Сэм Уэллер ясно говорит:«Я не слыхал,И в книжках не читал,И на картинках никогда не видел,Чтоб Ангелы носили башмаки,А уж тем более – очки и гетры.Но мой хозяин – чистокровный Ангел,Ему подобного на свете нет».

Да, Ангелы подобны бриллиантам —Калибром разные, а суть одна.

И чтоб никто не вздумал придираться,Мол, нам необходим второй свидетель,Как Моисеев требует закон,То сказано в «Холодном доме» прямо,Что был его загадочный владелецНа Ангела похож,И что его лицоСветилось,Словно Ангельские лики.

Итак, он говорил об этом вслух.Но в грохоте житейскомГолос тайныРасслышать так же трудно,Как в толпеИзмученного Ангела узнать,Когда лицом к лицу столкнешься с ним.

Пускай ты Ангел —Им не до тебя,Когда они спешат, в горсти сжимаяЛоскут своей судьбы – свою обиду.

И это всё, что удалось урватьУ времени из ненасытной пасти.Тебе такого, Ангел, не понять.Тобой иные правят страсти!

Иные – и в мильоны крат сильней!Ведь чтобы вашу злобу пересилить —Какая сила жалости нужна!Но есть другая —Жалости превыше.

Она заставит Ангелов спуститьсяНа землю обреченных и немых,Чтобы за вас за всех хотеть того,О чем никто не помнит-не мечтает —Такая сила снова поднимаетДо неба Ангелов и тех, кто любит их!

Дымились кровью улицы Парижа.Толпа ревела. Осужденные на казньДрожали у подножья гильотины.А Сидней Картон говорил о том,Что он владеет величайшей тайной,Которую пророки Божьи знали,И потому на смерть идет без страха.

О эта тайна! Если б вы моглиНе то чтобы поверить, а расслышать —Что Время, пожирающее вас,Не вечно будет царствовать над вами,Что есть ему начало и конец,Что вы пребудете,Когда оно исчезнет.Тому, кто этой тайною владеет,Она дороже воздуха и хлеба.

Об этом Ангел клялся ИоаннуВ Апокалипсисе,Об этом ДиккенсПисал в «Рождественских колоколах»И в «Повести» про Лондон и Париж.

Но бой часов отяготил ваш слух.И щелканье больших и малых стрелок...Он знал две тайны. Но еще однуПытался разгадать —Горчайшую из тайн.Она живет в часах, она в движеньеПриводит гири, побуждая ихВсегда стремиться вниз,Чтоб их паденьеВращало непрестанно колесо.То сила зла —Чем тяжелей оно,Тем выше Ангелы взлетают!

Когда он был к ее разгадке близок,Ему явился Ангел – но из тех,Чьи крылья не скрываются одеждой,А смело в небеса устремлены.И он увел его с собой.

Каббалистические стихотворения

Поэт

(Н. А. Клюев)

– Господи! Изгладь мои грехи!И давай про них забудем оба.Слышишь, Господи? —Всю ночь звучат стихиИз трущобы мрачной, как из гроба.

Это он, жилец промозглых нар,Те стихи бормочет-произносит.А с утра он поплетется на базар,Сядет – и на пропитанье просит.

Господи, как мало медяков!Подают картошку и огрызки хлеба.А в душе – такое сонмище стихов!Вызволишь – они поднимутся до неба.Птица-Сирин, вея с высоты,Удивленно-ласково засвищет:– Ах, какие вкруг тебя горят цветы,Государь мой нищий!

И обронит благодатный пух,Пахнущий цветеньем райской купы,И отгонит кровожадных мух,Что впились в незаживающие струпы.

И примолвит:– Ах, твой грех, видать, жесток! —Горестно заламывая крылья,И помчится на Святой Восток,Зарыдав от боли и бессилья.

А ему в милицию брести —Отмечаться, что еще не умер,Что не утопился по путиСсыльный из Москвы, такой-то нумер.

Вот, намаявшись, он, наконец, уснул,В шапке-в валенках,на нищенский обычай.И ему приснился царь Саул,Изумленный собственным величьем.

Он среди Израиля стоит,На главу всего народа выше,И звезда во лбу его горит,И крыла незримые колышетТихий ветр.Но прилетал иной,Порожденный чернотой межзвездной,И не стало крыльев за спиной,И звезда-моя звезда! —ты пала в бездну.

Памяти Рильке

Паула Беккер – как заря,Что на вершинах Альп играет!Но если Аьпы этого не знают,Выходит – солнце их ласкает зря.

И если нет любвиМеж небом и землей,Так значит – нет нигде!Готовьтесь – быть беде.Паула Беккер смертьЛюбви предпочитает.

О красота ее застывших рук,Другую красоту рождавших прежде!О гипсовые вежды!А взор отныне обращен туда,Где о любви и память неуместна,Где убегает от звезды звезда,И где на звуки наших лучших песенНикто не хочет отозваться,И Эвридика хочет там остаться.

Но ты же сам решил, поэт,Что лица Ангелов бесстрастны,Когда под ними звезды гаснут,И гаснут красные огниВ твоей крови.Меняя цвет,Она с подземного рекоюО чем-то шепчется.Под эти звукиНевыносимые стихают муки.– —На небо нет путей,Ведет дорога вниз,И ты по ней уходишь без возврата,Поэт.А я тебе, кричу:– Вернись!Мы были братьями когда-то...– —

«Нас каббалисты учат, что земля...»

Нас каббалисты учат, что земля —Есть область чувств, а чувства —форма боли.И избежать ее никак нельзяНам, грешникам, а уж святым —тем боле.

Написано издревле на роду,Что будешь ты изранена-избита —И в темноте, по вздыбленному льдуСвой путь земной проходит Суламита.

Но тайна тайн горит в ее очах,И плавит лед, и темноту пронзает.Безумная мечта – сильней, чем страх,А сердце знает то, что разумне вмещает,

И верует, как веровало встарь,Что невозможное должно свершиться.Ты помнишь? – Мать с отцом хотелисжечь Фамарь,Но Бог простер крыла над голубицей!С небес отверстых, в озаренной мглеТвое, Твое лицо сияло, Боже,И тот, пред кем она рыдала на земле,Казался на Тебя похожим.

Отрывок

Мне сон приснился,Даже так, не сон —Дремотное видение под утро.Какой-то вход в московское метроСо стороны альпийского курорта.

Привычная картина:В два рядаСтоят усталые старухиИ несколько небритых мужиков.А перед нимиНа ящиках картонных,Или просто на земле,А у иных в протянутых ладонях —Товар нехитрый:Вобла, банки с пивомИ сигареты целых трех сортов.

Темнеет,Но народ идет вовсю,И фонари горят вдоль всей дороги,Она другим концом уходит прямо в лес —Его смолистый животворный запахМеня во сне пьянит и удивляет.А ближе к лесу,На брезгливом расстояньеОт тех, что с воблою и с пивом,Сидит на кочке Томас Манн,Перед которымНа чистом носовом платкеЛежит его душа.И точно так же,Как прочие торгующие,ОнСмиренно ждет,Что кто-нибудь из проходящихЕе купить захочет.

Но надежды – никакой.И вообще идет торговля плохо —То ли место здесь такое? —Впрочем, воблу с пивом,Хотя и неохотно, но берут.

Вот так он и сидит.

А я вишуВ кирпичной комнатке над утреннейМосквоюИ не могу проснуться – оттого ли,Что мне понравилось в лесу?Или меня смущаетКартина эта странная?Она смутит кого угодно —Старик застылый,А у ног егоМладенец мертвый.Но ведь всем известно,Что умереть совсем душа не может!Так почему же так упорно онИзбавиться желает от нее,Готов за так отдать кому угодно?

И сквозь сон,Сквозь ветвиЯ начинаю понимать,Как онСюда попал,Что с ним на самом делеПроизошло —

С ним дьявол отшутилТакую злую шутку, до которойДодуматься один лишь дьявол мог.

А дело было так:Он душу продал.И купчую скрепили,И сполнаОн всё, что причиталось, получил,А дьявол брать ее не захотел —Что хочешь, то и делай.Ужас просто.

Так что ж он, вечно будет так сидеть?А мне что делать?Я хочу проснуться!Не нужен мне альпийский этот воздух.

И просыпаюсь......Люди друг про другаУмеют забывать,И это страшный грех.Не просто грех,А дьявольские чары,Проникшие в сознанье,Чтобы к смертиВернее приучить.Забвение – осуществленье смерти.

И то, что при таком раскладеназывают жизнью —Только увертюраК той смерти:Сумма подлежащего забвенью.Такая жизньАльтернативой смерти быть не может.Они друг друга стоят.Хорошо бы их обеихНа кое-что получше обменять!

Ты видишь, Томас Манн,Ведь все, кто клялсяТебе в любви,Кто в прибылях участвовал твоих,Не помнят о тебе.Они свои убыткиТеперь считают —Но куда же всё девалось? —И ты не помнишь, мертвый, ни о ком.

Но один раз в жизни,Было дело,Ты вспомнил ненароком обо мнеИ получил неслыханный процент.

Уж такова моя натура —Тому, кто обо мне однажды вспомнил,Я трижды и четырежды воздам.

Рассуждение о «Манон Леско»