Корвет «Бриль» - Владимир Николаевич Дружинин

видел его самого. Нет, Сурхан тогда не почувствовал в нем врага. Вообще зла на русских у людей нет. Напротив… Но, конечно, у многих людей нет и крупицы того разумения, которым наделен почтенный Азиз. Он грамотен, ему открыт весь мир. Может ли сравниться с ним, скажем, двоюродный брат Али, умеющий лишь носить на голове корзину с солеными хлебцами, или дядя Мансур, брадобрей!

— Мы однажды выгнали европейцев. Потом впустили других, надеялись, что эти будут лучше. Э, черный стервятник или серый — все равно стервятник.

Сурхан смущенно внимает почтенному Азизу, своему благодетелю.

— Настанет день, — Азиз запрокидывает голову, как будто зовет в свидетели небо, — мы избавимся от всех неверных. Песок занесет их следы.

Маленький лукавый дервиш на столе раскрывает рот — острый кривой полумесяц. Он беззвучно молится. Он тоже рад тому, что песок засыплет навсегда следы неверных.

— Ступай домой, — слышит Сурхан. — Твое ружье мы тебе не отдадим, а то, пожалуй, опять наскандалишь. А летучую мышь поймать трудно. Я не шучу. Я больше не намерен выручать тебя.

Начальник бесконечно добр. Сурхан не верит своим глазам: почтенный Азиз не только отпускает его на свободу, но готов дать взаймы денег, до первого заработка.

Выходя из ворот тюрьмы, Сурхан крепко сжал в кармане эти монеты, избегая просящих взглядов надзирателя и привратника.

Солнце ослепило Сурхана. Он шатался, силы покидали его, — он едва смог отбежать в сторону, чтобы не угодить под машину. Она с воем промчалась мимо. За ее стеклами мелькнула грузная фигура капитана Азиза.

9

— Опять звонил Азиз, — сказала Вера.

— Есть новости?

— Он желает говорить только с тобой. Меня он не удостоил доверия.

Данилин только что вернулся с вахты. Пока он набирал номер, Вера следила за ним с улыбкой, полуспрятанной в уголках губ.

— Карош! — услышал Данилин. Азиз умел придать множество оттенков этому неизменному «карош». На этот раз «карош» звучало в самом прямом и наилучшем смысле. Новость, стало быть, приятная.

Сурхан, оказывается, невиновен. Все подозрения отпали. Да, ружье в его руках дрогнуло. Да, да, летучая мышь. Она виновата. Сурхан хотел послать пулю в воздух.

Начальник полиции выложил все в необычно быстром темпе, единым духом, явно стремясь ошеломить Данилина своим открытием. Именно это и заставило Данилина напомнить:

— Раньше у вас было другое мнение.

— Да, вы правы, мистер Даниель. Наши мудрецы говорили: истина бывает скрыта под семью покровами. Мы не могли взять на веру его показания.

Конечно, Азиз не преминул намекнуть на свое усердие.

— Он задал нам работы… Мы тщательно проверили все, мистер Даниель. Видите ли, опасные элементы у нас имеются, но… против наших дорогих, — Азиз произнес «дорогих» врастяжку и глотнул воздух, — советских друзей он ничего не имеет.

— Он дома сейчас?

— Нет, — поспешно ответил Азиз. — Ушел в плавание.

— Жаль. Я бы хотел взглянуть на него… Значит, все обвинения отпали?

— Да. Он просто скандальный субъект. Теперь у нас будет тихо.

— Отлично, — сказал Данилин.

— Карош, — закончил Азиз.

Данилин мечтал о таком исходе, даже допускал его одно время, но сейчас растерялся. Давно ли Азиз без тени сомнения уверял в обратном!

Тотчас пришло на память то, что сказал про Азиза инспектор Касем.

Однако какой расчет Азизу… Данилин терпеть не мог долго барахтаться среди догадок — он нетерпеливо искал ясности. В самом деле, с какой стати Азизу лгать?

Вера была на кухне. Она не выказала никакого любопытства к телефонному разговору. Данилин понял это по-своему: Вера все еще сердится за то, что он предложил ей уехать. Да-а… уехать… Но теперь, после сообщения Азиза… Стоит ли теперь настаивать? Слова начальника полиции все-таки успокоили Данилина: что-то начало оттаивать у него в груди.

Вера вошла в столовую и рассмеялась: ее Антон, ее большой, сильный Антонище стоял перед ней смущенный и так забавно отводил глаза…

— Ну и паникер же ты. — Она обхватила его шею и пригнула к себе.

Подтягиваясь на носках, она целовала его лоб, щеки, нос, говорила, что никуда не уедет от своего Антона, все равно не уедет, что бы ни случилось, пусть он выбросит это из головы.

Пристыженный, он молча обнимал ее. Вера растрепала ему волосы, спросила:

— Так что же Азиз?

Он заговорил, и она перебила его.

— Знаю, — услышал Данилин. — Я знаю даже, как зовут сестру Сурхана. Зульфия — вот как ее зовут. Ты понял?

— Нет.

— Зульфия, подруга Марьяшки. Много ли ты знаешь вообще? Ты живешь как бирюк…

Обнявшись, они сели в кресло — великанское кресло-мастодонт, как прозвала его Вера.

— Марьяшка чуть не плачет, — говорит Вера. — Ужасно переживает за подружку. Зульфию хотят за другого отдать. В сущности, по здешним обычаям, продать… Кошмар, правда? Представляешь, как это на Марьяшку действует? Она еще младенец, и вдруг у подруги такая история…

Данилину хорошо сидеть, прижав к себе Веру, сидеть и слушать. Дело фанатика Сурхана, дело со странными подробностями вроде летучей мыши, — это дело теперь словно отделялось от капитана Азиза, от его «карош», чуточку назойливого, слегка угодливого. Неведомая сестра обрела имя и оказалась подругой Марьяшки. Все становилось простым, почти домашним, а потому вполне заслуживающим доверия.

Затем Данилин снова услышал, что он живет как бирюк. Первый раз он не обратил внимания на эти слова.

— Ну ясно — бирюк, — усмехнулся он. — Давно известно.

Бывало, он жаловался Вере: хоть бы недельку прожить без гостей. Удрать бы на Белое море, к родным. В ответ он получал беспощадное «бирюк». Ох, не вздумалось бы Вере и тут, в Джезирэ, жить так же, как в Ленинграде: двери настежь для всех…

А Вера не унималась:

— Вообще, друзья у тебя есть?

— Есть, представь себе, Верошка, — отбивался он.

— Почему ты ни одного не показал мне? Вот и пригласи их! Сейчас особенно уместно: пусть видят, что семья советского лоцмана и после этого несчастного выстрела ничуть не боится жить в Африке.

Данилин взял ладонями ее голову, повернул к себе.

— Давай, — сказал он. — Понимаешь, когда я был один… Без хозяйки дом — не дом. Не до приемов. А раз имеется хозяйка…

— То-то же!

Поистине день новостей сегодня у Данилина. Совсем еще недавно Вера была просто туристкой, очарованным новичком в Африке. В Африке-музее. А сейчас Вера — хозяйка в их африканском жилище. Разумеется, ей надо собирать гостей. Что ж, дело известное. Он на все согласен.

— Ты заинтриговала наших лоцманов, Верошка: «К тебе, — говорят, — красавица жена приехала».

Сам Данилин не мог бы сказать, красавица его Вера или нет. Красавица — это что-то книжное и, пожалуй, звучит-как титул.

— Ладно. — Вера приняла титул как должное. — Сколько