Проощание с детством - Агония Иванова

— Она мне не нравится, — спокойно бросил он.

— Ну конечно, — усмехнулся Миша и его голос прозвучал очень непривычно холодно, отчужденно, зло, как будто ему доставляло удовольствие то, что он нашел лазейку, с помощью которой можно было уколоть Сашины самолюбие и уверенность в своих словах. Такой Миша бы понравился Рите, но она никогда не видела его таким. Никто, кроме Саши не видел.

Саша поднялся на свой этаж и с разочарованием обнаружил, что дверь закрыта изнутри. Это могло значить только одно.

В дверном проеме нарисовалось расплывшееся из-за количества выпитого им спиртного лицо отца, небритое, хмурое и отчего-то злое.

— Явился, урод, — совершенно без эмоций бросил тот, пропуская парня в квартиру и удалился на кухню, где его дожидалась початая бутылка паленой водки. Он не потрудился даже достать рюмку.

Саша сбросил обувь и заглянул к нему.

— Ты пообедал? — спросил он.

— Нет, — пробурчал отец. На плите стояла сковородка, утром оставленная матерью, когда она уходила на работу. Саша тяжело вздохнул и закатил глаза.

— Почему? — строго осведомился он, — ты совсем спятил, пить на пустой желудок?! Хочешь язву?

— У меня есть язва, — равнодушно откликнулся отец и уронил на руки лохматую давно не мытую голову. Саше ударил в нос гадкий коктейль из ароматов пота, перегара и гниющей плоти, он инстинктивно поморщился.

— Чмо, — не сдержался парень и отобрал у отца бутылку, — себя не жалеешь, маму пожалей.

— А ты меня жизни будешь учить, сученок?! — разозлился отец, заметил отсутствие бутылки и двинулся на Сашу с кулаками, — водку отдай!

— Разобью, — пригрозил Саша и сам пожалел о своей смелости, потому что тут же получил за это по лицу, а удар у отца был крепкий. Все-таки некогда он был человеком спортивным и успел испробовать многое — от лыж до бокса. Лучше бы он ограничился когда-то лыжами.

Отец с легкостью вернул себе водку, пользуясь замешательством Саши, пытавшегося остановить кровь, хлынувшую из носа.

— Будешь знать, как перечить старшим, — самодовольно заявил мужчина и плюхнулся обратно на свое место, — жри давай.

— Нет уж, спасибо, — бросил Саша и ушел в ванную, чтобы отыскать там перекись водорода, для компресса. Разбитое лицо было для него делом привычным, и он спокойно справлялся с этой проблемой, куда хуже было, когда рука отца поднималась на мать, и нужно было оказывать первую помощь ей, обрабатывать ссадины, гематомы, стирать кровоподтеки.

Когда-то давно, когда Саша был младше и глупее, он решил, что станет врачом, чтобы вылечить папочку, но со временем он понял, что это безнадежная мечта. Врачом он станет только в том случае, если не убьет эту сволочь, а это с каждым годом становилось все более и более сложной задачей — держать себя в руках.

Глава седьмая

Физкультурный зал находился в пристройке, на уровне подвала, рядом со столовой и ремонта там не было уже очень давно. Новый спортивный инвентарь и маты, которые были закуплены несколько лет назад смотрелись очень нелепо и смешно на фоне обшарпанных стен с нарисованными на них октябрятами и комсомольцами, краска на лицах которых от времени стала желтой и теперь они напоминали не то китайцев, не то инопланетян. Решетки на окнах превращали зал в маленькую тюрьму и он по праву мог считать самым мрачным местом во всей школе, особенно из-за того, что сюда попадало очень мало света.

— Погода хорошая, — заметил Петр Петрович, мужчина пожилого возраста и очень низкого роста, обладатель блестящей лысины и старой советской закалки. К ученикам он относился по-доброму, но насмешливо, потому что они совсем не напоминали его поколение, были какими-то совсем нежизнеспособными и бестолковыми, — пойдем на улицу. Кто готов сдавать стометровку, на выход. Я не советую вам тянуть с этим!

Вместе с ним из зала ушла добрая половина класса. Остальные остались на попечение нового физрука — Алексея Максимовича — молодого, не очень приятного на вид мужчины с какой-то гадкой улыбкой и бегающими глазами. Его прелесть была в том, что в отличие от Петра Петровича, здоровье учеников его не волновало. Он давал им мяч и, пока они играли, читал какие-то журналы в маленьком кабинете, который делил со своим старшим товарищем.

Алексей Максимович обречено оглядел всех оставшихся и кинул мяч Коле.

— Зачем мне он? — спросил тот, но мяч поймал.

— Поиграете с Пашей, — усмехнулся Алексей Максимович и кивком головы указал на сидевшего в уголке мальчика. Коля поморщился.

— Нет уж, спасибо, — шутки преподавателя он не оценил и толкнул мяч однокласснику, — лови, Зиновьев.

Паша упустил мяч и убежал за ним, а потом стал забавляться с ним в одиночестве, пытаясь закинуть в кольцо. Выходило у него плохо из-за сильной косолапости, делавшей его неуклюжим.

— Ладно. Я вам сейчас вынесу еще один, — сжалился Алексей Максимович, — а ты чего не пошел сдавать? — обращался он к Мише. Парень поднял на него глаза и как-то сжался, бросил беглый взгляд на Риту, в его сторону даже не смотревшую и вздохнул.

— Я не готов, — заявил он. Алексей Максимович скривил свои тонкие губы, потому что чаще всего Миша оставался с Петром Петровичем и лишних неудобств не доставлял.

— Как знаешь, — пожал плечами мужчина и ушел в подсобку за мячом. За ним увязалась Маргарита, она по-хозяйски уселась за стол Петра Петровича и сцепила руки в замок. К моменту возвращения Алексея Максимовича она листала классный журнал. Она сама чем-то напоминала молодую учительницу — строгая юбка-карандаш, белая блузка, расстегнутая на несколько пуговиц, ровная стрижка-боб, не хватало только очков в черной оправе. Именно такими обычно представали «учительницы» в тех похабных журнальчиках, которые любил листать Алексей Максимович и тех фильмах, которые он прятал у себя дома под кроватью в большой потрепанной коробке, чтобы мама не нашла.

— Ты как себя ведешь, Польских? — с улыбкой спросил он. Рита даже не оторвала глаз от журнала, продолжая также увлеченно листать его.

— Маргарита! — Алексей Максимович в шутку топнул ногой, но и это не вызвало никакой реакции. Он начинал злиться, но в тоже время им овладевало какой-то другое чувство, которое не в коем случае не должно рождаться между учителем и ученицей.

Повинуясь магнетизму больших темно-вишневых глаз Риты и ее презрительного хамского поведения, он подошел к ней со спины и положил руки на плечи. Его пальцы скользнули по шее девушки, она даже не дрогнула, а потом медленно поползли вниз. Он нагнулся, чтобы ощутить запах ее густых, как шерсть кошки, волос. Это был коктейль из ароматов дорогих сигарет, гибискуса и боярышника, такой пряно-травяной и в тоже время освежающий, он околдовывал, подчинял себе и заставлял желать еще раз ощутить его.

Чертовка!

Алексей Максимович заставил Риту встать, развернул к себе, и она послушно запрыгнула на стол, игриво разводя колени, от чего ее узкая юбка скользнула вверх, обнажая кружевные полоски чулков. Рита томно прикрыла глаза и откинула голову, что говорило о ее полной готовности к любым приключениям.

Мужчина хотел приблизиться к ней, но ему в грудь уперлась шпилька ее туфли и уперлась очень больно, в солнечное сплетение, как будто она специально все рассчитала.

— Вы думаете, я не знаю о вашей интрижке с Олей? — спросила Рита, и выражение ее лица мгновенно переменилось — из жертвы она превратилась в охотницу и сейчас эта дикая кошка выпустила когти, которые до того скрывались в мягких подушечках.

— Что!? — растерялся Алексей Максимович.

— И про ваши журнальчики? — продолжала Рита. Она изо всей силы оттолкнула его и он даже закашлялся, отступил к стене. Девушка спрыгнула со стола и одернула юбку.

— Расслабьтесь, — приказала она, — вы не в моем вкусе.

— Польских! — Алексей Максимович вспомнил о том, что все-таки здесь он старший, он учитель и имеет над ней административную власть, и такое поведение обожгло его обидой до глубины души, — что ты себе позволяешь?

— А вы? — усмехнулась Рита, — вы забыли, кто мои родители и благодаря кому куплен весь ваш новый инвентарь? — она закрыла классный журнал и направилась к двери, но у нее остановилась и оперлась спиной о косяк.

— Оля моя подруга, — сказала девушка, выдержав паузу, — и с кем она будет спать, решаю я.

— Да кем ты себя возомнила, девочка?! — разозлился Алексей Максимович, сделал шаг к ней, ему безумно хотелось наказать ее за такую дерзость, за игры, в которые она играла, может быть ударить, может быть все-таки, положить на стол и продолжить начатое, но в любом случае не дать просто уйти. Но он боялся. Одно слово этой девушки и он будет искать новую работу.

— Вершителем ваших судеб, — рассмеялась Маргарита, и в это мгновение в ее лице мелькнуло что-то мистическое, колдовское, ведьминское. Или брать выше? Дьявольское? Алексей Максимович сам испугался собственных мыслей.