Проощание с детством - Агония Иванова

Агония Иванова

Прощание с детством

Он пойдет проводить тебя до остановки,

Ты вернешься домой завтра утром

Совсем другой.

Часть первая

Глава первая

— Дайте ка я на вас посмотрю, — сказала своим грубым голосом Елена Львовна, прогуливаясь между рядами по классу, походкой тюремного надзирателя. Никто, встретив эту женщину впервые, не сказал бы, что она учитель русского языка и литературы, потому что она производила впечатление человека сильного и властного, совершенно далекого от искусства. Такие же прически, как у нее носили обычно дамы, работавшие на рынках или на худой конец в магазинах поприличнее, эти же дамы имели такой же громогласный голос и манеру говорить. Как она оказалась здесь было, похоже, загадкой не только для окружающих, но и для нее самой.

— Выросли за лето, — заключила Елена Львовна в конце-концов и вернулась на свое место и добавила с какой-то злобной улыбкой, — как сорняки, — и разразилась смехом, напоминающим звук, который получается из пыльного мешка, если по нему бить палкой, — ха-ха-ха.

Почему-то никто кроме нее не рассмеялся. «Сорняки» смотрели на нее с недоумением, агрессией или скукой, уже успевшие привыкнуть к ее поведению. Некоторые не смотрели вовсе и Елена Львовна пресекла это. Она постучала кулаком по столу, требуя внимания к своей персоне.

— Виноградова, языком своим ты будешь улицы подметать, если не сдашь экзамены в конце года, — пригрозила она, испепеляя взглядом ту, кто посмел не смотреть в ее сторону. Девушка, к которой она обращалась ничуть не смутилась, прикрыла красивые болотно-зеленые глаза и с невозмутимым видом одарила Елену Львовну ответным, полным презрения взглядом.

— Где Польских, Виноградова? — поинтересовалась Елена Львовна у девушки, та только передернула плечами.

— Я ей не нянька, — спокойно бросила она и хотела уже отвернуться к своей соседке Герасимовой, с которой они до этого шепотом обсуждали какие-то свои дела, но гнев Елены Львовны настиг ее в виде огромной фигуры учительницы, нарисовавшейся перед столом.

— Марина, — строго начала Елена Львовна, — как ты разговариваешь с учителем? Оставь свое хамство за дверью.

— Я лучше сама там останусь, — буркнула Марина, глядя исподлобья из-под густой выбеленной челки. Елене Львовне прекрасно помнилось, что в июне, когда на трудовых работах, она видела ученицу в последний раз, волосы ее были черными и это добавляло масла в огонь ее закипающей злости. Женщина хотела что-то сказать, но в этот момент вышеупомянутая дверь открылась и на пороге появилась Польских. Маргарита. Главный предмет ненависти Елены Львовны, некоторых учителей, директора и доброй половины учеников. Ненависть не мешала любоваться Ритой и на мгновение все в классе замерли, как будто перед ними раскрылся тропический цветок с сильным дурманящим ароматом, который околдовал их, и теперь они жадно вдыхали ее красоту, как запах. Маргарита Польских была красива. О, да! Хрупкая точеная фигурка, которой позавидовала бы любая фотомодель, огромные глаза насыщенного вишневого цвета, полные губы, насмешливо приоткрытые в полу вздохе, черты, словно нарисованные тушью, аккуратно подстриженная по уши копна сияющих здоровьем волос. Ее изящное тельце было облачено в черную юбку-карандаш и рубашку под цвет глаз, эффектно подчеркивавшую цвет кожи, немного золотистый после недели на Мальте.

Брови Маргариты презрительно и недовольно изогнулись, когда она заметила, что Марина сидит с ее обычной фрейлиной Олей. Оля, поймав это выражение, в свою очередь, испепеляюще посмотрела на Марину, в эту минуту желая только, чтобы та исчезла и больше никогда не существовала. Все ее дружелюбие исчезло, как дым.

— Польских, почему ты опоздала? — набросилась на Риту Елена Львовна, двинулась к ней, покачивая своей внушительной фигурой. Девушка смотрела на нее смело и насмешливо, как будто видела перед собой большую неуклюжую птицу и ничего, кроме иронии это зрелище у нее не вызывало. По крайней мере, никакого уважения.

— Я проспала, — демонстративно зевнув, ответила Рита и прошествовала к свободному месту рядом с отличницей Машей и положила дневник на стол Елене Львовне, опередив женщину, которая только открыла щедро напомаженный рот, чтобы попросить об этом. Отличница Маша от такого поворота событий была не в восторге и, стараясь сделать это незаметно, она подвинула на свою половину тетради и учебник.

— В ПТУ отоспишься, — рассудила Елена Львовна, хотя каждый ученик маленького класса, в котором было всего четырнадцать человек, в глубине души догадывался, что если у кого-то из них и был шанс поступить в приличное учебное заведение, то этим кем-то была Рита. Потому что у нее были родители, а у родителей были деньги. И то и другое в классе было пределом мечтаний, все чаще несбыточных.

В ответ на ее слова Маргарита только загадочно улыбнулась, неотрывным гипнотическим взглядом глядя в глаза Елене Львовне. Отвратительная девица, — подумала про себя учительница, открывая журнал. Самое отвратительное было то, что Маргарита Польских была не только глупой красивой куклой, как некоторые ее подруги, а еще и начитанной и коварной «королевой». Этого титула она добилась не деньгами своего отца, который часто финансировал начинания их директрисы, а своими зубами и когтями, которые она умело пускала в дело.

Могла и глотку перегрызть. Это знали и Елена Львовна и Марина, и ее соседка Оля и даже отличница Машенька, каждый, присутствовавший в классе.

— С огорчением должна сообщить вам, что нас покинул Ваня Сидоров, — заглянув в классный журнал, без тени сожаления выдала Елена Львовна, поспешно отводя взгляд и стараясь не смотреть на Риту, — лучше бы какой-нибудь двоечник ушел вроде Якушева, — прибавила она, и вот эти слова были сказаны искренне. Дима Якушев, услышав свою фамилию, оторвался от соседа по парте и вскочил с места, рукой приглаживая растрепанные, давно не стриженые волосы.

— Что сразу Якушев!? — воскликнул он недовольно. По классу прокатилась волна улюлюканья и смешков. Даже сама Рита обернулась и посмотрела на него игриво-насмешливо, обычно на существование такой вши как Дима она внимания не обращала.

— А вот потому и Якушев, что от тебя никакой пользы, — пояснила Елена Львовна и сочла свое высказывание изысканным каламбуром, поэтому за ним последовало ее глухое «ха-ха-ха».

— Что ж, — перестав смеяться, продолжила она, встала с места и развела руками, как тамада или руководительница фольклорного ансамбля, несомненно, подошедшего бы ей куда больше, — добро пожаловать в десятый класс, дети.

В женском туалете на третьем этаже обшарпанного здания школы стояло такое задымление, что все младшие боялись туда даже заглядывать. Закон школы напоминал закон джунглей и с ним они были знакомы с самого первого класса, откуда уяснили себе, что этот туалет выбран старшеклассниками, как комната для курения, не смотря на нелепую комичную табличку на двери «курить в здании школы строго запрещено».

Рита прошествовала внутрь уверенной походкой королевы, а следом за ней, как подобает фрейлинам, как обычно просеменили Марина и Оля. Рита посмеялась над табличкой, помыла руки и запрыгнула на подоконник, доставая из кармана, дорогие сигариллы, на менее благородное курево она не разменивалась.

Марина присела на бачек унитаза, не без смущения, закуривая свои дешевые и неказистые. Оля же оперлась спиной на стену и попросила сигарету у Риты.

— М-м-м. Вишня, — сказала она, выпуская в воздух струйку дыма. Ее холодные голубые глаза томно скрылись за пушистыми ресницами, не нуждавшимися в туши. Определенно ей нравился этот вкус, но в отличие от Риты себе такой роскоши позволить она не могла.

— У отца отняла, — с некоторой долей гордости в голосе пояснила Рита и улыбнулась.

— Он знает, что ты куришь? — удивилась Марина, хотя ее родители, а точнее мать, воспитывавшая ее в одиночестве, тоже уже ничему не удивлялась.

— Да, — кивнула Рита, — мать не знает и не надо ей знать. Будет орать, как Львовна после диктанта, — девушки вместе рассмеялись. Рита обернулась на окно за своей спиной и ощутила, принесенный ветром в форточку запах ранней осени. Небо было таким чистым, что хотелось открыть окно и улететь.

— А тебе хорошо блондинкой, — вдруг перескочила Рита на другую тему, и голос ее прозвучал до отвращения фальшиво, но Марина этого не заметила. Она загордилась и даже покраснела от удовольствия и, конечно же, забыла сказать спасибо. Такая вещь, как элементарная вежливость, казалась Марине атавизмом. Знала бы она еще, что такое атавизм!

— Слушай, Ритка, — не сдержалась Оля, до этого обдумывавшая что-то свое и подняла на подругу глаза, напоминающие озера с чистой ключевой водой, метафора была забавной, если учитывать то, какую грязную душонку отражали эти озера, — а почему ты проспала? Кто тебе спать мешал? Егор?