Проощание с детством - Агония Иванова

— Я чувствую себя рыцарем, приехавшим в глушь и увидевшим на пороге хижины деву с глазами, как речная гладь, — восторженно сказал незнакомец и Лариса почувствовала уважение к такой красивой фразе, но тут же одернула себя.

— Вы значит не местный?

— Я здесь в командировке, — признался мужчина. Лариса тяжело вздохнула и ускорила шаг, надеясь, что он сам отстанет от нее. С одной стороны ей этого чудовищно не хотелось, с другой она прекрасно понимала, что у нее есть блестящая перспектива стать развлечением этому «рыцарю» на время, пока он здесь. А дома, конечно же, жена и дети. Ей захотелось напрямую спросить его об этом, но она была мягче, чем ей хотелось бы быть.

— Послушай! — он догадался о чем она думает, — ничего такого!

Он хотел что-то сказать, но Лариса его опередила.

— И хорошо, — улыбнулась она и, обогнав его, запрыгнула в подошедший трамвай, — до свидания, рыцарь!

Она забилась в самый дальний угол, лишь бы только не видеть оттуда, как он потерянно и грустно смотрит ей в след.

Лариса прижалась лбом к холодному стеклу и, чувствуя на своем лице теплое прикосновения света витрин, окон и вывесок, проносившихся мимо, закрыла глаза Ночью город становился другим, как будто это был какой-то другой город и между ними не было ничего общего. Его огоньки напоминали новогоднюю елку или карнавал, рождая в душе веру в сказку или чудо.

Глава третья

— Слабо, да!? Слабо! — голос Коли был как удар плети, такой же резкий и невыносимый. Дима с ненавистью посмотрел на него, а потом перевел глаза на кусок кирпича в своей руке, борясь с желанием размозжить им другу голову. Коля внимательно наблюдал за реакцией Димы и ничуть не боялся, ему было смешно.

Он тряхнул головой, взъерошив черные непослушные волосы, и достал сигареты. Его интересовало сделает ли Дима это или нет, но в большинстве случаев Дима все-таки делал. Он находился в слишком сильной зависимости от мнения друга, от его темных цыганских глаз, которые так и толкали на совершение какой-то новой шалости. И чем старше становились друзья, тем опаснее были их выходки.

— Мне ничего не слабо! — заявил Дима бесстрашно и с размаху запустил кирпич в окно второго этажа. К великому везению юноши, он не рассчитал силу и его снаряд ударился в стену рядом, сбив с нее кусок краски и вместе с ней плюхнулся на землю у окна столовой.

— Мазила, — хихикнул Коля, покусывая конец сигареты из которой сыпался противно пахший дешевый табак.

Дима приглушенно выругался и потянулся к другому кирпичу, более увесистому, когда окно, в которое он целился, вдруг распахнулось и оттуда высунулся внушительный бюст завхоза Клары Петровны. Ее сморщенное, как высохшая слива лицо, украшенное густыми черными усиками над презрительными губами, сморщилось в гримасе злости и недовольства.

— Якушев! — завопила она писклявым голосом, — ты совсем сдурел, недоумок!? Да я тебя!!! — женщина готова была выпрыгнуть наружу и надавать ему тумаков, но решетка останавливала ее от таких решительных действий.

Коля, который был несколько проворнее, ухватил Диму за руку и уволок в школу, внутри себя посмеиваясь над глупостью друга и злостью завхоза. Эта особа с потными руками, густыми сросшимися бровями и замашками партийного начальника была Коле противнее всех толстых, грузных теток, которыми была так богата их школа.

— Якушев и Михайлов, — в коридоре парни были вынуждены притормозить, потому что на их пути, как огромная грозовая туча, вдруг нарисовалась собственной персоной сама директриса Евгения Олеговна. Она внушала страх и уважение, которые испытываешь, если видишь перед собой ожившего мертвеца или гостя из темного потустороннего мира. Было в ней что-то такое, ведьминское, колдовское, что так любили высмеивать те, кто был посмелее. Если бы Диму или Колю попросили представить, как на их взгляд будет выглядеть злая колдунья из детской сказки, они без сомнения бы описали Евгению Олеговну, ее высокую прическу из седых волос, ее рубашку с воротничком под горло и брошь с каким-то породистым красным камнем, ее длинную юбку, подметавшую пол директорского кабинета и крючковатые, как птичьи лапки, ручки, ссохшееся, как у мумии тело.

— Почему вы не на уроке? — железным скрипучим голосом поинтересовалась «злая колдунья» и юноши почувствовали себя маленькими мальчиками, которых сейчас засунут в печь и съедят.

— Простите, — пролепетал Коля, мечтая только о том, чтобы поскорее исчезнуть.

— Я чувствую запах сигарет, — заметила Евгения Олеговна и по-лисьи повела своим крючковатым носом.

— Но мы же не в школе курили! — сдался Дима. Лицо Евгении Олеговны исказилось каким-то сложно характеризуемым выражением злости, презрения и в тоже время снисходительности. Она как будто увидела перед собой раздавленную колесами автомобиля жабу и ей было противно смотреть на раскатанные внутренности, но в тоже время жаль это несчастное существо.

Спасение было неожиданным и явилось друзьям в лице нового заместителя директора Андрея Андреевича.

— Евгения Олеговна, — воскликнул он, увидев директрису и какой-то смешной мальчишеской походкой направился к ней, — там вас к телефону… — он заметил Диму и Колю и улыбнулся им ободряюще.

Колдунья бросила на своих жертв последний уничтожающий взгляд и походкой призрака, летящего в нескольких сантиметрах над полом, исчезла в дверях лестничного пролета.

— Курили? — догадался Андрей Андреевич. Дима обреченно кивнул.

— Ну ладно, ладно, — сказал мужчина и посмотрел на часы у себя на запястье, — десять минут от урока уже прошло! Что у вас?

— Алгебра, — ответил Коля.

— Поторапливайтесь!

На улице поднялся ветер. Он срывал с деревьев листья и тревожно завывал в щелях на оконных рамах. Ремонта в кабинете математики не делали больше десяти лет, и он был заветной мечтой толстой грузной Натальи Леонидовны. Она напоминала большую черную курицу и когда она, пошатываясь из-за хромой ноги, ходила по классу, у нее странно тряслась слишком маленькая для такой туши головка. Ветер Наталья Леонидовна ненавидела не меньше, чем своих учеников, потому что в холодную ветреную погоду ее некогда сломанное колено начинало болеть, что делало ее еще более недовольной и вспыльчивой, чем обычно.

— Экзамен вы не сдадите, — проговорила она, облизывая узкие губы и обводя класс взглядом маленьких, как бусинки, глаз, — с вашей стороны было фатальной ошибкой не уйти после восьмого класса в училище.

Наталья Леонидовна причмокнула, пожевала язык и решила перейти на личности и теперь выбирала себе жертву.

— Летом вы, конечно же, валяли дурака, — продолжила женщина, — я вижу по вашим глазам, какие вы глупые. Якушев, — Дима, привыкший к тому, что все дергают именно его, благодаря дурной славе, которую он сам себе создал, поспешно встал и вытянулся по струнке, — пойди к доске и найди мне производную вот в этом примере, — противно поскрипывая мелом, Наталья Леонидовна начертила уравнение, один вид которого поверг Диму в неописуемый ужас.

Парень остановился, с недоумением глядя на старую поблекшую доску.

— И не забудь про точки экстремума, — напутствовала его Наталья Леонидовна. Она уселась на стул, который издал жалобный хруст при соприкосновении с ее массивным телом.

— Решай, Якушев, — распорядилась женщина. В классе тихо зашептались, Оля наклонилась к Рите и, поведала ей что-то на ухо, а потом тихо хихикнула. Маргарита тоже заулыбалась. За «казнью» Димы она наблюдала с видом спокойного насмешливого равнодушия.

— Я не знаю, — пробубнил Дима и, почувствовав, что сейчас получит удар, решил напасть первым, — и знать не хочу! И не нужна мне ваша алгебра!

— Значит так? — Наталья Леонидовна снова причмокнула губами и глухо хохотнула, — ты, Якушев, считаешь, что ты можешь опаздывать на мои уроки и, что они тебе не нужны? Если так, то можешь больше не приходить. А мне было бы интересно побеседовать с твоим отцом.

— У меня нет отца, — как-то приглушенно одернул ее Дима. Наталья Леонидовна пропустила эти слова мимо ушей. Она встала, доковыляла до его места и схватила его сумку и кинула ему.

— Без родителей не появляйся.

Дима беззаботно пожал плечами, взял свои вещи и ушел, хлопнув дверью так сильно, что давно не ремонтированные окна жалобно зазвенели, а с потолка посыпалась штукатурка. Наталья Леонидовна кашлянула и невозмутимо заявила:

— А теперь давайте напишем самостоятельную. Эти задания войдут в экзаменационные билеты.

Без Димы Коля быстро заскучал и теперь сидел и зевал над пустым листком, на котором по идее должны были быть написаны решенные им примеры. С математикой Коля не дружил, как, впрочем, и с большинством школьных предметов и ходил в школу только для того, чтобы поболтать и пошалить с другом, ну и чтобы не оставаться наедине с неадекватной матерью-алкоголичкой, которая могла и руку на него поднять. Такого обращения Коля не любил и прекрасно понимал, что не чувствует к ней ничего кроме отвращения, поэтому без труда может дать сдачи, да еще и дать ее так, что ему придется ответить за это. Такая перспектива была не очень радужной.