Проощание с детством - Агония Иванова

В зале, кроме друзей, Сашу никто не ждал, но стоило ему спуститься на свое место, как на него набросились со всех сторон.

— Вот жаба то Леонидовна! — зашептала Сонька, вырвав из его рук аттестат и пролистнув на нужную страницу, — мне тоже все испортила, — пожаловалась она. Чуть поодаль были ее родители, упорно делавшие вид, что любят друг друга и вовсе не собираются разводиться. Соню тошнило от этой пантомимы, но выбирать не приходилось, поэтому она просто упорно не смотрела в их сторону.

— Четверка! У меня все-таки четверка по алгебре… — ликуя шептала вернувшаяся после Саши Дашка. Она по очереди обняла всех друзей и отправилась к семье — с ней вместе пришли и мама с папой, и Даша с Юрой.

— Леонова, — тем временем продолжала Евгения Олеговна и внимательно сверху-вниз посмотрела на подошедшую к ней Ларису. Она удивлялась наглости этой особы, так смело и открыто глядевшей ей в лицо. Вся школа уже теперь знала о романе Леоновой с мужчиной, годившимся ей в отцы. Поэтому женщине безумно хотелось сказать что-то обвиняющее, злое, грязное, но она понимала, что сейчас не самое подходящее время, да и теперь — это не ее дело.

— Ты ведь могла поднажать и получить золотую медаль, — надменно проговорила Евгения Олеговна, этими словами как бы намекая на то, что весь год Лариса занималась чем-то не тем и девушка ее прекрасно поняла. Она устало кивнула, заранее раскаиваясь за все свои возможные грехи, лишь бы только ее оставили в покое и отпустили к бабушке и Валентину. Анастасия Вячеславовна погладила Ларису по аккуратно причесанным и уложенным мягким, как у котенка, волосам и поправила сползшую с плеча девушки лямку маминого платья. Валентин осторожно приобнял девушку за плечи, все-таки не решившись на что-то большее в присутствии ее бывших учителей, и без того испепелявших его взглядами. Кто-то из них обвинял саму Ларису, сетуя на ее легкомысленность, кто-то — его. Глаза этих людей как бы говорили «Мерзавец! Гумберт. Как ты можешь морочить голову этой дурочке, сволочь!» Сволочь с протезами. О них, конечно, никто из этих людей не знал, не задумывался и не догадывался. Кому это вообще может прийти в голову? Мало ли — немного странная походка.

— Не расстраивайся из-за медали, — сказал он Ларисе. Девушка нежно улыбнулась в ответ:

— Я не расстраиваюсь, — нежно ответила она, — она не нужна мне. У меня есть куда большее…

Евгения Олеговна и Андрей Андреевич обменялись многозначительными взглядами. В руках директрисы оставался всего один аттестат, но человека, которому он принадлежал, не было среди присутствующих. В зале царила напряженная тишина. Что-то должно было произойти. Это ощущал каждый. Кто-то боялся, кто-то, напротив, ждал с замиранием сердца, как наступления нового года, совершения какого-то особенного таинства.

Ветер принес в открытое окно крики детей со двора и приятный аромат цветущего каштана, а вместе с ними и тополиный пух, весело закружившийся в воздухе.

— Польских, — с сомнением проговорила Евгения Олеговна.

С грохотом распахнулись двери актового зала. В проеме коридора появился темный силуэт. Человек, стоявший на пороге, сделал пару шагов вперед, и вот уже яркий солнечный свет с улицы высветил лицо Маргариты Польских. Она улыбалась.