Проощание с детством - Агония Иванова

— Какое домашнее задание? — захлопала глазами Марина.

С передней парты на нее посмотрела Рита и ее лицо было таким веселым, будто она только что услышала очень смешной анекдот. Ее остренький носик напоминал клюв, который пригодиться, чтобы клевать череп Марины, когда грузная Елена Львовна вытрясет из нее душу своими огромными, как у мужика, ручищами.

— Упражнения пятнадцатое и двадцатое из синего учебника, — подала голос отличница Маша, всегда во время вставлявшая свое веское слово. Одобрительная улыбка классной предназначалась ей, для Марины у нее осталось одно недовольство.

— Мать в школу вызову, — пригрозила она.

— У нее времени на ваше общество нет, — на автомате бросила Марина, — она работает.

— Вот и тебе пора отправиться на работу. Засиделась ты в школе, красавица, — проворчала Елена Львовна и неожиданно оставила ее в покое, вспомнив, что урок не резиновый, и она не может весь его посвящать Марине.

— Дневника у тебя, конечно же, нет? — спросила женщина, открывая журнал. Марина кивнула и отняла ручку у Якушева, чтобы нарисовать цветочек на полях тетради, в которой вперемешку были страницы физики, русского и географии. Дима не особенно расстроился тому, что теперь ему нечем писать и стал царапать булавкой поверхность парты, выводя там свое имя.

— Что с Ивановой и где Леонова, — Елена Львовна подняла глаза на класс, желая услышать ответ от одного единственного человека, который всегда слушал только ее.

— Лида болеет, — отчиталась Маша, — про Леонову не знаю, — после этих слов Даша и Соня переглянулись между собой.

— Дома у нее никто не берет, — поделилась Соня. Она выглядела встревоженной и в ее теплых светло-карих глазах читалось беспокойство за подругу. Даша же отвернулась к окну.

— Загуляла, — решила Елена Львовна, которой куда проще было подумать плохо, чем почувствовать беду и испугаться, — ладно. Остальные выродки на месте. Будем готовиться к экзамену, повторим деепричастия. Открывайте учебники, у кого они есть, — к ее величайшему разочарованию были они у немногих. — Марина, можешь сесть к Зиновьеву.

Девушка поморщилась, бросив взгляд на мальчика, сидевшего за первой партой другого ряда в полном одиночестве. Не за какие сокровища мира она бы не согласилась к нему приблизиться, потому что это грозило ей насмешками подруг. В глубине души она жалела этого человека и радовалась тому, что в душу к ней Рита заглянуть не может, как бы она не хотела.

С Пашей совершенно без смущения сел Саша и даже не подумал изображать то отвращение, которое как правило кривили все остальные, стоило им оказаться подле мальчика.

— А ты знаешь, где Леонова? — Рита обращалась к Кеше и достаточно громко, Марина и Оля могли хорошо слышать каждое слово.

Кеша напрягся и покачал головой, во взгляде его читались злость и недоумение.

— Как же! Вы же с ней друзья! — с наигранным удивлением воскликнула Рита, — тебя совсем не волнует, что с ней?

— Польских! — Елена Львовна постучала кулаком по столу, привлекая к себе внимание девушки и Маргарита покорно посмотрела в ее сторону, улыбаясь одними уголками красивых полных губ, — если тебе охота поговорить, выйди к доске и пиши словосочетания, потом объяснишь где здесь деепричастия и почему ты их так написала.

— Без проблем, — бросила Рита и вышла, уверенная в себе и собственных силах. Пока она была у доски, класс порядком заскучал. Марина рисовала цветочки в тетради, Оля писала записку Коле, но все время перечеркивала слова. Соня и Даша лениво беседовали о чем-то так тихо, что со стороны услышать, о чем они говорят было невозможно. Дима с Колей хихикали над чем-то со своей последней парты.

— Гляди ка… — сказал Коля Диме, — наш олигофренчик один остался, вот и нет его подружки…

К своему несчастью парень сказал это слишком громко и помимо его собеседника эти слова донеслись до Кеши.

Повисла тишина, которую нарушал только скрип мела по доске, а потом вдруг Кеша вскочил и оказался напротив Коли.

— Ты опять за свое взялся!? — прорычал парень, — я тебя предупреждал, чтобы ты их не трогал!?

— Барсуков! Ты что!? — закричала Елена Львовна, как чувствуя, что сейчас понадобиться их разнимать.

Коля сидел, как ни в чем не бывало, внимательно глядя на Кешу снизу вверх черными цыганскими глазами. На губах его играла улыбка. Отчего-то ему нравилось изводить друга, играя с этой больной для него темой. Одного Коля не мог понять, почему Кеша так печется об этих убогих, особенно о Лиде.

— Да чего ты завелся? — бросил он.

— С того, урод, что ты не имеешь никакого права говорить о них так! — Кеша схватил Колю за край футболки и вытащил из-за стола, но от удара тот увернулся, оказавшись проворнее и ударил сам.

— Что пристал!? — прошипел он, — защитник униженных и оскорбленных! Влюбился, да!?

Ответом ему послужил удар в челюсть, которая от его силы жалобно хрустнула. Коля хотел дать сдачи, но его схватил за плечи Дима и оттащил в сторону. Кешу держал Саша, хотя он так и рвался стукнуть Колю снова.

Марина, которая невольно оказалась на поле боя, теперь стояла за спиной у Саши и с нетерпением ждала продолжения разборки. Ей было немного обидно, что из-за нее никто никогда не дрался, а из-за каких-то больных детей здесь устроили такой дебош.

— Вы с ума сошли, оба!? — проорала Елена Львовна, расталкивая всех в стороны. — Барсуков! Тебе должно быть стыдно перед твоей тетей! Лучше бы она отдала тебя в приют, и ты бы там устраивал драки! — пристыженный Кеша опустил взгляд, его лицо исказила гримаса боли, потому что женщина напомнила ему о том, о чем он думать не любил, дальше она переключилась на Колю, — а ты, Михайлов!? Что скажет твоя мама?

— Ей плевать, — насмешливо сказал Коля, но голос его прозвучал глухо и хрипло. Он отвернулся в другую сторону.

— К директору, — приказала Елена Львовна, — перед Евгенией Олеговной будете объясняться, почему сорвали мне урок!

Андрей Андреевич мерил шагами просторный директорский кабинет, украшенный портретом Сталина, который висел здесь неизвестно зачем, разве что только Евгения Олеговна молилась ему и взывала к его духу, чтобы он научил ее управлять школой, как союзом. Кеша думал об этом и ему становилось как-то легче, хотя на душе было все равно скверно. Его голова была занята тремя девушками сразу и мысли были совсем не веселыми. Первой была Лариса. Кеша волновался о ней, гадал, что у нее случилось, потому что так просто прогуливать школу она бы не стала. Порой она приходила с температурой или насморком, с головной болью, да с чем угодно… Все-таки она была его другом и он чувствовал себя ответственным за нее, после слов Риты. Второй была Лида. Он не мог понять, почему вообще думает о ней, но ему делалось больно только при одном воспоминании о ее кристально чистых глазах, всегда таких испуганных, несчастных, как у загнанного зверька. А третьей была Лена, и его оглушало чувство стыда перед ней. За измену, за ложь, за мысли о других… За то, что он дрался не из-за нее и за то, что из-за нее ему драться почему-то совсем не хотелось.

— Ребята! Повезло вам, что Евгения Олеговна на собеседовании, — сказал в конце-концов Андрей Андреевич, — ну что вы такое устроили? Почему хоть?

— Он говорил гадости про мальчика с синдромом Дауна, который учится в нашем классе, — пожаловался Кеша и ему самому стало противно. Андрей Андреевич вздохнул.

— И про девочку, — добавил Коля сам, — надо было с этого начать.

— Значит вы дрались из-за девочки? — спросил Андрей Андреевич и почесал подбородок.

— Ну… да, — подтвердил Кеша.

— Из-за Риты Польских?

— Почему вы спрашиваете? — насторожился Коля. Их обоих как будто облили ледяной водой. Кеше стало тошно и противно от одного только упоминания Риты. Ему захотелось заползти в какую-нибудь темную нору и умереть там, лишь бы только нигде никогда не слышать это имя и не видеть ее смазливую физиономию.

— Мне так показалось, — спокойно пожал плечами Андрей Андреевич, — ладно. Вы уже взрослые и я не хочу лезть в ваши дела. Я надеюсь, что этого больше не повториться, и вы будете впредь благоразумны.

— Спасибо, — выдохнул Кеша, и они вместе вышли из кабинета директора в тесный коридорчик. Коля молчал и вид у него был хмурый.

— Почему я вечно из-за тебя влипаю в истории!? — злобно поинтересовался Кеша, решив, что Коля главная причина всех его бед и проблем. И даже в исчезновении Ларисы виноват он, и даже в том, что Кешина мама умерла. Во всем.

— Потому что ты бесишься, стоит мне только сказать слово о Ивановой! — ответил Коля недовольным голосом, — что с тобой? Какое тебе дело до этой дурочки?

Кеша нахмурился, хотел ответить что-то обидное, но вовремя удержал себя. Снова завязывать драку ему совсем не хотелось.