Заговор генералов - Владимир Понизовский

— Когда у вас очередное делегатское собрание «военки»?

— Сегодня вечером.

— Наверное, неплохо будет, если товарищ поделится своими впечатлениями и перед представителями частей?..

Когда члены Центрального Комитета перешли к обсуждению другого пункта повестки, Антон направился из комнаты.

— Встречаемся здесь в восемь вечера, — сказал Дзержинский. — Пойдем вместе.

— При ЦК вместо прежней «военки» создана новая, более представительная — Всероссийское бюро военных организаций, — пояснил Василий, сидевший над ворохом бумаг в соседней с помещением ЦК комнате. — Знаешь, конечно: пять дней назад Керенский запретил издание «Рабочего и солдата», опечатал типографию?

— Нет, не слышал! А я смотрю: нет нашей газеты в Москве!

— Не горюй: вчера мы уже наладили выпуск нового центрального органа партии. Можешь ознакомиться.

Протянул двойной газетный лист. По верху его крупными литерами стояло: «Пролетарий».

— Ну так вот: Дзержинский и Свердлов направляют работу «военки» как члены ЦК. Вчера, как только мы получили первые сведения о речи Корнилова, Центральный Комитет постановил войти в информационную связь с членами партии социалистов-революционеров и остатками Совдепа, чтобы в критический момент можно было скоординировать действия против диктатора. Такое информационное бюро ужо создано. В него также вошли Феликс Эдмундович и Яков Михайлович.

— Москвичи создали нечто подобное… Но договариваться с этими хамелеонами… — с сомнением проговорил Путко.

— Честные люди есть и среди них. К тому же контакты в бюро никого из участников ни к чему не обязывают: мы будем использовать обстановку в своих интересах.

Сразу же по возвращении из Москвы Керенский распорядился пригласить в Зимний дворец Савинкова. Пока его разыскивали, премьер инструктировал министра иностранных дел:

— Вам необходимо оповестить наших дипломатических представителей в Париже, Лондоне, Стокгольме и Вашингтоне о результатах и значении Государственного совещания. Из газетных отчетов у них и у наших союзников могут сложиться неправильные впечатления.

Терещенко достал тетрадь, карандаш, приготовился записывать.

— Вкратце изложите ход совещания, обрисуйте различные течения, однако отметьте, что центральным явился вопрос о мерах по поднятию боеспособности русской армии. Подчеркните, что, хотя совещание не принесло полного единения, результаты его можно считать благоприятными: было выявлено стремление всех слоев общества к национальному единству и государственности. Ни одного слова не раздалось против войны! Ни разу не было произнесено слово «Интернационал»! Это особенно нужно выпятить. Как и овации в адрес союзников, показавшие единодушное настроение в их отношении. Отметьте также: политика Совета рабочих и солдатских депутатов потерпела крушение, что было продемонстрировано их примирительным поведением в Большом театре и рукопожатием Бубликова и Церетели.

— Не покажется ли такая оценка совещания чересчур оптимистичной? оторвал карандаш от листа Терещенко. — Газеты давали полные отчеты, писали и о забастовке.

— Ну что ж… — Керенский откашлялся. — Можете признать, что хотя правительством и обнаружена известная слабость и итоги совещания нельзя расценивать как полную победу, однако отрицательные стороны скрашиваются великим делом общенационального единения, которое было начато в Москве.

— В дипломатических кругах больше всего разнотолков вызывает ваше отношение к верховному главнокомандующему.

Министр-председатель сглотнул слюну, поморщился как от кислого:

— Подчеркните: сведения, распространяемые некоторыми газетами о расхождениях между правительством и Корниловым, ложны. При нынешней военной обстановке правительство считает невозможным вносить изменения в командование в угоду каким бы то ни было политическим течениям.

— Ваши мысли изложу дословно. — Терещенко закрыл тетрадь. — Со своей стороны хочу обрадовать вас приятной вестью: час назад посол Соединенных Штатов мистер Френсис известил меня, что его правительство открыло дополнительный кредит России в размере ста миллионов долларов и президент Вудро Вильсон готов начать обсуждение условий миллиардного займа. Это сказываются итоги миссии сенатора Рута.

— Тотчас передайте послу мою горячую благодарность!

Выходя, Терещенко столкнулся в дверях с Савинковым.

— Прошу вас, Борис Викторович, — широким жестом пригласил хозяин кабинета. — Хочу попросить вас в спешном порядке разработать законопроект о военно-революционных судах для всей России.

— В подготовленном нами докладе были и другие параграфы.

— Принимаю и их.

Савинков с удивлением воззрился на премьера: Керенский неожиданно принял всю корниловскую программу. «Что бы это значило? Совещание в Москве изменило его взгляды? Решил отныне взять резко вправо? Или испугался, что умеренная программа уже не удовлетворит прежних его союзников?.. Раз так, надо попытаться…»

— Законопроект о судах будет подготовлен мной в самые ближайшие дни. Но обнародование его может вызвать взрыв похлеще третьеиюльского. Я знаю настроение Выборгской стороны и других заводских районов.

— Что же вы предлагаете? — теперь Керенский с недоумением смотрел на собеседника. — Отказаться?

— Ни в коем случае. Необходимо подкрепить закон демонстрацией силы.

— Каким образом?

— Сосредоточить под Петроградом казачий корпус, а саму столицу объявить на военном положении.

Министр-председатель задумался лишь на мгновение. Ответил:

— Я согласен.

— Следовательно, я могу от вашего имени отдать необходимые распоряжения? — уточнил управляющий военным министерством.

— Да. И поспешите с законопроектом. А затем прошу вас выехать в Ставку и навести порядки там: до меня доходят разные слухи. Серьезно беспокоит деятельность Главного комитета «Союза офицеров», обосновавшегося под боком у Корнилова. Это отъявленные монархисты.

— Будет исполнено.

Генерал Корнилов покинул здание Большого театра тотчас после того, как сошел с трибуны, а прибыв на вокзал, приказал немедленно дать сигнал к отправлению поезда.

В семь утра пятнадцатого августа главковерх был уже в Могилеве, в девять созвал в своем кабинете совещание, в котором приняли участие лишь особо доверенные лица: начальник штаба генерал Лукомский, генерал Крымов, ординарец Завойко, Аладьин, председатель Главкомитета «Союза офицеров» полковник Новосильцов и еще несколько человек. Оглядев собравшихся налитыми кровью глазами, он сказал:

— Я давал Керенскому время образумиться. Теперь я окончательно убедился, что он продался большевикам. Поэтому я принял бесповоротное решение…

В тот же день, еще до получения телеграммы Савинкова о том, что министр-председатель принял все пункты доклада главковерха и «просит» двинуть к столице конный корпус, Корнилов разослал предписания:

Кавказскую туземную дивизию, уже сосредоточившуюся в районе Великих Лук, направить далее, в окрестности станции Дно;

Первую Донскую казачью дивизию из Невеля передислоцировать в Псков; эти две, а также Уссурийскую дивизию вооружить ручными гранатами, применяемыми для уличных боев; штабу Севфронта ни в коем случае не включать эти три дивизии в планы боевых действий на фронте;

перебросить в район Пскова английский бронедивизион, переодев офицеров его в русскую форму;

в Пскове, Минске, Киеве и Одессе спешно завершить с помощью местных отделений «Союза георгиевских кавалеров» формирование четырех георгиевских полков;

Корниловский ударный полк в составе двух с половиной тысяч солдат-георгиевцев и двухсот офицеров передать из штаба Юго-Западного фронта в личное распоряжение главковерха;

повсеместно ускорить формирование «ударных батальонов», «батальонов смерти», «штурмовых батальонов»…

В Петроград, на имя министра-председателя, Корнилов телеграфировал: «Настойчиво заявляю о необходимости подчинения мне Петроградского округа в оперативном отношении с целью теперь же приступить к осуществлению мер, намеченных мною для обороны столицы. Настаиваю на сформировании отдельной Петроградской армии для защиты подступов к Петрограду как со стороны Финляндии, так и со стороны моря и Эстляндии».

Командующим именно этой Отдельной армией он уже назначил генерала Крымова, получившего из рук в руки приказ особой секретности и важности.

Вечером пятнадцатого августа Антон оказался среди солдат и младших офицеров — участников делегатского совещания «военки». Увидел выбеленные солнцем гимнастерки — и сразу пахнуло фронтом.