Заговор генералов - Владимир Понизовский

— Каковы ваши первые впечатления от России?

— О!.. Я ведь добирался через Владивосток. На третий день пути спрашиваю: «Уже подъезжаем?» — «Что вы — еще Сибирь!» На пятый день: «Что вы — еще Сибирь!» На седьмой: «Еще Сибирь!..» Даже Америка не знает таких просторов!

Они раскурили трубки.

— Я давно хотел встретиться с вами, мистер Савинков. Позвольте спросить: ваша работа была нервной?

— Ну, как и всякая другая работа, — с легким смехом ответил Савинков. — Да ведь и ваша не для слюнтяев.

Это он запустил пробный шар. Готовясь к встрече, Савинков, как в данную минуту и Моэм, решал для себя: играть в кошки-мышки или «бить по рукам»?.. Конечно, все карты он перед англосаксом на стол не выложит, шалишь! Напротив, он приказал Медведеву установить неотлучное наружное наблюдение за гостем, чтобы выявить все его связи. Пригодится на будущее. Начальник контрразведки уже подбирал пышный и пестрый букет. Так, в конце июня посланец американского Красного Креста положил на текущий счет «бабушки русской революции» Брешко-Брешковской два миллиона. Дар филантропа?.. Из того же кармана начали получать щедрые дары и давний «партийный товарищ» Брешко-Брешковской, маститый эсер Чайковский, и один из министров, и юный адъютант Керенского. Англичане — те победней и поприжимистей, но тоже заявляются кой к кому не с пустыми портмоне. Скупают распивочно и на вынос?.. Что ж, давайте. Давайте поболее! Чтобы осталось в России. Вы, англичане и американцы, работаете на свои державы?.. А я хочу, чтобы англичане и американцы, вкупе с французами, работали на меня!.. Только бы не осмелился сей коллега-писатель предложить и мне взятку… И, чтобы опередить возможно-невозможное и все разом поставить на свои места, Савинков фамильярно дотронулся пальцами до плеча Моэма и сказал:

— Надеюсь, мы станем друзьями. Но сейчас у меня очень много забот и очень мало времени. Так что давайте поговорим о деле.

Глава тринадцатая

15 августа

Вот и снова украинская хатка с резными наличниками на окнах, проглядывающих сквозь тонкие ветви вишен. Хоть и поздно, а вызрели под северным небом малороссийские ягоды! Вон, вон и вон темнеют брызгами крови в темно-зеленых листьях, кое-где уже прихваченных и желтизной.

Наденька просияла:

— С возвращеньем, Антон Владимирович! — Оглядела его. — Да вы что же не ели, не спали в Москве? Ой как уходило вас!

— Хуже, чем на фронте, — он шутливо провел по мягкому отрастающему ежику ее волос. Она вся подалась на эту невольную его ласку.

— А я…

Он отнял руку. Подумал: «Не надо, девочка…» Отступил:

— А ты и похорошела, и порозовела!

— Порозовеешь!.. Ваши в районной Думе как взяли меня в протирку, так едва успеваю оборачиваться: и сама читай, и других учи, а дядьки в школе во-от какие! Ни аза, ни буки, крестами расписываются, срам какой… Я вроде и учительницей стала. А еще бумажки ваши партийные по квартирам разноси, да чтоб сторожко — с конспирацией! — со вкусом выговорила она.

— Ого! Да ты ж профессиональной революционеркой становишься!

Девушка вздохнула. Смущенно улыбнулась:

— Там у нас в культурно-просветительном отделе почти одни бабы. Мужики куда-то рассовались, так всем женщины заворачивают. Век таких не видывала! Главной у нас Надежда Константиновна Крупская, жена вашего Ленина. А еще Людмила Ивановна Исупова, тоже в возрасте… Есть и такие же, как я: Софа Шульга с пожилыми работницами занятия ведет, Лиза Пылаева клуб на Металлическом устраивает… А теперь собирается у нас на Выборгской Союз социалистической молодежи, — она сделала ударение на «мо», — как секция молодого Интернационала! Так я тоже записалась…

Он поразился тому, как стремительно входят в сознание Наденьки новые понятия, как вся она отдалась новым интересам.

— Молодчага! Скоро и Сашку своего обгонишь!.. А где Сашка?

— Сейчас нагрею воды, а пока будет греться, на стол соберу. Изголодались, чай, в Москве? А Сашка и ихние вообще весь завод захватили и не дают империалистам вывозить! «Хоть пушками в нас палите!» — и весь сказ. Сашка на «Айвазе» и днюет и ночует. А мама письмо отписала из деревни. — В печи уже гудело, на столе в горнице было накрыто. — А вы-то как?.. Погостюете у нас?..

— Пойду по делам. Если быстро управлюсь, то вечером и на фронт.

— На фро-онт? — она опустилась на скамью.

— А как же? Я солдат. С фронта — и на фронт. Моя батарея там.

Она провела ладонью по глазам, размазала по щеке слезы. Сказала:

— Я с вами.

— Это невозможно.

— Тогда «невозможно», сейчас «невозможно»!..

— Да пойми ты, Наденька, война — это мужское дело. Скоро, судя по всему, там предстоит такая заваруха…

— И женщины ноне идут на фронт! Я сама видала!

— Женский «батальон смерти»? Ужасное зрелище… Знаешь, кем они там станут?..

Она затихла. Будто оцепенела.

— Сейчас помоюсь, перекушу — правда, голоден как волк! — и побегу: у меня еще столько дел в Питере! — бодро сказал он.

На Фурштадтской Антона ждала новая радостная встреча. Переступил порог, а навстречу мужчина: пышные усы, огненно-черные глаза.

— Серго!

— Владимиров?.. Ну, здравствуй! — обнял, отодвинул. — Ишь ты! Грудь в крестах! Как в армии очутился?

— Направлен по указанию Читинского комитета партии прямо с каторги. К сожалению, еще не успел перевоспитать всю армию, чтобы повернула она штыки против министров-капиталистов! — Отказался от шутливого тона: — А вы-то как эти годы, товарищ Серго?..

Они познакомились в памятном одиннадцатом в Баку. Серго приехал туда из Парижа уполномоченным по подготовке общепартийной конференции, а Путко чтобы проводить за кордон давнего своего друга Камо, который за несколько дней до того совершил невероятный по дерзости побег из тифлисской тюремной больницы. Камо уплыл в трюме парохода в Персию, Антон же стал одним из помощников Орджоникидзе.

— Как я?.. — задумчиво проговорил теперь Серго. — На конференции избрали меня в состав Русского бюро ЦК. Вернулся в Россию, кое-что успел сделать, да нарвался в Москве на Романа Малиновского. Он меня и выдал…

Роман Малиновский… В первые дни после Февральской революции, когда были вскрыты тайники царского департамента полиции, газеты опубликовали списки платных провокаторов охранки. В их числе оказался и он, «товарищ Роман» — делегат Пражской конференции, член ЦК, социал-демократический депутат четвертой Думы. В списке была фамилия и другого провокатора, эмигранта Якова Житомирского — того, который выдал Антона.

— Взяли меня в апреле двенадцатого, а дальше — как обычно: шесть лет, — закончил Серго.

— А что-нибудь о Камо слыхали? Где он, что с ним? В канун конференции Антон встретился в Париже со своим другом. Владимир Ильич и Надежда Константиновна настояли, чтобы Камо сделал операцию — у него был поврежден взрывом бомбы глаз.

— Тоже недолго высидел за границей, подлечился и вернулся — и снова совершил со своими боевиками нападение на транспорт казначейства. Да неудачно. Снова попал в Метехский замок, потом — в Орловский каторжный централ… На днях виделся с ним: выехал на Кавказ.

— Жаль, что мы разминулись!

— Собираюсь и я повидать родные места, женушке показать. Если встречу Камо, передам твои приветы…

— Женились, товарищ Серго? Поздравляю! Но предаваться воспоминаниям и говорить о личном было некогда. Подошел Василий, пожал руку:

— Сейчас состоится заседание узкого состава ЦК. Подготовься: доложишь о московских делах.

На заседании Путко подробно рассказал о самом важном из увиденного и услышанного.

— Московские партийцы очень хорошо поработали, — оценил Яков Михайлович Свердлов, тряхнув копной густых волос. — Организованная ими всеобщая стачка протеста сорвала намерение заговорщиков использовать сборище в Большом театре для провозглашения военного диктатора. Но переворот не отменен, а лишь отложен, и на Государственном совещании произошла коронация контрреволюции. Имя названо. И теперь мы должны быть особенно бдительны.

Дзержинский охватил, помял пальцами подбородок:

— Еще Маркс говорил, что революция идет вперед уже и тем, что создает сплоченную и крепкую контрреволюцию — иными словами, заставляет врага прибегать к крайним средствам и сама в борьбе с ним вырабатывает все более сильные средства наступления. Мы готовы.

— Когда у вас очередное делегатское собрание «военки»?

— Сегодня вечером.

— Наверное, неплохо будет, если товарищ поделится своими впечатлениями и перед представителями частей?..

Когда члены Центрального Комитета перешли к обсуждению другого пункта повестки, Антон направился из комнаты.

— Встречаемся здесь в восемь вечера, — сказал Дзержинский. — Пойдем вместе.