Дом неистовых клятв - Оливия Вильденштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я моргаю, вернув себя в «здесь и сейчас», Миним… Дайя не кивает, но разворачивается и как будто ждёт.
«Хватайся за неё, Behach Éan».
Я подплываю ближе и хватаюсь за её огромный рог. Когда она понимает, что я крепко за неё держусь, она взмахивает хвостом и устремляется на глубину. Когда мы проносимся сквозь косяки радужных рыбёшек, которые разлетаются в стороны, точно огни фейерверков, моя нервозность и тошнота отступают, и на их месте расцветает удивление.
Несмотря на то, что свет меркнет по мере того, как мы опускаемся всё ниже, морская жизнь становится ярче. И не только из-за других змеев, но также из-за кораллов, похожих на наши острова и окрашенных в такие же радужные цвета, что и дома Тарекуори и Тарелексо.
Боги, если бы я знала, что под голубой гладью скрываются такие чудеса, я бы провела свои последние десять летних сезонов, исследуя море. Я не знаю, как долго мы плывём, но мои пальцы немеют из-за того, как сильно я сжимаю рог своей матери. Я отпускаю одну руку и начинаю её разминать, после чего хватаюсь за рог и повторяю то же самое с другой рукой.
Дайя замедляется.
Как только все мои десять пальцев соединяются между собой, я произношу одними губами:
«Иди».
Она как будто нехотя взмахивает хвостом. И тут я понимаю, что каждый раз, когда я произносила эту команду ранее, я просила её оставить меня.
Я смотрю в её глаза и вкладываю ей в голову образ, в котором я прилепилась к её рогу, точно нить водорослей, и скольжу в сторону расщелины. Она фыркает, словно лошадь, выпустив вереницу крошечных пузырьков из ноздрей-щелочек, а затем разворачивается и начинает работать плавниками. Они тонкие и нежные, точно горгонии2, но при этом им удаётся начать перемещать нас вперёд.
«Долго ещё, Лор?»
«Мы почти на месте».
Я запрокидываю голову, ожидая увидеть днища гондол, пересекающих поверхность воды, но либо прошло слишком мало времени, либо шторм заставил фейри остаться дома, потому что, насколько я могу видеть и слышать, никакие лодки не рассекают воды Филиасерпенс.
Я снова перевожу внимание на морское дно.
«Ты сможешь понять, на какой глубине находится твой ворон?»
«Как только мы доберёмся до расщелины, да».
Мрачный тон голоса Лоркана заставляет мою кожу покрыться мурашками и притупляет мой восторг.
«Что с твоими запасами воздуха?»
«Всё отлично».
Когда вокруг нас снова повисает тишина, я не могу не задаться вопросом — как я узнаю о том, что моя магия перестала работать? Может быть, моя кожа просто затянется, или жабры сначала станут тоньше и лишь потом исчезнут?
«Я из рода Мириам», — утешаю я себя, — «а Мириам могущественная волшебница».
Я решаю, что сегодня не тот день, когда я узнаю, как долго могу дышать под водой.
Приняв такое решение, я расслабляюсь. Ну, насколько может расслабиться человек, который собирается исследовать самые отдалённые уголки нашего мира.
Чтобы не предаваться нервозности, я решаю поднять тему, которая была у меня на уме добрую половину вчерашнего дня.
«Расскажи мне о том, что вы обсуждали с Антони».
Ответ Лора поступает не сразу, словно он взвешивает все «за» и «против».
«Его роль в будущем Люса. Морской капитан жаждет власти».
Мои брови изгибаются.
«Он вот так просто сознался в этом?»
«Фэллон, мы с тобой пара. Я могу читать твои мысли. Антони знал, что ещё каких-нибудь несколько дней, и я сам найду его, чтобы обсудить с ним вопрос его устремлений. Он знал, что единственный для него выход это прийти ко мне, если он не хочет ходить и оглядываться до конца своих дней».
Сделав вздох, Лор добавляет:
«Я, может быть, и ненавижу этого мужчину за то, что он тебя домогался, но, птичка, надо признать, что для смертного он довольно остроумен и хитёр».
«С чем он к тебе пришёл?»
«Он предложил сделку».
«И ты её принял?»
«Да. Он предложил вернуться в туннели с Маттиа и взорвать их. Всю сеть».
Мои глаза округляются.
«И какую цену он попросил?»
«Он хочет официальное место в Круге».
«Значит, он получит ту власть, которую так жаждет…»
«Как только разрушит туннели до основания».
«Он ведь знает, что не может убить Данте?»
«Да».
Интересно, надолго ли хватит его энтузиазма?
«Маттиа и Габриэль уже взорвали туннели под Монтелюсом. Если Данте хочет добраться до Тарекуори, ему придётся выйти в джунглях и перейти мою гору».
Лор говорит как кот, который играет с мышью.
«Только, пожалуйста, будь осторожен. Как ты и сказал, Антони хитрый».
«Не волнуйся, Behach Éan».
Моё желание закатить глаза очень сильно. Как он это себе представляет? Его уже пырнули когда-то в спину.
«Это сделал друг. Антони мне не друг, и никогда им не притворялся».
Немного помолчав, он добавляет:
«Претенденты на мой трон, любовь моя, никогда не увидят мою спину; и они скорее познают вкус моих теней, чем увидят моё лицо».
Он всё ещё меня не убедил, и я сомневаюсь, что ему удастся это сделать. Не раньше, чем Котёл позволит мне снять заклятие. Эта мысль заставляет меня перевести внимание с одного врага на другого. Я вспоминаю о плане, который хочет провернуть мой дед, как только Лор сделается цельным, и отчаянно пытаюсь придумать другой. Тот, в котором моя пара не превращается в железо. Однако мои мысли прерывает вид, который открывается передо мной.
На фоне кромешной тьмы в глубокой впадине, среди переплетённых тел, покрытых яркой чешуей, сверкает белый мраморный образ матери Данте.
Мы на месте.
ГЛАВА 56
Моя мать подплывает к статуе, после чего останавливается. Мы начинаем погружаться в расщелину, но взмах её хвоста заставляет нас подняться и снова поравняться со статуей. Чудесное тёплое течение окутывает мои голые ноги и руки и согревает кожу, покрывшуюся мурашками.
К нам подплывает множество змеев, которые смотрят на нас огромными чёрными глазами, полными любопытства. Те, что постарше, подталкивают меня своими длинными носами, а молодые — молочно-белыми рогами. Всё это заставляет мою заботливую мать зашипеть. Я похлопываю её по длинной шее, покрытой белыми шрамами, и целую один из них.
Интересно, если она примет человеческое обличье, будут ли видны эти шрамы, оставленные нонной в тот день, когда я упала в канал? Я быстро отгоняю от себя эти мысли. Мне надо сосредоточиться на задаче, благодаря которой я зависла над печально известной
