Ноктюрны (сборник) - Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк

Наш город совсем был занесен снегом и походил на кладбище своими мертвыми пристанями, глухими улицами и домами без признаков жизни. Все приволжские города на зиму умирают, как мухи. Жизнь едва теплилась только под крышами домов, где шла какая-то усталая работа. Публика сообщалась в дрянном местном театре да в клубе, где играли больше в преферанс или в стуколку. Вообще зима самое печальное время в провинции, и я страшно скучал о столице, где теперь в полном разгаре катился зимний веселый сезон. Развернешь столичную газету и, по обрывкам отдельных известий, стараешься восстановить, как живут добрые люди на белом свете: приехала знаменитая певица, в Дворянском Собрании ряд концертов, балы, в театрах новые пьесы, дамы разоделись по новой моде. Да, там жизнь, а здесь прозябание, но нужно уметь довольствоваться тем, что у каждого под руками.

Дом покойного откупщика Быкова стоял на главной Московской улице. В нем теперь жили всего двое – наследница миллиона Агния Ефимовна со старою теткой. Половина комнат стояла пустая. Молва говорила, что богатство старика Быкова нажито нечистым путем. Он был, кажется, гробовщиком и, как говорили, нажил деньги, раскапывая могилы богатых покойников, а потом примазался к откупу. Но это все равно, – барышня Быкова была самою богатою невестой в городе, и от женихов не было отбоя. Я бывал нередко в быковском доме, где постоянно встречался с доктором Клейстом. Этот человек, кажется, поклялся не отступать от миллиона, и меня это бесило, хотя, конечно, я не подавал никакого вида, что замечаю что-нибудь. Агния Ефимовна, как мне начинало казаться, склонялась на сторону этого ловкого немчурки. Есть такие люди, – воплощенное ничтожество сами по себе, – которые умеют опутывать женщин с дьявольской ловкостью и берут самые лакомые куски там, где действительно умные люди остаются круглыми дураками. Доктор Клейст был именно таким человеком и плел свою паутину с настойчивостью и аккуратностью немца.

– Э, дело скверное… – говорил я самому себе. – Мой друг Клейст не любит, где плохо лежит, а эта Агния Ефимовна глупа на целых два миллиона.

Она, собственно говоря, мне не нравилась, как нравились другие женщины, несмотря на свои семнадцать лет и замечательный бюст, грезившийся моему дяде во сне. В этой девушке было что-то апатичное и скучное, какая-то преждевременная усталость. Правда, она умела улыбаться очень мило и так наивно смотрела всегда прямо в глаза; но, признаться, я больше люблю женщин, которые заставляют нас смотреть им в глаза и ловить каждое движение. Впрочем, быковский миллион мог придавить своей тяжестью кого угодно, и во всех богатых домах всегда чувствуется эта тяжесть денег. Еще одна маленькая особенность: у Агнии Ефимовны ее маленькие ручки всегда были холодны, как лед, даже когда она во время танцев вспыхивала ярким румянцем, как роза, а я не люблю женщин с холодными руками.

Доктор Клейст не терял дорогого времени и быстро шел к намеченной цели. Между прочим, он, преследуя везде Агнию Ефимовну, устроил один загородный пикник и подобрал веселую компанию.

«Ага! Так ты вот как! – сообразил я, получив приглашение на этот пикник. – Нам остается, следовательно, бить тебя твоим же оружием».

Я решился воспользоваться этим удовольствием по-своему, чтобы отбить доктору Клейсту охоту продолжать эту дурацкую игру в том же направлении.

Когда я приехал в день пикника к Быковым, там был новый гость, которого привел доктор.

– Мой старый друг, Илья Егорович Свищов, капитан, – рекомендовал доктор гостя тоном какого-то хозяина в доме.

– Очень приятно познакомиться… – пробормотал я, пожимая мясистую и волосатую руку капитана, и сначала не мог сообразить, что была за фантазия у доктора затащить этого хвата к Быковым.

А капитан был настоящий молодец, какие попадаются только среди моряков, – высокий, статный, с красивою черноволосой головой и веселыми темными глазами. Мне в этом молодце не нравилась бычачья красная шея и слишком большая развязность, какою щеголяют в провинции военные из дешевеньких полков. Но, во всяком случае, капитан Свищов был милый человек во всех отношениях и очень оживил нашу компанию своими морскими анекдотами. Он не спускал своих темных глаз с Агнии Ефимовны и предупреждал каждое ее движенье с завидною ловкостью, хотя я не мог смотреть без смеха, как он ходил по комнате своими вывороченными ногами, как ходят все моряки, точно они раз и навсегда замерзли на первой позиции, когда учились танцевать.

Когда мы садились в пошевни, чтобы ехать в какую-то дурацкую деревню, и когда капитан Свищов очень ловко очутился в обществе Агнии Ефимовны, предоставив на мою долю старую тетку Агнии Ефимовны и голубую исправничью дочь, я ударил себя по лбу, потому что только тогда понял хитрую политику моего друга, доктора Клейста. Этот милый человек устраивал в лице лупоглазого капитана громоотвод моему влиянию на Агнию Ефимовну. В самом деле, штука получалась самая простая: капитан чистосердечно будет ухаживать за Агнией Ефимовной, я буду ее ревновать, и мы кончим тем, что подеремся, а доктор Клейст в это время будет иметь совершенно достаточно свободного времени, чтобы жениться на Агнии Ефимовне. Одним словом, нам предоставлялась роль тех двух львов, которые, по рассказу барона Мюнхгаузена, дрались до того, что на песке африканской пустыни остались только два львиных хвоста: рассерженные животные съели друг друга.

– Нет, этого не будет, милый доктор Клейст, – сказал я самому себе, сидя в обществе тетки и голубой барышни, давно мечтавшей о женихе. – У меня есть один секрет.

Если бы кто со стороны посмотрел на нашу веселую компанию, катившую на пяти тройках по зимней дороге, тот никогда не угадал бы черных мыслей, которые мы везли с собой. Каюсь, мне ужасно хотелось перехитрить милого доктора, который теперь уехал в одних санях с Агнией Ефимовной и капитаном и весело махал мне издали своей бобровою шапкой, когда моя тетка вскрикивала в каждом ухабе и ухватывалась обеими костлявыми руками за мой рукав. Черт возьми, скверное положение! И я с удовольствием вышвырнул бы эту старушонку в снег.

– Не правда ли, как весело?.. – ехидно говорил доктор, когда мы приехали наконец в деревню.

– Да, недурно, доктор.

Во время пути я имел достаточно времени, чтобы обдумать план действий и сделать капитана Свищова совершенно безвредным. Пока доктор Клейст любезничал с дамами, я успел напоить капитана в лоск, так что бедняга только мычал, и обратно его положили в сани несчастной тетки, которая, сказать кстати, чуть не замерзла дорогой и потом прохворала недели две.

Освободившись от капитана, я обратно ехал в одних санях с Агнией Ефимовной. Мы были с глазу на