Ангел Экстерминатус - Грэм Макнилл

Учитывая подавляющее преимущество атакующих в живой силе, для Пертурабо было очевидно, что эта битва будет проиграна, но что можно было сделать ещё, кроме как продолжать сражаться?

Его генетический отец всегда говорил, что даже плохой план всё же лучше чем никакого, и в голове Пертурабо как раз начал формироваться один, после того как он вновь отбросил эльдарских автоматонов. Существа, рожденные в башнях, были неумолимы, но их боевые качества не шли ни в какое сравнение с Железными Воинами. Омываемый заревом от колонны света, Пертурабо видел, что они были бездушными поделками, которым дали возможность двигаться, но только в одном направлении — атаковать. Они сражались без всякой тактики или плана.

Их единственной задачей было уничтожение чужаков, неважно какие при этом потери они понесут сами. Их можно было сдержать на время, но если оперировать числами, то максимум они смогут выиграть один день. Даже Пертурабо не мог сражаться так долго и выжить, но он понял, что кое-что еще можно предпринять, чтобы предотвратить разгром.

Он отступил назад и вместе с Железным Кругом вышел из боевых порядков, направляясь к краю глубинной шахты в сердце хранилища. Дети Императора, охранявшие рампу, при его приближении подняли свое оружие, но Пертурабо лишь покачал головой.

— Убить их всех. — сказал он.

Воины-роботы из Железного Круга открыли шквальный огонь, тяжелые орудия и плазмоганы смели с пути всех, кроме одного легионера из Детей Императора. Изломанные тела были подхвачены фонтаном света, словно стремниной горной реки. Пертурабо проследил, как тела мигнули последний раз в этой вселенной перед погружением в темную бездну над головой. Пертурабо пристрелил последнего воина точным выстрелом из смонтированного в перчатке оружия. Он не испытал никакого сожаления от убийства легионера. Он сделал свой выбор, решив противостоять Пертурабо, а это означало смертный приговор, неважно к какому Легиону он принадлежал. Он шагнул к краю шахты, чувствуя практически необоримую силу изумрудного светового потока бьющего сквозь воздух в сингулярность наверху. Уцелевшие последователи Фулгрима пялились на него с нескрываемой неприязнью, необходимость носить маски браства отпала теперь, после того как их хозяин приводил в исполнение финальную часть своего плана.

Рампа, уходя вниз по спирали, исчезала из виду, и Пертурабо почти допускал мысль, что она ведет к сердцу планеты. Хотя эта мысль только пришла к нему, он понимал, что, скорее всего, так и есть. И это было именно то место, куда ему было необходимо попасть. К сердцу искусственно созданной планеты, где с незапамятных времен хранился предмет вожделения Фулгрима.

Пертурабо заметил, что Барбан Фальк идет к нему, и уже знал, что тот хочет сказать, прежде чем слова прозвучали по воксу.

— Побереги дыхание, сын мой. — сказал он. — Ты не можешь последовать за мной.

Пертурабо вступил в свет, ощущая, как яростная сила потока потащила его за броню, словно пыталась оторвать от земли. Это была не физическая сила, а непреклонная воля живых, создавших этот поток, теперь он понял, что это была не природная энергия и не сгенерированная какими-то устройствами, но выделенная сущность всех тех, кто когда-либо умер здесь.

И был всё ещё заточен в камни душ.

Это был не покинутый мир, а хранилище не-мёртвых. Заточенные души, чьи тела давно стали прахом, но сущности их были навеки помещены в нематериальность.

Он с трудом мог вообразить себе более жестокую судьбу, чем вечное заточение в пустоте.

Пертурабо начал свой путь к сердцу мира.

Орудия Стор Безашх отслеживали узкую полоску зеленоватых молний, хотя шторм явно собирался бушевать где-то в грохочущих небесах. Торамино наблюдал, как командиры расчетов и обслуга скидывают транспортировочные накидки с пусковых установок, работая с почти машинной эффективностью, чтобы подготовить орудия к бою.

Форрикс сбивчиво запросил по воксу заградительный огонь для отхода, дышал он тяжело, видимо дела были плохи, он требовал безопасный коридор между укреп пунктом перед гробницей и крепостью в стенах цитадели. Прикрытие между двумя крепостями надлежало обеспечить в момент общего отхода в зону высадки. Торамино ответил, что на вокс-линии сильные статические помехи, с наложением бесконечного погребального плача ветра, таким образом, слова триарха могли быть интерпретированы не совсем верно.

Трагическая ошибка связи, но хорошо знакомая любому воину на поле боя.

Он пробежал глазами по топографической модели цитадели, её блоки зданий были обозначены белым, позиция укреп пункта Железных Воинов — голубым. Точки артиллерийских ударов были нанесены красным с расходящимися от них оранжевыми, затем желтыми и в конце зелеными кругами.

Красные и голубые отметки перекрывали друг друга на позициях занимаемых Форриксом и Камнерожденным. Торамино не имел ничего личного против Солтарн Фулл Бронна, и его потеря лишит Легион ценной проницательности, но это была та цена, которую Торамино готов был заплатить. С такой детальной информацией орудийным расчетам Стор Безашх не требовались ни пристрелочные выстрелы, ни корректировщики огня. Торамино стоял на краю укреплений, глядя на дымящиеся контуры цитадели. Переливающаяся зеленая дымка, которую он ранее видел на горизонте, добралась до них, обтекая зону высадки по контуру, не касаясь укреплений. Густые облака вихревых форм и размытых фигур яростно катились к укреплениям вокруг цитадели, внутри которой столбы дыма и беспорядочные вспышки огня отмечали свирепость идущей битвы. Последняя иконка подтверждения готовности вспыхнула зеленым на инфо-планшете, и Торамино обернулся к задранным ввысь бесчисленным стволам орудий. Это были его пушки и его воины. Стор Безашх подчинялся ему и только ему. Вскоре они станут почетной гвардией триарха, и с этой доминирующей над всем прочим мыслью, он щелкнул мигающую красную иконку на экране.

— Огонь на поражение, — сказал он.

Глава 23

ГОЛОСА МЁРТВЫХ

СЛАВА ПАВШИМ

ЖНЕЦ

Свет облепил Пертурабо, и он ощутил миллионы душ, запутавшихся в световых волнах и спектре. В конечном счете, Фулгрим не солгал хотя бы в одном — в этом месте сгинула цивилизация, так что это были частицы жизней, погибших при катастрофическом падении с вершин процветания. Он не знал, да, в общем-то, и не хотел знать, что конкретно случилось с эльдарами. Их судьба была решена в ранних эпохах и не заботила его нисколько.

То, что они отказывались вымирать окончательно, было достаточно для него.

Мертвецы Идрис всё ещё были тут, и их души — хотя ему не нравились некоторые значения этого слова — были вплетены в структуру света, бурным потоком несшегося от чего бы то ни было, лежащего на дне шахты. Ужас их смертей тоже был здесь, и Пертурабо чувствовал их отчаянное стремление выплеснуть свои эмоции на него. Он сопротивлялся, потому, как у него были более важные дела, но чем дальше он спускался по закручивающейся рампе, тем настойчивее становились призраки. Эхо каждого его шага разносилось намного дальше и звучало намного дольше, чем должно было бы, с другой стороны он путешествовал по местности, которая вряд ли могла быть рассмотрена как обычная.

Даже поверхностного взгляда хватило Пертурабо, чтобы понять, что он идет дорогой не предназначенной для обычных людей, такой, где каждый пройденный вниз шаг ни имел никакого отношения к дистанциям в мире над ним. Сверкающие бриллианты усеивали путь, они разбегались от его гулкой поступи, словно крошечные хрустальные паучки. Стена рядом с ним была абсолютно гладкой, она словно вытекала из поверхности, на которой он стоял, при этом Пертурабо всё же видел призрачные фигуры, плавающие в этой субстанции. Они приблизились к нему, но сущности их были заточены в кристаллической тюрьме и не могли вырваться.

Звуки битвы наверху исчезли, поглощенные рокотом несущегося света и шепотом миллиардов душ, требовавших, чтобы их выслушали. И хотя он закрыл собственные мысли от их касаний, полностью заглушить голоса он не мог. Его разум был создан на базе гено-структуры Императора, его восприятие и чувствительность намного превосходили параметры обычных людей.

Мертвецы Идрис чувствовали это, и кричали ему со всей доступной им силой.

Пойманные в ловушку в самом сердце Ока Ужаса, в окружении таких же приговоренных душ, они не могли упустить шанс побеседовать с разумом, способным их услышать. Мёртвые целого мира выкрикивали ему свои истории жизни, сплошная волна непостижимого воя. В смерти, как это бывает обычно и в жизни, некоторые голоса были громче других, и Пертурабо прочувствовал кусочки их жизней.

Они рассказывали о своей любви, мечтах и надеждах. О своих потерях, унылом одиночестве, погасших надеждах на то, что их родичи когда-либо вернуться за ними, и страхах перед тем, что сдавливало границы их постоянно сокращающегося приговоренного мира.