Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл - Михаил Казовский

У Владимира от счастья засверкали глаза. Он расцеловал дорогой родительнице руки.

Дядя тоже на другой день похвалил племянника. А потом предложил:

- Коль отец запретил тебе «Слово» петь, ты его запиши.

- Как это? Зачем? - удивился юноша.

- Чтоб не затерялось. И навек не исчезло. Грех выбрасывать такой самоцвет!

- Нет, опасно. Вдруг дойдёт до тятеньки? Огорчать его не желаю. Ссориться - тем паче.

- Даже если дойдёт, как он догадается, что ты сам записывал? Кто-нибудь другой, кто сидел за столом. Слушал - записал.

- Дядечка, страшуся.

- Ничего не бойся. А запишешь - оставь у меня. Схороню в ларце, сохраню как зеницу ока. И никто посторонний про сё знать не будет. Ты обдумай.

- Хорошо, обдумаю.

Две недели спустя молодой человек сунул родичу скрученный в трубочку пергамент. Евфросиньин брат покивал ему с удовольствием, вновь заверил: «У меня - как за каменной стеною!» А затем в течение месяца дважды переписал стихотворный текст - для себя и для Фроси. Между прочим, кое-что подправив, кое-что убрав… И замкнул на ключ оба списка у себя в сундуке.

Плавно бы и дальше текла жизнь Владимира-старшего у Владимира-младшего в Путивле, если бы гонец не привёз из Галича весточку от отца. Ярослав заверял беспутного сына, что его прощает, даже на сожительство с поповой женой смотрит не сердясь, так как нет больше Болеславы, и зовёт вернуться, обещая отдать не бразды правления княжеством, но бразды Перемышля.

Рассмеявшись радостно, Яков проговорил:

- Постарел, однако. Чувствует, что силы его уходят. И решил смириться.

Рассказал о грамоте Поликсении. Та воскликнула:

- Да неужто едем?

- А то! Перемышль пожирнее Путивля будет. Перестану сидеть за хребтом племянника. Да и Галицкая земля всё же мне милее Северской.

- А когда в дорогу?

- Съезжу навещу Фросю напоследок. Может, не увидимся больше, а она столько для меня сделала. Да к началу жовтеня двинемся ужо.

В качестве одного из подарков сестре он повёз список «Слова о полку Игореве».

6

Вдовствующая венгерская королева-мать Евфросинья Мстиславна выполнила задуманное - побывала в Польше, Германии и Франции, уговаривала тамошних правителей защитить Гроб Господень. К сожалению, дальше разговоров дело не пошло. Обозлившись, русская княгиня села на корабль во французском Тулоне и отправилась на Землю Обетованную. В Иерусалиме женщина постриглась в монахини и вступила в орден иоаннитов (госпитальеров) - он базировался в госпитале (доме для паломников) святого Иоанна. Вместе с братьями и сёстрами во Христе помогала укреплять стены города, чтобы отразить возможное нашествие мусульман.

Но случилось самое печальное: Саладин пошёл в наступление и при Тивериадском озере разгромил основные силы короля крестоносцев Амальрика, захватил Яффу, Бейрут, Аскалон, а 2 октября 1187 года взял Иерусалим. Евфросинья покинула крепость одной из последних, вместе с иоаннитами и остатками армии. Многие монахи погрузились в суда и отплыли в Европу. Цель была одна: всколыхнуть народы на обещанную правителями кампанию.

Евфросинья вновь попала в Рим, к Папе Урбану III. Тот из-за болезни не вставал с постели - принял гостью в своей опочивальне. Выразив ей поддержку, день спустя отправился к праотцам. Ждали выборов нового Папы. Им оказался тоже очень почтенный старец Григорий VIII, протянувший на священном престоле не более месяца. Наконец избрали более молодого - Климента III. Он незамедлительно принял Евфросинью и со всей горячностью взялся за устроение нового похода. Результатом его усилий стало формирование флота крестоносцев.

Постепенно зашевелились и короли Англии и Франции. Император Фридрих Барбаросса был уже в почтенных летах (приближался к шестидесяти пяти) и никак не мог примириться со своим заклятым врагом - архиепископом Филиппом Кёльнским. Но собравшийся 1 декабря 1187 года в Страсбурге рейхстаг обязал пожилого монарха прекратить распри и объединить светские и духовные силы для борьбы с мусульманами.

27 марта 1188 года на собрании представителей Священной Римской империи Фридрих и Филипп торжественно примирились. Там же было решено: выступить крестовым походом в день Святого Георгия - 23 апреля 1189 года. Выбрали путь первых крестоносцев - через Венгрию и Константинополь. Снарядили послов к Беле III и Исааку I Ангелу, чтобы те разрешили войскам проследовать по их странам. Заодно направили полномочных представителей к двум исламским султанам - турку Килыч-Арслану (для возможного союза против Саладина), да и к самому Саладину - с ультиматумом: если не отдаст Иерусалим, вся Европа двинется против него.

В разговорах с устроителями похода Евфросинья Мстиславна много раз говорила об Осмомысле. Но, в отличие от Урбана III, западные владыки связываться с русскими не хотели, выгоды особой не видели. Неожиданно Фридриху Барбароссе доложили: прибыл русский князь, именующий себя Яковом Галицким, просит помощи в войне против венгров, а взамен обещает выделить серебро и золото на борьбу за Гроб Господень. Император согласился его принять…

Как Владимира-Якова занесло в Германию? Почему он сражался с венграми? Чем закончился Третий крестовый поход? Скоро мы узнаем…

7

Блудный сын Владимир возвратился в Галич накануне зимы 1186 года. Проводить дядю и увидеться с дедом Осмомыслом вызвался Святослав Игоревич - средний Фросин отпрыск, и родители отпустили его с лёгким сердцем. По дороге заехали в Овруч и Белгород: в первом проживала невеста Святослава, и они окончательно назначили свадьбу на весну будущего года. А зато в Белгороде Яков предложил сосватать тамошнему князю дочку Всеволода Юрьевича Долгорукого, и согласие было с радостью получено.

Добрались до Галича поздней осенью. Ярослав на крыльцо не вышел, опасаясь простудиться на холодном ноябрьском ветру (он в последнее время сильно сдал и порой неделями проводил в постели), но приезжих встретил в гриднице, обнял сына и внуков, а особенно тепло поприветствовал Святослава, похвалив его молодецкий вид; а насчёт заикания сказал: «Не беда, люди и слепыми живут, и глухими. Это тебя не портит». Обещал ему зимнюю охоту в Тысменице, на которую поедет княжич Олег.

Сам Олег и Владимир встретились неплохо: без особой душевности, но и без враждебности. Пожелали друг другу здравия.

Накануне отъезда старшего сына в Перемышль Осмомысл снова с ним говорил. У отца заметно дрожала правая рука со шлифованным изумрудом, и вообще он выглядел бледнее прежнего раза. Говорил негромко, словно бы берег уходящие силы. Посмотрел на Якова элегически:

- Побывал на могилке-то Ольги Юрьевны?

- Как же, обязательно, - покивал наследник. - Поклонился от нас двоих.

- Ладно, не свисти - от двоих! - усмехнулся родитель. - Чай, меня в ту пору обзывал низкими словами. Али нет?

Тот не стал лукавить:

- Поначалу было. Но потом быльём поросло.

- И на том спасибо. Фрося как, не тужит?

- Нет, живёт душевно. Волновалась зело, ожидаючи супруга и сына, а теперь цветёт. Детки ея прелестные - все как на подбор. А единственная дочурка, Ольгушка, чем-то напоминает бабушку, да, пожалуй, потоньше и попригожей. - Вытащив из рукава скрученную в трубочку грамоту, он продолжил: - Но особо башковит ея старшенький, тёзка мой, Володимер. Песни сочиняет - прямо как Боян. Вот привёз тебе в дар одно его «Слово», им самим записанное, мною переписанное не единожды. Тут и про тебя, батюшка, мой свет, строки есть.

Ярослав оживился:

- Сделай милость, зачти.

- Целиком или только место?

- Нет, сначала. Любопытно вельми. Раскатав пергамент, сын заметил:

- Я-то петь не мастак. У племянника вышло бы красивей. Ну да делать нечего - как-нибудь осилю… - И, стараясь сохранить интонацию, принялся озвучивать рукопись.

Осмомысл обратился в слух. Иногда просил снова повторить какой-то кусок. А когда дошло до него самого, весело ввернул:

- Ну, горазд выдумывать! Будто я какой великан. «Горы подпираю и султанам грожу»! Но - приятно, не скрою.

А в конце расплылся:

- Да-а, вот это сказание! Золото, смарагд в словесах! Надобно послать к внуку, поблагодарить.

- Ой, не делай этого, отче! - спохватился Владимир. - Можно оказать племяшу медвежью услугу.

- Почему такое?

Сын поведал о решении Игоря - позабыть про «Слово», вытравить из памяти.

- Вот ещё чурбан! - рассердился князь. - Думает, оно очернит его имя. А того не уразумеет, что, вполне вероятно, люди о нём самом будут вспоминать только благодаря «Слову»! Я б ему сказал, если б увидал… Впрочем, хорошо. Внука обижать мне негоже. Передам через Святославку - так, изустно. А тебе велю: дай ещё размножить. Посажу писцов, пусть готовят списки. Разошлю на Волынь, в Новгород Великий, Белгород и Киев.