Гаврила Державин: Падал я, вставал в мой век... - Арсений Замостьянов

Он доложил Державину, что крестьяне Бутырей, Кармачей, Сокуров ленивы и казанские имения почти не приносят дохода. Крестьяне ссылаются на неурожаи, но это ложь! Они скрывают урожаи! Перфильев предлагал и для острастки, и для экономической пользы переселить половину крестьян под Оренбург. Державин нисколько не прогневался на «казанцев», не стал увеличивать их повинности и разрешил Перфильеву переселить лишь несколько самых бедных семей.

Обыкновенная история: пока герой был молод и беден, его персона не интересовала художников. Нам почти неизвестен молодой облик Державина (как и — Потёмкина, Суворова). На одном из портретов мы видим сравнительно молодого человека — и это изображение резко отличается от канонических работ Боровиковского. Эту картину художник Иван Смирновский создал в 1780-е годы. Перед нами сорокалетний поэт — полный сил, вдохновенный, открытый. В его лице можно прочесть даже ребячливую наивность — хотя Державин в то время был тёртым калачом и уже успел написать, например, такие стихи:

Утешь поклоном горделивца,Уйми пощёчиной сварливца,Засаль подмазкой скрып ворот,Заткни собаке хлебом рот, —Я бьюся об заклад,Что все четыре замолчат.

Это «Правило жить» Державин сформулировал ещё до 1777 года. Неискушённый, восторженный, моложавый человек до такого бы не додумался.

Эффектный портрет Державина создал знаменитый Сальваторе Тончи. Пожилой господин с умным, цепким взглядом вольготно развалился перед нами в барской шубе. Гравюра с этого портрета украсила «Анакреонтические песни» — книгу, которой Державин гордился. У Тончи и впрямь получился анакреонтический дедушка: «седина в голову — бес в ребро». В подтексте — усталость от суетливой политики, от славы… Жихарев, будучи у Державина, пока поэт дремал, принялся рассматривать этот портрет. «Какая идея, как написан и какое до сих пор сходство!» «Портрет Тончи походил на оригинал как две капли воды», — вторит ему С. Т. Аксаков. Сам Тончи добавил к портрету изречение — подражание латинской мудрости: «Дельфийская душа и вера представлены справедливостью скалы, золотисто-красным рассветом и белым снегом».

Иван Дмитриев, увидев на картине Державина в пышной шубе, в раскрепощённой позе, сострил: «Тебя, верно, писали на станции». А Гаврила Романович в глубине души гордился столь непривычным, эксцентричным изображением, хотя и отдавал должное парадным портретам, на которых его изображали при всех регалиях. К своим орденам и чинам старик относился с почтением: чай, не по счастливому случаю, не по фаворитству получены! За каждым — искренние порывы, нервы и польза государству.

Он любил русскую зиму, а южных зим не знал вовсе. Предшественники Державина почти не писали о зиме. Все классицисты преклонялись перед Античностью, а греческие зимы — это вам не «с белыми Борей власами». Державинская зима торжествует бурно, весело:

В убранстве козырбацком,Со ямщиком-нахалом,На иноходце хватском,Под белым покрывалом —Бореева кума,Катит в санях Зима.

Это из того самого «Желания зимы», которое посвятил Державин бесприютному бродяге Захарьину. Не от морозов ли русская бодрость, позволяющая побеждать врагов на поле брани?

Разве можно представить себе без зимнего убранства «Евгения Онегина»?

Опрятней модного паркетаБлистает речка, льдом одета.Мальчишек радостный народКоньками звучно режет лёд —

это сказано с державинской непосредственностью.

Нет, зима у Державина далеко не всегда весела и благодатна. Всё-таки это суровое время года, когда умирают цветы и хлеба, когда крестьяне едва не голодают. Но как опрятны заснеженные улицы, как тепло у огня в скромном дворце отставного министра:

И под арфой тихогласной,Наливая алый сок,Воспоём наш хлад прекрасный:Дай зиме здоровье Бог!

Державин обратился к «бессмертному Тончию» с прихотливым стихотворным посланием, в котором, как в лучших его стихах, мы найдём несколько откровенных признаний.

«Придворным стихотворцем Державин никогда не был и не мог быть», — категорически уверяет Я. К. Грот. Это утверждение можно оспорить, но лучше уточнить. Да, Державин не желал становиться удобным для сильных мира сего одописцем. Он энергично и смело боролся за власть, за влияние. Но, безусловно, после «Фелицы», а тем более — после оды «На взятие Измаила» Державин приблизился к императрице и регулярно преподносил ей свои сочинения. Не раз он исполнял «заказы» Екатерины, Зубова, Потёмкина — и воспевал в стихах актуальные политические свершения и события из жизни царской семьи. В этом смысле Державин был придворным поэтом. Но он держался как влиятельный политик, а не «карманный поэт» — и общество воспринимало его как относительно независимую инстанцию. Как своенравного барина!

ПРЕЗИДЕНТ КОММЕРЦ-КОЛЛЕГИИ

1 января 1794 года Державина назначили президентом Коммерц-коллегии. Он в это кресло не рвался, видел себя преемником Вяземского, генерал-прокурором.

Как и его друг-приятель Львов, Державин и впрямь был не чужд коммерции. Презренный металл в его карманах не задерживался, но добывать золото он умел, как ловкий и предприимчивый старатель. В почтении к сибирским сокровищам Державин был последователем Ломоносова. Хотя северные и восточные окраины России Гаврила Романович знал, по большей части, понаслышке. Только к Званке привык под старость лет — но это не Сибирь и не суровый север, а славянский край, давным-давно обжитый русскими.

Екатерина в те времена пустых и случайных назначений не допускала. Исключение из этого правила составляли только фавориты, к которым Державин отношения не имел. Попытаемся разгадать умысел императрицы — чего она ожидала от Державина во главе Коммерц-коллегии. Сам Державин назвал Коммерц-коллегию «постом, для многих завидным и, кто хотел, зажиточным». То есть достаточно было пожелать — и обогащения не минуешь. Как правило, чиновники воруют по одной причине: у них есть возможность воровать. Державина финансовые искушения не одолевали.

Войны и амбициозные проекты — геополитические, просветительские — истощали казну. Могущество и международное влияние России росло, бюджет вроде бы тоже рос, но и опасных прорех в нём насчитывалось немало. Державин не мог не знать об этом — и амбиции его разгорались. С новых высот он намеревался спасать Отечество от повального мошенничества, от глупой расточительности. На любом посту Державин мгновенно наживал врагов. Новыми опасными противниками президента Коммерц-коллегии стали генерал-прокурор Самойлов, управляющий казённой палатой Алексеев и директор таможни Даев.