Дорогие коллеги. Как любимая работа портит нам жизнь - Сара Джаффе

нет начальников, а есть только дедлайны, которые мы сами себе поставили. Мы привыкли думать, что делаем все исключительно по собственной воле». После того как у нее начались проблемы со здоровьем из-за переутомления, она решила подсчитать все свои постоянные рабочие обязанности: «В осеннем семестре я вела два аспирантских курса. На моем факультете три программы, я руковожу одной из них. На этой программе преподают десять профессоров и учатся примерно пятьдесят студентов магистратуры и аспирантуры. Я вхожу в состав двух комитетов, один – на уровне факультета, второй – на уровне колледжа. Я написала шесть внутренних рецензий для нескольких ведущих в моей области научных журналов. В одном из них я работаю заместителем редактора. Я руководила написанием четырех докторских и двух магистерских диссертаций. Кроме того, участвовала в работе пятнадцати комиссий по делам аспирантов: я должна писать отзывы на работы и рекомендательные письма. Прошлой осенью я написала около сорока таких писем. Добавьте к этому нескончаемый поток мейлов, на которые нужно отвечать каждый день». Согласно описанию должности, 60 % своего рабочего времени эта преподавательница должна тратить на исследования, но откуда ей взять дополнительные часы в сутках? Небелые преподаватели, в особенности женщины, выполняют еще больше «невидимой работы», занимаясь «улучшением» университетской среды: от работы в составе комиссий по разнообразию до проведения дополнительных консультаций для небелых студентов. Такая невидимая работа отнимает у них время, мешая продвинуться по карьерной лестнице. Ко всему прочему в цифровую эру преподаватели также должны активно вести профили в социальных сетях. Макмиллан Коттом отмечает, что, как и в случае со всей остальной дополнительной работой, это бремя тяжелее всего ложится на чернокожих преподавательниц[544].

Внештатные преподаватели, занимающиеся профсоюзной деятельностью, часто отмечают, что они лучше образованы, чем представители «других» низкооплачиваемых профессий. Получается, что в их случае низкая зарплата – это нормально, но преподаватели, преодолевшие столько препятствий на пути к академической карьере, имеют право обладать всеми атрибутами среднего класса, к которым они так стремятся. Такой аргумент может показаться довольно коварным, но, как отмечает теоретик Ясмин Наир, тоже имеющая опыт преподавания без постоянного контракта, «мы можем воспользоваться этой возможностью, чтобы пересмотреть наши представления об академическом успехе и выработать новую систему представлений, которая позволяла бы каждому из нас заниматься тем, что ему нравится, не замыкаясь в рамках мифической борьбы за расширение прав и возможностей своего класса». Наир называет это «классовым шоком». Можно сказать, что такой шок – это симптом разложения профессионально-менеджериального класса, члены которого страдают от нисходящей мобильности или как минимум сталкиваются с трудностями при попытке повысить свой социальный статус. Представители этой группы, с таким трудом добившиеся места в среднем классе, начинают всячески препятствовать восходящей мобильности тех, кто находится ниже на социальной лестнице: преподаватели с постоянным контрактом игнорируют проблемы коллег-внештатников, аспиранты срывают забастовки, а сами внештатные преподаватели презрительно отзываются о работниках «других» профессий[545].

Как отмечает Кэтрин Уилсон, пандемия коронавируса ввергла университеты в хаос. Грядущие сокращения бюджетов, которые затронут в первую очередь государственные вузы, обострили внутриуниверситетскую конкуренцию. Как это обычно бывает, по некоторым преподавателям и факультетам кризис ударил сильнее, чем по другим. Аспиранты опасались, что им срежут финансирование и что во время локдауна они не смогут нормально заниматься исследованиями. Внештатные преподаватели, контракты с которыми перезаключаются после каждого семестра, затаив дыхание ждали дальнейшего развития событий. Однако некоторые преподаватели последовали совету Анджелы Дэвис и попытались создать широкую коалицию, где штатные профессора отстаивали бы интересы вспомогательных сотрудников университета. Профсоюз Ратгерского университета в Нью-Джерси объединился с коалицией университетских работников, насчитывавшей в своих рядах 20 тысяч человек. Они боролись за то, чтобы работу сохранили как преподаватели с краткосрочными контрактами, так и обслуживающий персонал университета. При этом профессора с самыми щедрыми контрактами добровольно ушли в неоплачиваемый отпуск, чтобы сэкономить деньги для наиболее уязвимых категорий работников. Как отмечает историк и преподавательница Ратгерского университета Донна Мёрч, коалиция дала работникам университета «возможность бороться с проблемами, которые часто кажутся абстрактными (спад профсоюзного движения, корпоративизация и приватизация университетов), бороться рука об руку с реальными людьми, которых они знают лично и регулярно видят на встречах»[546].

Борьба за интересы университета в период пандемии требует не только убедительных аргументов. Адам Коцко утверждает, что в нынешней ситуации у преподавателей появляется возможность вернуть в свои руки управление университетом и снова стать обладателями «последней хорошей работы» в Америке. Но этого не произойдет, «если мы будем позволять администраторам, стремящимся к сокращению расходов, делить нас на привилегированное меньшинство в лице штатных преподавателей и бесправное большинство в лице преподавателей с краткосрочными контрактами и аспирантов». Для этого необходимо создавать по-настоящему инклюзивные профсоюзы и коалиции вроде той, что сложилась в Ратгерском университете, – и помнить о том, что «проблему можно решить только силой, а не увещеваниями»[547].

Если преподаватели хотят добиться существенного улучшения условий труда, им необходимо не следовать правилам, а нарушать их. Философ Амия Шринивасан во время забастовки поняла, каким она хочет видеть университет. Будучи членом Союза университетов и колледжей и преподавательницей Оксфордского университета, в 2019 году она участвовала в восьмидневной забастовке вместе со своими коллегами из других британских университетов. Она пишет, что на повестке дня тогда были «проблемы пенсий, сокращения заработной платы, нестабильной занятости, переработок, гендерного и расового разрыва в оплате труда». Клэр Инглиш, младшая преподавательница Лондонского университета королевы Марии, каждый год подписывала с администрацией этого учебного заведения новый контракт и не понаслышке знала, что такое нестабильная занятость. Забастовка помогла ей преодолеть стыд, который испытывают многие преподаватели, находящиеся в таком же положении. «Это был удивительный опыт – я стояла в пикете и видела рядом с собой множество замечательных людей, которые работают на той же позиции, что и я, и которых тоже постоянно обманывают с зарплатой. Нам платят на месяц позже положенного срока, отказываются подписывать контракт, пока мы не начнем преподавать… Нам говорят, что у нас будет пять часов семинарских занятий, а потом число студентов сокращается, и остается только три часа», – рассказывает она. Как пишет Шринивасан, несмотря на усталость и постоянное ухудшение тех условий труда, за которые преподаватели так долго боролись, люди все равно воспринимают академический труд «как призвание и видят в нем возможность реализовать себя», что и влечет их в университет. Однако она отмечает: «Когда люди утверждают, что университет – это место, дающее возможность не работать, а заниматься любимым делом, тем самым они оправдывают эксплуатацию сотрудников, студентов и самих идеалов университета… Те, кто