«Если», 1997 № 11 - Жюль Верн

С тех пор много воды утекло: и где та «Молодая гвардия», и кому сейчас придет в голову (кроме президента, естественно) бороться за чистоту разнообразных языков! Но зуд блеснуть образованностью и порассуждать о философии Дерриды и оригинальной концепции де Шардена (для тех, кто не в курсе: фамилия последнего — Тейяр де Шарден, а имя — Пьер), увы, не прошел. Так вот, специально для «знатоков», публично возмущавшихся, почему это я в Энциклопедии фантастики поместил Сирано де Бержерака на букву «С» вместо положенной «Б», сообщаю «по буквам». Потому что фамилия бессмертного француза — Сирано де Бержерак, имя же — Савиньен. Приведу еще две столь же «вредные» фамилии, имеющие отношение к научной фантастике: Вилье де Лиль-Адан (имя его не Вилье, а Жан-Мари-Матиас-Филип-Огюст) и Ретиф де Ля Бретон (имя — Никола-Анна-Эдм).

Между прочим, фамилии в истории жанра славные. Первый автор знаменит романом «Ева будущего», в котором задолго до механической дивы из «Метрополиса» впечатляюще описана женщина-андроид; а второй — романом «Южное открытие», где этим самым открытиям и предвидениям несть числа…

И только после всех перечисленных явился Жюль Верн в компании своих верных последователей — Гюстава Ле Ружа, Андре Лори и Жозефа Рони-старшего; они представляли, в основном, сторону научную, а фантастику — Шарль Нодье, Теофиль Готье, Морис Ренар. А еще к НФ в XIX — первой половине XX столетия эпизодически обращались буквально все маститые французские писатели: Оноре де Бальзак, Ги де Мопассан, Дюма-отец, Луи Буссенар, Гастон Леру, Анатоль Франс, Андре Моруа, Марсель Эме, Анри Труайя (настоящее имя которого, кстати, Лев Тарасов), один из столпов литературного модернизма Альфред Жарри и знаменитый в свое время астроном, популяризатор науки и философ Камиль Фламмарион.

О таком генеалогическом древе можно только мечтать! Теперь по поводу количества.

Практически во всех западных странах научная фантастика совершала бурный спурт сразу вслед за появлением соответствующего печатного органа, всецело посвященного ей; таковым во Франции стал журнал «Фиксьон», издающийся с 1954 года. Именно тогда накатила первая волна переводов «с американского» — хотя девятый вал был еще впереди! — и поначалу журнал задумывался лишь как младший брат американского «Фэнтези энд сайнс фикшн». Однако новое издание сплотило вокруг себя местную литературную молодежь, а чуть позже к нему присоединилось еще два новых «Галакси» и «Саттелит». Так что в майском номере «Фиксьон» за 1959 год редактор журнала Алан Доремье, сам мастер короткого фантастического рассказа, не ради красного словца провозгласил явление «национальной школы». Казалось, вот он — Золотой Век, совсем как у американцев два десятилетия назад!

Но шестидесятые годы ожидаемого бурного роста не принесли: издаваемая во Франции фантастическая литература, хотя и сохраняла родные цвета (красный, белый, синий), но окрашены в них были все-таки преимущественно звезды и полосы. Лишь десятилетие спустя наступило некоторое оживление. И уже не только европейские критики, но и заокеанские, отдавали французской научной фантастике второе после СССР место 0 Старом Свете. А небывалый «разгул» местного фантастоведения вызывал изумление. Но…

Снова — «но». На протяжении всего прошлого десятилетия — ровное плато. Отношение к этой литературе по-французски легкое и не обязывающее: пуркуа бы и не па, как говорили в наше время… Книг издается предостаточно, конвенции бурлят, премии раздаются направо и налево, а вот мощной французской школы на родине Жюль Верна не видно и по сей день[15].

Может быть, дело в том, что лучшую — пришло время коснуться упомянутого литературного уровня — французскую научную фантастику создавали те, кто себя фантастом, в общем-то, не считал. В первую очередь, это Пьер Буль и Робер Мерль.

И все же отношение обоих с литературой, которую еще в конце 50-х годов местные критики прочили на смену бульварному «полицейскому роману», нельзя назвать легкомысленным флиртом. Три солидных романа (а если считать еще и философскую притчу «Мадрапур», то все четыре) у Мерля и, по крайней мере, шесть книг у Буля — казалось, эта любовь всерьез и надолго. Но Буль скончался в 1994 году, Мерль, насколько мне известно, еще год назад был жив, однако ничего фантастического более не написал.

При всем том оба поработали в фантастике славно! Хотя понимали ее несколько односторонне: в основном, как «роман политико-фантастический» — так сам Мерль определил свой остросюжетный триллер «Разумное животное» (1967).

Нет необходимости подробно останавливаться на этом, а также и на других произведениях, которые у нас хорошо известны: об апокалиптическом «пост-атомном» видении Мерля (монументальный «Мальвиль», 1972) и беспощадно-горькой сатире Буля («Планета обезьян», 1962) написано немало. Зато стоит, вероятно, хотя бы вкратце коснуться других книг этих авторов, так и не дошедших до отечественного читателя или явившихся к нам лишь недавно.

Сатире Мерля «Охраняемые мужчины» (1974) в советскую эпоху не повезло вовсе не из-за политики; хотя она в романе и присутствует, причем «антиамериканская», — дальше некуда! Испугал отечественных цензоров «секс». Забавно, но вот секса-то (в смысле «клубнички») в романе практически нет… Короче, Мерль ополчился против тенденции, в те времена еще трудно различимой, сегодня же превратившейся в общее место — пока, к счастью, только за океаном — феминистской революции. Еще одной в истерзанном революциями веке — и единственной успешной. Писатель два десятилетия назад разглядел в недалеком будущем еще одну возможную антиутопию, сравнимую с замятинской или оруэлловской, но только подкралась она незаметнее: шла себе тихо-мирно «сексуальная революция» да вдруг свернула с проторенной колеи, и до руля политики дорвались воинствующие феминистки. Ну и порулили всласть, отомстили мужчинам.

Зато ход в тогдашний СССР ранним фантастическим произведениям Буля преградил шлагбаум как раз чистой политики.

О Буле-фантасте заговорили уже после выхода его сборника рассказов «Ибо это абсурдно» (1957) и небольшой повести «Е=МС2». Последняя представляет собой один из ранних примеров «альтернативной истории»: ученые-ядерщики в середине сороковых отказываются от создания атомной бомбы и переключаются на задачу противоположную — превращение энергии в материю; в результате Хиросима все же погибает, но заваленная неведомо откуда взявшимися грудами урана! А потом была «Планета обезьян», в общем-то, тоже случайно прорвавшаяся к нашему читателю… Случайно, потому как мрачная басня о человечестве, захлебнувшемся в болоте им же созданных вещей и в конце концов уступившем Землю поумневшим обезьянам, тогдашними отечественными идеологами была однозначно и, в общем, верно! — расценена как произведение антибуржуазное. И только. А ведь в книге, если внимательно ее читать, роздано по серьгам всем сестрам. Цивилизация на Земле в равной мере погибла от скудоумия «тех», и «этих» — Буль сказал это в открытую; его гротеск, несмотря на внешнюю «черноту», весьма прозрачен. Однако самое поразительное то, что и на Западе сатирические стрелы французского писателя увидели летящими лишь в одну цель.