На расстоянии дыхания, или Не ходите, девки, замуж! - Ульяна Подавалова-Петухова

же на месте. Да, его чудом довезли живого до больницы, где сердце и остановилось, но если бы он опоздал, то смерть была бы по заслугам. Вообще, несмотря на то, что он был лишен самобичевания и копания в себе, он понимал, что виноват во всём сам. А то, что уж случилось потом — всего лишь плата. Просто плата. Он, похоронив все свои мечты, не чувствовал себя человеком у разбитого корыта. Нет. Он просто оплатил по счетам. Вот и всё. Кредитор взял и основной долг, и заоблачные проценты…

Романов не говорил ни одной своей пассии о шрамах на спине. Зачем? Поначалу стеснялся, потом просто понял, что в принципе ни одной из них не интересна ни его прошлая, ни настоящая жизнь. Встречался то с одной, то с другой девицей, и чаще всего это было на раз. Одноразовый секс вошел в привычку. А чего зацикливаться на одной, когда их вон сколько: голыми руками ловить — не переловить. После Наташки он даже не влюблялся ни разу. Даже не увлекался.

Вадим никогда не задумался над тем, а что случилось бы с ним, если бы не тот случай? Где бы он был сейчас? Чем бы занимался?

Нет. Альтернативная реальность относится к разряду фантастики… Дважды заглянув за рубеж, он перечеркнул свою жизнь «до». Выбросил всё, что было связано с ней. Совсем немногое до смерти бабушки, а уж как она умерла, так всё отнес на помойку. Лишь одна вещь в квартире осталась злым напоминанием, но Вадим поклялся в сохранности этой вещи, поклялся бабушке, лежащей на смертном одре. Преступить эту клятву ему не позволяла совесть.

Он выжил и справился, потому что у него появилась цель. Новая цель, но более важная, чем прочие. Более существенная. И потом, на руках осталась Алька, и ей нужен был брат.

Да, он многого добился, многого достиг. Алька стала для него путеводной звездой. Центром Вселенной. Однажды, когда ее жизнь висела на волоске, он понял, что умирает. В тот день он осознал, каково было его маленькой сестренке, как ей было страшно и одиноко тогда…

Не единожды он задумывался о пластической операции, чтобы избавиться от страшного художества на спине. Поначалу не было денег, а потом не получилось. В первый раз сорвалось из-за  Нонны, вернее из-за  салона. Салон разгромили какие-то уроды, и он протаскался весь день с шефиней по инстанциям. Мало того так еще и подожгли машину молодой женщины, она была напугана, и Романов просто не мог ее бросить. Во второй раз, когда Вадим уже ехал в клинику, ему позвонила зареванная Алька и сказала, что Славян попал в аварию, дескать, только что сообщили. Просидев под дверьми операционной весь день, стилист пришел к выводу, что Всевышний не хочет, чтобы он делал эту операцию, и Вадим махнул рукой. Жить обычной жизнью шрамы не мешали. Вот только он до сих пор не любит, когда кто-то стоит за его спиной. Даже поднимаясь в лифте, он становится спиной к стене. Так ему спокойней.

Инна… Что-то было в ней, что не давало ему покоя. Словно криво повешенное полотенце. Вроде висит, а один черт криво. Рука так и тянется поправить. И он понял что именно, когда замазывал царапины на ее спине — она его удивляет. Жизнь сама по себе такая, что Вадим уже давным-давно не удивляется. А чему? Лицемерию? Лживости? Подлости? Наглости людской, которая так присуща Юрке? Даже Нонка перегнула палку.

Инна же…

Всякий раз, планируя свои действия, Вадим, словно прорисовывает для себя ход оппонента. С Инной делать это было бесполезно. А смысл? Ее ответная реакция всегда такая, что у него даже руки опускаются от удивления. И так было с самого первого дня.

Вот и теперь, успокоившись, она незаметно для него уснула. Спала, уткнувшись лбом в его плечо, а ему не спалось. Как на грех хотелось курить — хоть вой! Но сигарет не было. Даже в заначке. Муж Ирины и приехавший Валерий не курили. От мысли, что покурить получится только завтра в Питере, на душе было тоскливо. А ведь там за этим делом могла застать Алька, а сестру он старался не обижать. Когда-то поймав братца за курением, она даже заплакала. С тех пор Вадим шифровался. Да и не то, чтобы он был заядлым курильщиком, но иной раз без сигареты было не обойтись.

«А может хряпнуть градусов этак сорок, вырублюсь на счет «раз»,—мелькнуло в голове.

Он сполз на кухню, открыл бутылку мартини и плеснул в стакан. Алька бы возмутилась, увидев такое. В сервировке она придерживалась четких канонов, но Вадим не стал среди ночи искать в чужом доме бокал под мартини.

Кубики льда глухо побрякивали в стакане. Дождь стоял стеной, и ветер ломал деревья за окном. Молния время от времени полосовала небо, а на душе было так же сыро и ветрено. Стилист вздохнул и отхлебнул мартини. Он вздрогнул, когда за спиной открылся холодильник. Инна долго осматривала ассортимент мини-бара, наконец, выбрала квадратную бутылку, откупорила и плеснула коричневую жидкость в стакан. По кухне тут же разнесся запах спиртного.

— Фу, ну и запах! Ты что там плеснула? Ацетон что ли? — пробормотал Вадим.

— Виски, это всего лишь виски, — ответила жена, устраиваясь на соседнем стуле.

За окном громыхнуло, и сверху из комнаты для гостей донесся звонкий смех Кристины, который постарался приглушить бас Валерия, но девушка на это засмеялась еще громче. Вадим с Инной посмотрели в том направлении.

— Весело им, — проговорил Романов.

— Зависть — один из семи грехов, — заметила жена.

Он посмотрел на нее. Она же глядела в окно, где бесновалась буря. Он хотел что-то сказать, но передумал. Хотел спросить о чем-то, но забыл, о чем именно. Хотел, чтоб она подсела ближе, чтоб хоть локтем чувствовать ее тепло. Она же, казалось, даже не замечала его присутствия. И тогда он коснулся ее стакана своим. Инна посмотрела на него.

— Не грузись, оно того не стоит, — сказал он и залпом выпил содержимое своего стакана. Задышал открытым ртом, прикрывая его ладонью. В голове зашумело, теплота разлилась в животе. Вадим шагнул к раковине и ополоснул стакан. Инна отвернулась от него и вновь посмотрела на светлый проем окна.

Едва Вадим ушел, она проснулась. Даже позвала его несколько раз по имени,