Свет надежды (СИ) - Леонова Светлана

- Что же ты делаешь, сынок? - мертвенным голосом прошептал Ивар, понимая, какие темные бесы овладели душой Халмара.

Следовало как можно скорее вмешаться, не дать пролиться крови. Да только как сделать это, если сам старик не успевал настигнуть их, а другие воины уже разошлись по своим домам отдыхать? Во дворе никого не осталось. Лишь в последний момент он увидел, как к замку подъезжала верхом на молодом ретивом коне Норин, тренировавшую животное верховой езде на просторных полях близ замка. Не теряя драгоценного времени, Ивар бросился во двор.

- Норин, останови Халмара. Он направился к лесу за лагерем. С ним Эйдин. Захваченные лазутчики донесли нам, что нападение на замок было организовано ею. Халмар, должно быть, тоже уже в курсе этого. Останови его, пока он не наделал глупостей.

Эйдин тут же развернула коня и пустила его вскачь, а старик едва сдерживая тревогу, смотрел ей вслед, моля богов, чтобы она успела вовремя.

Не успела. Она не успела считанные мгновения, бросив поводья и спрыгнув на ходу с коня, Норин кричала Халмару, только он ее не слышал. Он отбивал нападки обезумевшей от ярости Эйдин, которая, словно забыв, что перед ней человек, любивший ее больше собственной жизни, наносила ему удар за ударом. И когда оба вдруг замерли, обратив друг на друга полные боли и недоумения взгляды, поняла, что опоздала. Кто-то из них поставил точку.

- Халмар! О боги...

Эйдин тяжело осела в его руках, и только тогда Норин увидела в его руке клинок. И она все поняла.

- Халмар, что же ты наделал? - прошептала она, не в силах вымолвить что-то иное. Да, Эйдин была предательницей, только вот Халмар стал теперь таким же преступником, как и она, убийцей, свершившим свою кару без суда. В военное время законы чтились особенно свято, и любое преступление жестоко наказывалось правителем. Теперь же в отсутствие Рагнара суд над Халмаром надлежало чинить его собственному отцу. К тому же Эйдин могла дать еще какую-нибудь ценную информацию, но теперь об этом можно было забыть.

- Зачем ты здесь? - голос Халмара звучал совершенно безжизненно, отчего у Норин по спине прошелся неприятный озноб.

- Твой отец просил.

Ничего не ответив, Халмар поднялся и тяжелой поступью, покачиваясь на ходу, словно раненое животное, направился обратно в замок.

- Халмар, подожди... - бросилась было за ним Норин, но он даже не обернулся, лишь только остановил ее жестом руки.

- Оставь меня, Норин, - донеслись до нее потухшие слова. Халмар даже не обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на свою любимую. Там позади себя он оставил вместе с ее бездыханным телом с вонзенным кинжалом в самое сердце и свое бесстрашное храброе сердце, отдавшее всю свою любовь до последней капли. Ныне это уже был не он - лишь только безжизненная оболочка, хранившая лишь часть его души.

Заседание старейшин было в самом разгаре, когда огромные тяжелые двери в зал отворились, являя пред всеми Халмара. Все разговоры тут же утихли. На проходившем Совете присутствовали также Юсуфа и Олафа, чего никогда ранее не допускалось - единственным дозволенным присутствующим всегда был лишь правитель. Но более удивительным было присутствие на Совете Вилена, занявшего скромное место в самом дальнем углу зала, практически в тени. Халмар молча обвел всех тяжелым взглядом, так как и сам, по сути, впервые присутствовал в этом, но сегодня его ждали больше, чем кого бы то ни было.

- Я не буду спрашивать, знаешь ли ты или нет... Халмар, где Норин? - с опаской спросил Ивар.

Но Халмар упрямо промолчал, лишь виновато опустил глаза.

- Боги, - тяжело вздохнул его отец и устало провел рукой по лицу, прикрывая глаза. Он сразу все понял. - Что же ты натворил?

- Я признаю свою вину пред народом Зангры, Советом и своим правителем. И готов понести соответствующее наказание. Знаю, что судить меня должен Рагнар, но, по законам Зангры, в его отсутствие это бремя ответственности ложится на тебя, отец. Однако прежде, чем мне будет вынесен приговор, я прошу выслушать меня. Всем вам известно, что я всегда сопровождал Рагнара в его походах, Олаф не даст соврать. Мы всегда были вместе, бились плечом к плечу. В честных битвах ему трудно было найти равного. В этот раз мы даже не успели вырвать мечей из ножен и стрел из колчанов, на нас напали слишком быстро. Наши разведчики не смогли заранее определить засады, да и большинство попросту не сумели бы нас предупредить, так как были раскрыты и убиты. Ливень стрел обрушился на отряд. Пока мы пытались укрыться, развернуться... Много времени потеряли. Хуже всего то, что стрелы были отравлены. Любое ранение, любая царапина вызывали мгновенную потерю сознания, сопровождавшуюся сильными судорогами, после чего раненый умирал. Нам просто не давали продвинуться дальше. Чтобы не потерять отряд, пришлось отступить. Таков был последний приказ Рагнара.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Где же сам Рагнар? - послышалось отовсюду.

- Могу сказать только одно: Рагнар с большей долей вероятности попал в плен к Сверру. Уцелевшие разведчики исхитрились провести осмотр тел павших... Его мы так и не нашли. Сверру Рагнар нужен живым, к тому же видели, как воины Моргаша рыскали среди тел павших.

Вокруг стал нарастать гул голосов, сомневавшихся, волновавшихся, причитавших. Халмар поднял ладонь, призывая всех к тишине.

- Я признаю свою вину. Я не смог защитить правителя. В наши руки попал лазутчик Сверра, которого мы допросили и, скрутив, взяли с собой для допроса в Зангре. Признаю свою вину, что хотя мне и было доподлинно известно, что именно моя жена была предателем, я все же не смог обуздать свой гнев, когда понимал, как важны ее слова для разрешения наших проблем. Прежде чем вы вынесете свой приговор, прошу дать мне шанс искупить свою вину перед Рагнаром и Зангрой. Я хочу отправиться в логово Сверра, чтобы вызволить Рагнара и его невинно обвиненную жену.

- Это самоубийство, - побледневшими губами прошептал Ивар, но в воцарившейся тишине его слова раздались словно раскат грома.

Старик смотрел на своего сына так, словно пред ним стоял незнакомец. Военачальник стоял посреди зала под пристальными взглядами всех собравшихся, спина его была пряма, а широкие плечи расправлены, руки убраны за спину, только опущенный взгляд выдавал в нем ту крайнюю степень вины, которая легла тяжким грузом на душу.

- Я знаю, отец, - кивнул Халмар. - Но иначе моя совесть мне не позволяет поступить. Если я вернусь, Рагнар сам судит меня справедливым судом.

Он вдруг запнулся, но, собравшись с силой, продолжил:

- А если ему не суждено более вернуться, значит, суд этот придется вершить вам.

- Халмар, что ты творишь?

Ивар более не был Главой Совета старейшин - пред всеми собравшимися стоял прежде всего отец. Он понимал прекрасно, как и все остальные, что вернуться живым не было никаких шансов, и Халмар прекрасно это знал. И все же он сознательно шел на это. Шел на верную гибель, дабы доказать преданность своему правителю и своему другу. Он готов был искать смерти своему бренному телу, так как душа его уже угасла после двух важнейших потерь в своей жизни.

- Отец, ты и так прекрасно знаешь, какое наказание меня ждет. Этого мне уже не исправить, но в моих силах попытаться помочь Рагнару. Лучшей участи мне ждать не приходится. Так пусть лучше твои руки будут чисты и на твоей совести не будет моей смерти. Это мое решение. Мой долг.

Старик отвернулся. Не сумев совладать с собой, он тяжело опустился на кресло и склонился над столом, закрыв лицо руками, пряча от всех проступившие слезы. Разве такой судьбы он желал своему сыну? Разве правильно так, когда старики переживают своих детей? Разве думал он когда-нибудь, что придется ему выбирать между вынесением решения приговорить собственного сына к смертному наказанию и благословением на самоубийство?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Халмар стойко держался, не шелохнувшись и не проявив ни одной эмоции на застывшей каменной маской лице. Не потому, что эмоций в нем не было, равно как и сострадания, а наоборот, боялся, чувства помешают.