Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В первые месяцы своего пребывания в Ванфриде на правах мужа Евы Чемберлен еще изображал из себя смиренного слугу великого семейства. Навестивший его венский друг граф Кайзерлинг с изумлением отметил: «Во время моего посещения Ванфрида в 1909 году он с таким безропотным видом читал что-то из Плутарха восседавшему в кресле, как на троне, одетому в домашний халат Зигфриду Вагнеру и при этом изображал такой восторг по поводу того, что его удостоили чести оказать эту услугу, что это произвело на меня впечатление полной покорности». Самоуверенный всезнайка и непререкаемый авторитет, каким граф знал его в Вене, теперь напоминал «невольницу из гарема». Тем не менее, изображая полное подчинение и смирение, новый член семьи быстро освоился и взял на себя роль духовного лидера, от которой охотно отказался попавший под его влияние Зигфрид. Немаловажную роль в воздействии Чемберлена на обитателей Ванфрида сыграла содержавшаяся в его Основах расовая теория, принципиально отличная от теории Гобино. Если в конце 1880-х общие интересы Чемберлена и Козимы в этом вопросе не выходили за рамки проблемы выведения собачьих пород, то теперь ушедшая на покой хозяйка байройтского предприятия уже знала из фундаментального труда своего зятя о том, что «племенная раса» у людей получается в результате целенаправленного выведения, подразумевающего в том числе и даже главным образом «отбор» – но не дарвиновский естественный, а рациональный и целенаправленный, действовавший, согласно Чемберлену, не только у античных греков (спартанцев) и римлян, но и у древних германцев; в результате такого отбора возникла особо ценная раса, которой грозит порча из-за добавления еврейской крови. Это сделало Чемберлена предтечей идеологии национал-социализма, и это же ценила в его трудах Козима, отмечавшая в них «вдумчивое и убежденное обращение с понятием расы». Она считала особо важным полное, как ей казалось, совпадение идей Чемберлена с тем, что писал по поводу еврейства ее покойный муж, особенно в своих теоретических трудах конца 1870-х и начала 1880-х. Она называла автора Основ первым, «кто осмелился сказать правду о том, что еврей является важным фактором нашей нынешней культуры и поэтому нужно внимательно изучить, что он из себя представляет».
Брак Евы был настоящим спасением для занимавшей непонятное положение в семье и обществе дочери Вагнера, которая исполняла обязанности секретаря, чтицы и сиделки при своей матери, а теперь наконец получила статус жены влиятельного мыслителя, идейного вождя обитателей Ванфрида и их близких, отодвинувшего на задний план подверженного мистике и потому не вполне надежного Ганса фон Вольцогена и порой вызывавшего насмешки биографа Вагнера Карла Фридриха Глазенаппа, который к тому же предпочитал держаться подальше от Байройта и проводил большую часть времени в Риге. К своему замужеству Ева подходила вполне рационально. Она, например, писала подруге: «Только сегодня решаюсь сообщить тебе, что союз, воспринимаемый всеми как святой и возникший в результате слияния двух душ в благороднейшей и чистейшей гармонии, может оказаться для нас не особенно полезным, если мы не придем к единому мнению о том, что в результате нашего совместного существования в Ванфриде мы не должны нести никаких потерь, но только способствовать его обогащению, а кроме того, мы непоколебимо решили, что гарантией сему послужит мамино благословение». Какая уж там любовь!
Удачное во всех остальных отношениях замужество Евы состоялось также во многом благодаря участию главного семейного юриста и финансиста Адольфа фон Гросса. Он был чрезвычайно заинтересован в появлении в доме настоящего хозяина-мужчины, поскольку уже натерпелся из-за легкомысленного отношения к семейной жизни и безалаберного существования Зигфрида, в результате чего, как известно читателю, в бюджете Ванфрида возникла даже специальная статья расходов, связанная с уплатой его долгов и улаживанием дел с вымогателями, грозившими предать гласности подробности личной жизни главы байройтского предприятия. В этом отношении жених