Карьера - Александр Николаевич Мишарин

«Что никогда не любил? Разве только первые два-три месяца…»

Потом разжирела, одурела. Помешалась на всяких ясновидцах, биополях…

«С ее-то… Умишком!»

— Да и вообще, — он даже рассмеялся. — Выпустят ли его из здания?!

Догадка, минуту назад казавшаяся столь нелепой, сумасшедшей, сейчас стала такой естественной, такой простой.

Он схватился за первый попавшийся телефон. Потом за другой…

Потянулся к третьему.

И понял… Что ему некому звонить!

«Уже некому!»

Почти неслышно открылась дверь, и вошел Иван Дмитриевич.

Лицо Логинова было задумчивое, просветленное. Только бледнее обычного…

Нахабин машинально посмотрел на часы.

Неужели прошло больше часа? Значит, мидовцев он уже отпустил? Да и были ли они вообще?

Логинов прошелся по кабинету, поднял глаза на потолок… На шторы, как будто был здесь впервые.

Тронул белоснежную салфетку, которой были прикрыты три бутылки с «боржомом».

Оглянулся… Олег Павлович понял, что это была не просьба открыть «боржом».

Нахабин опустил голову.

Ему захотелось упасть на колени перед этим человеком, который всегда верил ему… Но в то же время Олег знал, что, веря, принимая, даже любя его, Логинов будет к нему особенно безжалостен.

— Манаков с Александром Кирилловичем был… У Самого! Страшный гром только слышался. — И добавил тише: — Все подтверждено. Документировано… Сегодня на Секретариате… — закончил Иван Дмитриевич, — мы этот вопрос… С тобой! Закроем!

— Да! — согласился Олег. — Естественно.

Логинов резко отмахнулся. Это было странное движение, вбок от себя, словно он хотел отогнать что-то почти реальное.

— Не хочу больше об этом! — буркнул Логинов.

Он пошел вдоль стен, еле слышно насвистывая.

— Что за тип? У тебя в предбаннике?

— Помощник… Новый, — быстро ответил Нахабин.

Глаза Логинова сузились, почуждели.

— Из этих? Из твоих… «Новых»?

Олег в растерянности пожал плечами.

— Кадры… посоветовали.

— Все проверю! — вдруг крикнул Логинов. — Всех! До единого!

И тише:

— А Тимошин… тоже? Не знал? Ведь не мог не знать? А?

Он уже оказался рядом с Олегом.

— Ну?! Правду!

— Не знаю… Честно — не знаю!

Логинов закрыл глаза, пошатнулся. Снова отошел к окну. Рванул фрамугу.

— «Честно…» — прошептал он. — О чести вспомнил?!

Он стоял неподвижный, собранный.

— Ты не думай, что я… Из-за твоих «штучек»? Зашатаюсь…

— Я… И не думаю, — покорно ответил Нахабин.

— Нет! Ты все-таки надеешься! — резко обернулся к нему Логинов. — Не советую! Не жди — ни слова… В свое оправдание!

Он откинул тяжелый стул от длинного стола. Крепко, надолго, сел.

— Ты-то… Кто был у них? Прикрытие? «Фигура давления?» Твоей же подписи… Нигде на выездных документах — нет! И не могло быть?!

Нахабин опустился в кресло, потянулся к сигарете.

— Ну! — рявкнул Логинов.

Олег теперь сидел не шелохнувшись. Осторожно, с трудом, словно у него занемели мышцы, кивнул на телефон.

— Так и думал! — Логинов отбросил из-под себя стул, так, что тот с грохотом свалился на пол.

— Сколько?

— Что… Сколько?

— Сколько тебе — с этого?! — он показал на телефон.

— Ничего! Мне… — поморщился Нахабин.

— Как это… «Ничего»? Так — «не бывает»! Это не серьезно! Это…

Олег Павлович откинул голову и непривычно легким голосом начал:

— Ну, если в общих чертах… Вам ведь все ясно? Все известно! То… Тогда дальше понять нетрудно? Мне лично ничего! Я — как бы «над системой»! В особо сложных случаях — мой звонок. Тогда искали как-то отблаго… Слово какое-то… другое!

— Бриллианты? Золото? — Логинов не верил, но спрашивал с почти жадным любопытством.

— Нет! — слабо улыбнувшись, покачал головой Олег Павлович. — Переводы на швейцарские банки. Но это не все…

— Так что же?! Еще?

— Музейные вещи. Произведения искусства. Ну, что-нибудь… уникальное! Такие вещи не доверишь кому-нибудь! Нужно было перевезти самому. И не раз…

Логинов дернул кадыком.

Попытался налить себе воды, у него это не получилось. Он покраснел…

Нахабин попытался помочь ему, но тот почти оттолкнул Олега.

— Отойди от меня!

Крик Логинова был жесток.

— И вся… Все?! Всю эту… утварь? Там! Уже!

— Почти… Жигача пристрелили, — он кивнул на папку ТАССа. — Последнее. Самое ценное…

Логинов медленно поднял упавший стул. Долго вытирал сиденье ладонью. Наконец сел. Закрыл лицо руками.

— И… Еще старуха! — Приглушенно, словно ему что-то мешало, сказал: — В тридцатые годы… Я знал двух… «Прекраснейших, лучших женщин! Не от мира сего!» Тебя еще и на свете… Не было!

Олег молчал.

— И обе они… Были для меня олицетворением. — Он замолчал. — Той жизни… Той… культуры, что ли… Света — того! Который мы должны были создать!

Он снова поник и постарел.

— И на тебя, Олег! — тихо сказал он. — Их свет каким-то краем, да падал. Всю жизнь! Что я тебя помню…

Он отвернулся.

— Неужели? Одна из них…

Олег Павлович резко поднялся.

— Нет! Нет! Она… Вообще не в курсе! Она — несчастная женщина. Это все где-то за ее спиной! — Нахабин кричал, размахивал руками.

— За ее… Спиной? — оборвал его крик Иван Дмитриевич. — За ее спиной!.. Мафия! Ювелир! Жигач! Дочка ее, авантюристка… Все — за ее спиной?!

Он вздохнул.

— Даже ты…

Нахабин отвернулся. Решался: «Сказать? Или все-таки… нет?!»

— Галя на четвертом месяце… — неожиданно сказал Нахабин. — Беременна.

Логинов не шелохнулся.

— Вот почему мы тогда… Так спешили представиться деду! — пояснил Олег Павлович.

— Еще один подарок! Старику, — без выражения отметил Логинов. И добавил: — И отцу с матерью… Тоже!

— Мать… знает.

— Если бы над тобой был суд…

Иван Дмитриевич почти попросил:

— Надеюсь…

Нахабин положил голову на руки и сидел так долго, не шелохнувшись. Без единой мысли в голове.

— Вы же — царь! Иван Дмитриевич… — против воли произнесли его губы.

— Нет! Не