Зловещий брак - Мэйдлин Брент

Оливер говорил быстро и монотонно, будто заучил речь наизусть. Я видела из-под полей шляпы, что его глаза, красные и опухшие от постоянных кутежей, все время держали меня в поле зрения.

– Знает ли капитан Карагоул о наших намерениях? – спросил Чед.

– Еще нет. Ему, команде и ныряльщикам будет объявлено об этом в море. Дольше скрывать это будет невозможно.

– Им можно доверять? Груз, за которым мы едем, – большое искушение.

Оливер засмеялся.

– Боитесь, что они выбросят нас за борт и присвоят себе сокровища? Не волнуйтесь. Имя Фоя гарантирует безопасность. Оно слишком широко известно, чтобы так рисковать. Им также будет объявлено, что у адвокатов в Порт-о-Пренс и в Кингстоне остался заверенный документ о наших намерениях и список членов команды – на случай, если мы не вернемся. – Оливер улыбнулся, и было что-то в его улыбке такое, что я содрогнулась.

– Очень хорошо, – сказал Чед. – Начнем.

Пять минут спустя мы сели в экипаж, который доставил нас в гостиницу «Ле Ког Дор». В три часа утра, после короткого сна, мы покинули отель. Двадцать минут спустя мы были на борту «Лигурии», разместившись в трех каютах под салоном. В четыре часа утра мы вышли в море, чтобы найти «Альмиранту»… и столкнуться с предательством.

19

Шестого июня я стояла вместе с Лайзой на палубе «Лигурии» в тени, что бросал салон парохода, и наблюдала, как Чед готовится нырнуть во второй раз за день.

Оливер и Карагоул наблюдали за ним с капитанского мостика. Двое ныряльщиков одевали на Чеда водолазный костюм. На передней палубе трое членов команды расположились под навесом от солнца. Все пятеро были чернокожими: лишь один из ста человек на Гаити был белым, и не более пяти из ста – мулатами. Ныряльщики – братья Жак и Луи Борра. Они не были ни особо приветливы, ни враждебны ни к нам, ни к команде; они никогда не улыбались, но Чед ценил их работу и был доволен ими.

Трое членов команды были довольно любезны, до той степени, в которой они имели к нам отношение. Одного мне было крайне жаль. Это был мужчина гигантского роста с интеллектом ребенка, и казалось, двое других вечно помыкают им. Они звали его Жонжон. На шее он носил кроличью лапу на веревочке, а сзади на поясе – мачете в ножнах. Это напомнило мне о том, как мы с Дэниелом, пользуясь мачете, собирали на продажу кокосовые орехи. Было совершенно очевидно, что вся команда, а в меньшей степени – братья-ныряльщики, очень боятся Оливера. Не был исключением и сам капитан. Гаити было место, где богатство и влияние были сильнее закона; и у Оливера, вероятно, была возможность погубить любого из них; он мог бы посадить их в тюрьму по любому вздорному обвинению.

Я также заметила, что вся команда очень нервничает в присутствии Чеда, в особенности Жонжон. Вне сомнения, это было из-за полузакрытого века, который так напугал Джозефа, когда мы с Чедом чинили его тележку в Ферн Галли. Поскольку мы не раз вспоминали этот эпизод, Чед с интересом расспрашивал меня о религии вуду и влиянии на островитян колдуна-обеа.

Когда братья Борра надевали шлем ему на голову, Чед улыбнулся нам и сказал:

– Вы, леди, можете мне позавидовать. Здесь весьма прохладно.

Лайза послала ему воздушный поцелуй. Шлем был застегнут. Жак начал нагнетать воздух помпой, а Чед медленно пошел к спуску, его чудовищные ботинки громыхали по палубе.

Мы нашли восьмимильный риф вчера днем. Поскольку мы никому не открывали меток объектов, по которым следовало ориентироваться, я, стоя над компасом с подзорной трубой в руке, сама вела «Лигурию» в то место, где можно было бросить якорь. Пароход – неманевренное судно, и я потратила несколько часов на то, чтобы поставить его на нужный курс; но скоро, к моему удивлению, мы наткнулись на подводную вершину.

Это означало, что для меня необходимость нырять отпала; и я, к своему разочарованию, не смогла показать свои способности Чеду и Лайзе, однако к разочарованию примешивалось облегчение, что мне не придется выходить в мальчишечьей одежде и босоногой на глазах у всей команды, а прежде всего – Оливера. Когда мы обнаружили плато, было уже слишком поздно, чтобы начинать глубоководное погружение. Капитан Карагоул спустил носовой якорь, а на следующее утро мы уже наблюдали, как погружается Чед.

Подводный костюм был сделан из толстой резины с подкладкой из шерсти. Внутренний воротник был затянут у горловины, а внешний спускался на грудь. Шлем был из медно-оловянного сплава и весил очень много. Его основание прикручивалось к грудной пластине винтами. Огромные ботинки со свинцовыми подошвами весили тринадцать килограмм.

На легкое хлопковое белье Чед надел сверху два шерстяных жилета, шерстяные штаны, толстые носки, шерстяную шапочку на голову и наплечники. Вложить человека в такой костюм было сущим испытанием – но так оно и было задумано, вероятно. Последними надевали ботинки и шлем. Как только все было надето, ныряльщики начинали работать помпой, и я слышала, как шипел воздух, проникая через шланг в шлем. Чед подошел к крепкой деревянной лестнице, спустился по ней и исчез под вспенившейся водой.

Какое-то время мы с Лайзой еще могли видеть свет двадцатипятисвечовой электрической лампочки, установленной на шлеме Чеда. Он опускался все ниже на своем тросе, а затем она превратилась в светящуюся точку – и исчезла совсем. Один из ныряльщиков, Луи, переговаривался с ним по телефону.

Прослушав несколько фраз, Луи повернулся к Оливеру, который стоял у перил, кусая нижнюю губу, и передал:

– Он на дне, мистер. Дно неровное. Подъемы и спуски. Скалы и песок. – Он послушал еще. – Он не видит корабля. Теперь он пройдет шестьдесят шагов на восток и вернется по кругу. Если он не найдет, мы поднимем его, подвинем пароход на сто шагов на восток и начнем сначала.

Все больше троса уходило под воду, все больше воздуха нагнеталось помпой. Мы с Лайзой закрывались от утреннего солнца зонтиками, переживали за Чеда. Прошло двадцать минут. Луи ждал с телефонной трубкой у уха. Чед уходил на север. Я думала о том, что если уйду под воду с подводными очками, то на глубине нескольких фатомов сумею разглядеть останки корабля и тем самым сэкономлю силы Чеда. И тут Луи внезапно заговорил, усмехаясь:

– Он нашел!

Лайза вцепилась в мою руку. Оливер что-то неясно воскликнул и ударил по перилам кулаком. Вскоре пробковый маркер на леске, посланный Чедом, всплыл на поверхность, и через пять минут начался подъем. Я знала от Дэниела, что если ныряльщик пробыл под водой долго, то поднимать его нужно медленно, поскольку вдыхание воздуха под давлением может привести к смерти, если этот процесс убыстрить.

Луи переговорил по телефону, послушал, что говорит Чед, и кивнул Жаку: