Нерассказанная история США - Оливер Стоун

New York Times назвала его речь «великолепной и очень трогательной»75. Washington Post выразила надежду, что он намекнул на неприятие «провокационных заявлений Трумэна», «воинственных жестов», «милитаризации политики» и «помощи… любому, кто станет противником коммунистов». Эйзенхауэру, как считала Post, необходимо еще отказаться от «теории, будто щелчок кнута в Москве вызывает автоматическое повиновение и в отдаленных уголках стран-сателлитов, по всему красному Китаю и во всей зараженной коммунизмом Азии»76.

В СССР его речь издали массовым тиражом и предложили свои меры, внушающие оптимизм. Но оптимизм оказался недолгим. Два дня спустя Даллес отмахнулся от «мирного наступления» Маленкова, назвав его «мирной обороной», к которой вынуждает русских мощь США. Он обвинил коммунистов в «планировании бесконечных заговоров с целью разложить изнутри и свергнуть все по-настоящему свободные правительства в мире»77.

Озадаченные Советы невольно задумались, кто же представляет американское правительство – Эйзенхауэр или Даллес. Они рукоплескали Эйзенхауэру за то, что он так подробно перечислил расходы американского милитаризма, но упрекнули за то, что он не учел астрономическую стоимость накопления обширного ядерного арсенала и строительства сотен военных баз по всему миру.

Шаги, сделанные с целью прекращения войны в Корее, тоже вовсе не предвещали непременного потепления в отношениях. Несмотря на продвижение процесса переговоров, Эйзенхауэр пригрозил расширить войну и подумывал о применении тактического атомного оружия, которое США впервые испытали в январе. На февральском заседании СНБ президент назвал район города Кэсон в Северной Корее хорошим местом для применения нового оружия. В мае, когда начальник штаба сухопутных войск генерал Лоутон Коллинз сказал, что «очень скептически относится к значимости тактического применения атомного оружия в Корее», Эйзенхауэр хладнокровно возразил: «Применение атомного оружия в Корее может оказаться в пересчете на доллары дешевле, чем дальнейшее применение обычного оружия»78. В том же месяце КНШ рекомендовал, а СНБ одобрил нанесение атомных ударов по Китаю. Эйзенхауэр и Даллес позаботились о том, чтобы коммунистические лидеры узнали об этих угрозах.

США начали также бомбить дамбы под Пхеньяном, вызывая огромные наводнения и уничтожая урожай риса. В 1945 году Нюрнбергский трибунал осудил подобные действия нацистов в Голландии, назвав их военным преступлением. Наконец в июне стороны подписали соглашение, в котором урегулировали вопрос о военнопленных, и договорились о проведении демаркационной линии на время перемирия, однако бои разгорелись с новой силой, и количество жертв с обеих сторон неимоверно возросло. Боевой дух войск ООН резко упал. Участились случаи дезертирства. Количество самострелов приняло размеры эпидемии. 27 июля 1953 года перемирие было наконец подписано Северной Кореей, Китаем и США – через два года и 17 дней после начала переговоров. Южная Корея не подписала это соглашение до сих пор. В августе Эйзенхауэр снова увеличил напряженность, приказав Лемею отправить на авиабазу Кадена на Окинаве 20 бомбардировщиков B-36 с ядерным оружием в рамках операции «Большая дубинка». На прибытие бомбардировщиков Лемей пригласил прессу.

За время своего президентства Эйзенхауэр неоднократно применял атомную бомбу в том смысле, какой придал этому Дэниел Эллсберг, сказавший, что, если человек держит пистолет у чьего-нибудь виска, он применяет оружие, даже если не спускает курок. Среди тех, кто твердо усвоил: ядерная угроза может так напугать врага, что тот капитулирует, – был и Ричард Никсон. В 1968 году Никсон так объяснил Бобу Холдеману свою стратегию в отношении Северного Вьетнама: «Я называю это теорией психопата, Боб. Я хочу, чтобы северовьетнамцы считали, что я дошел до точки, когда мог бы сделать все что угодно, лишь бы прекратить войну. Мы просто намекнем им: “Ради бога, вы же знаете, Никсон помешан на коммунистах. Мы не сможем сдержать его, когда он разозлится – а ведь у него палец на ядерной кнопке”, – и через два дня сам Хо Ши Мин примчится в Париж, умоляя о мире».

Холдеман объяснил, что Никсон «усматривал параллель с действиями президента Эйзенхауэра… Когда Эйзенхауэр пришел в Белый дом, корейская война зашла в тупик… Он тайно сообщил китайцам, что намерен сбросить ядерные бомбы… Через несколько недель китайцы призвали к перемирию, и корейская война закончилась».

«Это сработало, – настаивал Никсон. – Именно бомба все сделала». Он утверждал, что Эйзенхауэр научил его ценить непредсказуемость. «Если противник чувствует, что ты непредсказуем, даже безрассуден, – писал он, – он не рискнет слишком сильно на тебя давить. Шансы на то, что он спасует, резко возрастают, и непредсказуемый президент получает лишний козырь»79. Эйзенхауэр, разумеется, «психопатом» не был, но ему было все равно, как станет подражать его действиям человек вроде Никсона.

У корейской войны были свои победители и побежденные. Сомнительные режимы Ли Сын Мана и Чан Кайши выжили. Япония извлекла из войны прибыль. Китай поднялся против американцев и выстоял, его престиж на мировой арене возрос, чего нельзя сказать о Советском Союзе, и это ускорило раскол в китайско-советских отношениях. А Черчилль очень четко выразил настоящее значение войны для США: «Корея сейчас не играет уже никакой роли. Я об этой чертовой стране впервые услышал, когда мне уже исполнилось 74 года. Ее значимость состоит в том, что она привела к перевооружению Америки»80.

Среди жертв войны следует назвать также Юлиуса и Этель Розенберг, обвиненных в ядерном шпионаже. Вынеся очень спорное решение об их виновности и приговорив их к смерти, судья заявил: «Ваши действия уже привели к коммунистической агрессии в Корее, в результате чего погибли более 50 тысяч американцев»81.

От войны пострадал, хоть и по-иному, и Генри Уоллес. Ряды Прогрессивной партии резко сократились после разгромного поражения на выборах 1948 года, и партия в значительной степени оказалась в руках коммунистов – а они по большей части слепо верили Советскому Союзу. Уоллес видел достаточно преступлений сталинизма, чтобы понять, насколько он отвратителен. В конце февраля 1950 года он сказал делегатам съезда Прогрессивной партии: «США и Россия выделяются сегодня на фоне остального мира, как два крупных хищника. Каждый в собственных глазах исповедует высокие моральные принципы, но в глазах других стран – руководствуется силой, и одной только силой».

Северокорейское вторжение в Южную Корею оказалось для Уоллеса последней каплей. Когда лидеры Прогрессивной партии выступили против действий ООН, он выпустил собственное «заявление совести». Настаивая на том, что Советы могли бы не допустить северокорейского вторжения, если бы только захотели, и все еще могут его остановить, он объявил: «Я не одобряю действий США и России в прошлом, но, когда моя страна находится в состоянии войны и ООН официально санкционирует эту войну, я стою на стороне моей страны и ООН». Однако он призвал лидеров США порвать с недавним политическим курсом, о котором он продолжал сожалеть: «США потерпят поражение в Азии, если будут поддерживать феодальные режимы, основанные на чрезмерных тратах толстосумов и помещиков. Россия применяет куда более грозную силу, чем атомная бомба, когда помогает людям освободиться из-под ярма давних угнетателей. Но наша страна обладает еще более грозной силой, если сумеет применить ее на благо народа». Три недели спустя он ушел из Прогрессивной партии. После долгих лет борьбы, которую он зачастую вел в одиночку и храбро, против превосходящего противника упрямый мечтатель наконец понял: с него довольно. Предательства Сталина вкупе с растущим влиянием сторонников холодной войны внутри страны высосали из него все силы, необходимые для дальнейшей борьбы. Он удалился на ферму на севере штата Нью-Йорк и провел оставшиеся годы жизни в заботах о зерне и курах – тогда они кормили большую часть мира.

Кое-кто опасался, что последней жертвой войны станет американское мужество. В одном послевоенном исследовании говорилось, что 70 % американских военнопленных «сломались» и стали сотрудничать с противником. Некоторые объясняли данное явление промыванием мозгов, устраиваемым коммунистами. Другие указывали на нечто, вызывающее куда более серьезную тревогу. Один военврач, совершавший регулярные поездки в лагеря и лечивший американских военнопленных, сообщил следующее: «Сильные регулярно отбирали пищу у слабых… Многие были больны, но им никто не помогал, о них не заботились: их игнорировали, и это в лучшем случае… Зимними ночами беспомощных больных дизентерией их же товарищи выкатывали из хижин и оставляли умирать от холода». Количество умерших потрясает: 38 % пленных американцев. Большинство уходили в себя и не старались найти пищу или содержать себя в чистоте. Доктор приписывал такое поведение «какой-то новой ошибке в воспитании детей и молодежи мужского пола – невиданной ранее мягкости»82.