Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

Нельзя забывать, что кое-где еще сохранилось неразоблаченное до сих пор вражеское охвостье. Враг безусловно не решится открыто выступить против займа. Однако это ни в какой степени не означает, что он не попытается помешать успешному размещению займа. Нужна неослабная большевистская бдительность для того, чтобы вскрыть и разоблачить вражеские действия, направленные к подрыву займа»[691].

Приведем и фрагмент сочинения профессора ЛГУ С. Я. Лурье «Об общих принципиальных основах советского строя» 1947 г., в котором этот выдающийся специалист в области античной литературы, истории и естествознания исчерпывающе характеризует указанную процедуру:

«Характерной особенностью советского строя является его своеобразная, не повторяющаяся нигде в истории, двуплановость: граждане Союза не только ведут тяжелую и безрадостную жизнь, но еще и обязаны в течение всей своей жизни непрерывно выступать актерами в веселом праздничном представлении о земном рае, несовместимом с будничной действительностью.

С точки зрения марксистской методологии истории, советский строй является рабовладельческим. Этот строй характеризуется прикреплением производителя к определенному предприятию и отсутствием свободы передвижения, переброской производителя с одного места на другое без его согласия, установлением зарплаты без согласия производителя, отсутствием у производителя собственных орудий производства. Все эти элементы налицо в разбираемом строе. ‹…›

Самым специфическим, характерным для всего советского строя, казалось бы, внутренне противоречивым понятием является понятие “добровольно-принудительного”. Это один из наиболее ярких образцов той “двуплановости”, того глубоко укоренившегося ханжества, которое, как мы уже говорили, составляет самую сущность данного режима. Займы, на которые каждый гражданин государства подписывается каждую весну, равняются от 8,5 до 12 % всего заработка, причем принимаются самые действенные меры, чтобы истинный размер заработка не остался скрытым. ‹…›

Когда началась война и стали пропагандироваться “подарки государству”, все стали очень охотно жертвовать в любых количествах облигации займа. Это привело в ярость официальных лиц, которые прекрасно понимали, что от таких “харта каката” (то есть бумага для подтирки) никакой пользы государству нет; такие пожертвования стали рассматриваться как антипатриотические, имеющие целью подорвать доверие к государственным денежным бумагам!

Подписка на облигации займа – акт юридически добровольный. Административным органам, партийным и профессиональным организациям лишь вменяется в обязанность вести энергичную агитацию за подписку на заем. Как же обстоит дело в действительности? Каждому рабочему, служащему и т. д. точно указывается, на какую сумму ему надлежит подписаться (от 100 до 150 % месячного жалованья), и все граждане точно подписываются на эту сумму, исключая немногочисленных холуев и карьеристов, которые подписываются на сумму гораздо большую, чем им указано, чтобы снискать благоволение начальства»[692].

Отметим, что указанный С. Я. Лурье процент – не самый высокий. В 1946 г. сумма подписки почти не опускалась ниже полуторамесячного оклада. Причем, говоря о жалованье, Соломон Яковлевич подразумевает ставку оклада, тогда как выдавался он далеко не полностью. Кроме прогрессивного подоходного налога из оклада вычитался «налог на холостяков, одиноких и малосемейных граждан СССР», которым облагались как одинокие и бездетные граждане (6 %), так и имевшие одного (1 %) и двоих детей (0,5 % от среднемесячного заработка соответственно).

Как показывают документы бухгалтерии Пушкинского Дома, в 1946 г. «подарок государству» не опускался ниже 150 % среднемесячного оклада, а с учетом налоговых вычетов составлял в среднем две месячные выплаты, только в следующем году он пришел в указанные границы[693].

Поскольку единовременно удержать из зарплаты такие суммы было невозможно, то вычеты за подписку распределялись на десять месяцев и вычитались из равными долями до февраля следующего года включительно, в марте и апреле обычно вычетов на подписку не было (такой механизм вычетов был установлен специальной инструкцией Наркомата финансов СССР)[694]. При следующей подписке в мае – июне уже определялась очередная сумма, которая и вычиталась в следующие десять месяцев равными долями.

Если первый послевоенный заем 1946 г. лишь отобрал у населения значительную часть средств, то следующий, в мае 1947 г., реализовывался в самый разгар голода 1946–1947 гг. и оказался особенно болезненным:

«Мероприятие было организовано как социалистическое соревнование в предельно сжатые сроки. Второй послевоенный заем, выпущенный 4 мая 1947 г. на сумму 20 млрд. руб., был размещен уже к исходу дня 5 мая того же года на 20 млрд 258 млн руб. “Правда” за 7 мая т. г. под заголовком «Блестящий успех нового займа» давала любопытные факты: «В 1945 г. за первые сутки после начала подписки заем был реализован в размере 83 %. В 1946 г. за такой же срок заем был размещен в размере 94 %. В нынешнем году в течение суток заем был размещен на 101,3 %. Это подлинный триумф советских государственных займов. Ни одно зарубежное государство не знало и не знает подобных примеров». И действительно, не всякое государство решилось бы на реализацию займов волюнтаристскими методами во время массового голода в стране»[695].

Ученые, обладавшие едва ли не высшей заработной платой в стране, были в числе первых:

«С большой активностью проходит подписка на заем среди ученых Ленинграда.

Находящийся в Ленинграде президент Академии наук СССР академик Вавилов дал взаймы государству сто тысяч рублей. Академики Павловский и Струве подписались на 12 тысяч рублей каждый, академик Баранников и члены-корреспонденты Академии наук СССР Боровков и Фрейман – по 7 тысяч. Подписка в Институте языка и мышления имени Марра, Зоологическом институте, Институте этнографии уже превысила месячный фонд зарплаты»[696].

Сотрудники Пушкинского Дома и филологического факультета ЛГУ, как и работники прочих советских учреждений, узнавали о суммах, данных ими взаймы собственной стране, только из списков, которые были составлены бухгалтерией, а порой – уже при получении зарплаты.

3 мая 1948 г. было подписано очередное постановление Совета министров СССР о выпуске третьего государственного займа восстановления и развития народного хозяйства СССР. В тот же день постановление было озвучено по Всесоюзному радио, а бухгалтерии государственных учреждений поставили в известность своих работников о том, какие суммы они «добровольно» дали взаймы государству.

Новостная лента Ленинградского отделения ТАСС сообщала 3 мая:

«Во всех ленинградских институтах Академии наук СССР сразу же после того, как было передано по радио постановление правительства, сотни научных работников изъявили желание стать подписчиками нового займа.

На полуторные оклады подписались академики И. И. Толстой и В. Ф. Шишмарев. Член-корреспондент Академии наук СССР Д. В. Бубрих дал взаймы государству 8 тысяч рублей.

Быстро и организованно прошла подписка на заем в Институте литературы. В отделах прошли короткие митинги. Выступавшие говорили о займе, как мощном источнике финансирования больших работ третьего года послевоенной сталинской пятилетки. На 10 тысяч рублей подписался лауреат Сталинской премии проф[ессор] Б. С. Мейлах, на столько же член-корреспондент Академии наук СССР