Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

жаловал. «Недаром внутри ждановского окружения за Маленковым прочно закрепилась презрительная кличка “Маланья”, прозрачно намекавшая на полубабий облик и малоинтеллигентность»[702].

Согласимся, что «ключевую роль в разжигании идеологических кампаний 40-х гг., безусловно, играл Маленков. Демонстрируя свою бдительность, он постепенно укреплял свои позиции на вершинах власти»[703]. Но эта мысль нуждается в объяснении – ибо Маленков был тогда отброшен на обочину политического руководства, а потому прилагал все свои силы к тому, чтобы оказаться вновь по правую руку от Сталина. Любой из членов высшего руководства, окажись он в подобной ситуации, стремился бы вернуть расположение вождя. При этом не стоит забывать, что все они были исполнителями воли одного человека, который был чуток, прозорлив, требователен и никогда не допускал превращения подчиненного ему партийно-государственного аппарата в камарилью.

Каждый из оказывавшихся в свое время в сталинском фаворе, или, как говорили в России XVIII столетия, «в случае», неизменно тянул за собой вереницу выдвиженцев. Это вполне очевидно: в такой обстановке, когда один неверный шаг мог стоить не кресла, а головы, требовались люди, которым можно было доверять. Они могли быть найдены, что называется, «на местах» (так Жданов в свое время выдвинул своего нижегородского помощника Щербакова), а если фаворит работал прежде в аппарате ЦК, то он давно присматривал и «прикармливал» верных людей (каковыми были, к примеру, В. М. Андрианов, Н. А. Михайлов, С. В. Кафтанов и прочие для Г. М. Маленкова). Но, конечно, пути «наверх» были неисповедимы, поскольку не последнюю роль в этом играл сам Сталин – на очередном заседании он мог поставить вопрос о переводе кого-то в Москву, и зыбкое равновесие в аппарате ЦК опять нарушалось.

Ко второй половине 40-х гг. в высшем руководстве страны оказалось большое число выдвиженцев ленинградской парторганизации. Ключевую роль в этом сыграл Жданов, долгое время руководивший ею. А поскольку Жданов с 1930-х гг. был одним из самых близких к Сталину людей, его конфидентом и просто другом, то и доверие его выдвиженцам выказывалось особенное.

Клан ленинградских выдвиженцев в середине 40-х гг., действительно, был очень силен. Наибольшим уважением Сталина пользовался Н. А. Вознесенский – член Политбюро ЦК, председатель Госплана и заместитель Председателя Совета министров СССР (т. е. самого Сталина); также очень серьезное положение в сталинской свите занимал А. А. Кузнецов – секретарь ЦК, начальник Управления кадров ЦК, курировавший работу МГБ. Крупнейшая Ленинградская парторганизация и ее руководство были теснейшим образом связаны со Ждановым. Ждановский соратник по работе в Горьком, бывший там впоследствии 1-м секретарем обкома, М. И. Родионов был членом Оргбюро ЦК и занимал пост Председателя Совета министров РСФСР; значительную роль в руководстве советской экономикой играл бывший председатель Ленгорисполкома А. Н. Косыгин – член Бюро Совета министров СССР и кандидат в члены Политбюро ЦК (сразу после смерти Жданова, 4 сентября 1948 г., он был введен в состав Политбюро); кроме того, Косыгин приходился свояком А. А. Кузнецову. Близко с ленинградцами за годы войны сошелся и Ворошилов.

Все они (за исключением Ворошилова, конечно) представляли собой ждановскую гвардию. Именно Жданов, проводя репрессивные чистки прежнего ленинградского руководства, оперативно расставил их в свое время на ключевые посты во второй столице Союза.

И хотя между ними с годами начались некоторые разногласия, особенно между Ждановым и Кузнецовым (еще с начала войны), но никто из них не перешел из неофициальной группировки Жданова, не «переметнулся», поскольку они всегда понимали, от кого зависит их положение и кто может действительно быть их ходатаем в глазах всемогущего Хозяина. Показательно, что когда в 3 часа 55 минут 31 августа 1948 г. А. А. Жданов в скончался в санатории «Долгие бороды» от разрыва сердца, то вечером этого дня на Валдае оказались и А. А. Кузнецов (он присутствовал на вскрытии тела), и Н. А. Вознесенский[704] (он был послан Политбюро в самом конце августа, «чтобы навестить больного»[705]), и первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) П. С. Попков… Это ли не доказательство их сплоченности вокруг ушедшего Жданова[706]? Вознесенский и Кузнецов сопровождали тело Жданова в Москву[707].

То, что Жданов был тяжело больным человеком, не являлось секретом. Начались болезни в 1926 г., Жданов тогда довольно тяжело переболел скарлатиной, которая в качестве осложнения оставила ему порок сердца. С того времени больное сердце стало основным поводом для беспокойств; в дни блокады Ленинграда он перенес инфаркт миокарда, в 1948 г., незадолго до смерти, еще один инфаркт (возможно, далеко не второй). Юрий Жданов пишет: «За год до кончины, в 1947 году лечащие врачи сказали, что А. А. Жданову осталось жить не более года, если он не изменит характер работы. Узнав об этом, отец заявил: “Лучше физическая смерть, чем смерть политическая”. Через год его не стало»[708].

Болезнь Жданова стремительно прогрессировала после неудачной терапии на Черноморском побережье Кавказа осенью 1947 г.; нервное перенапряжение от текущей работы и ночных бдений на даче Сталина снималось алкоголем, что только усугубляло стенокардию. В июне 1948 г. московская жара резко ухудшила здоровье Жданова; именно с этим обстоятельством связано постановление Политбюро ЦК от 1 июля 1948 г. о наделении Г. М. Маленкова и П. К. Пономаренко полномочиями секретарей ЦК ВКП(б). Приехавший из Минска Пономаренко[709] получил объяснение Маленкова:

«Секретарь ЦК ВКП(б) Жданов, руководивший работой Секретариата ЦК, тяжело болен и освобожден от работы для лечения. ‹…› На другой день состоялось и последнее под председательством Жданова заседание Секретариата ЦК, на котором он передавал Маленкову документы по наиболее важным вопросам, требовавшим оперативных решений»[710]. Во время лечения Жданова в ЦК «приходили тревожные вести: тяжелые приступы грудной жабы и усилившиеся астматические удушья…»[711].

Стоит отметить, что в ходе готовившейся реорганизации аппарата ЦК ВКП(б), завершенной постановлением Политбюро ЦК от 10 июля 1948 г., Жданов и /или Кузнецов пытались ввести в состав ЦК еще одного ленинградца, впоследствии расстрелянного по «ленинградскому делу»: в первоначальном тексте постановления на должность заведующего Отделом машиностроения ЦК предполагалось поставить Я. Ф. Капустина – 2-го секретаря Ленинградского горкома ВКП(б)[712]. Но в окончательном варианте постановления это место было отдано первому секретарю Харьковского обкома В. М. Чураеву[713], креатуре Хрущева.

Эта победа, в пику Жданову, указывала на усиление в руководстве страны позиций Маленкова и его сторонников – Берия и Хрущева (который в 1949 г. вернется в Москву и будет «избран» секретарем ЦК); усиливал их позицию и член Политбюро, министр вооруженных сил Н. А. Булганин. Публичное покаяние Жданова-младшего в деле ВАСХНИЛ (а сельское хозяйство курировал Маленков) свидетельствует о том же. Недаром Н. А. Вознесенский, беседуя в августе 1948 г. на Валдае с сыном Жданова, «говорил о сложности судьбы политика»[714] и дал Жданову-младшему совет не идти на работу в ЦК (которого тот, амбициозный и честолюбивый, конечно же не послушал)