Руина, Мазепа, Мазепинцы - Николай Костомаров

сам записал слышанные им речи1.

* В какой степени искренно было то, что Дорошенко говорил о себе, -

о том может быть сомнение; но он, бесспорно, говорил правду на счет

турок. Из одинаковых показаний разных лиц, посещавших тогда турецкие

области, ясно оказывается, что Москрвское государство было нравственно

сильнее, чем само это сознавало. Не только народ в правобережной

Украине предпочитал соединение с Московским государством всякой иной

для себя судьбе, но и у христиан Балканского полуострова возрастала

надежда, что России суждено избавить их от мусульманской неволи.

Приходили вести, что греки, валахи, болгары, сербы, все христианские

народы, как только услыхали, что великого государя ратные люди вместе

с поляками хотят идти на турок, обрадовались и молят Бога, чтобы это

скорее сталось: хотят они соединиться с государевыми людьми и вместе

с ними ^подняться на турок войною, потому что все они <у турецкого

султана в тяжелой неволе и беспрестанно чинится им от турок великая

налога> (А. Ю. и 3. Р., XI, 277-299).

268

Когда в Москве узнали о беседе с Серапионом, послали к

Дорошенку царскую грамоту, в которой похваляли его за то, что

желает отречься от агарян и поступить под высокодержавную

царскую руку; но на предложенные условия дали отрицательный

ответ. Московское правительство уверяло, что не будет отдачи Киева

и Украины полякам, которые уже сами отреклись от Украины

договором с Турцией, но на единое гетманство в Украине, которого

добивался Дорошенко, не соглашалось; предоставляли Дорошенку

быть только гетманом на правой стороне Днепра, а левая

останется под управлением Самойловича. Отец Серапион Палчовский

снова поехал к Дорошенку с таким ответом. Дорошенко, прочитавши ответ, сказал: <Не знаю, что теперь и молвить, - все здесь

противно. Я с моим желательством о подданстве отозвался и

теперь не отменяюсь, обещаю, пока Бог здоровье даст, служить, сколько сил моих станет, великому государю>.

Самойлович был еще более недоволен этиг*1и сношениями с

Дорошенком, чем прежними. Когда царский гонец передал ему

для прочтения ответ, посылаемый к Дорошенку, Самойлович

сказал:

<И прежде я писал к царскому величеству, и теперь то же

скажу: и Дорошенко, и Тукальский только баламутят. Умышляют

они, как бы выманить у великого государя выступления ратных

царских людей из Киева, чтоб Киев потом туркам -отдать!

Дорошенко разом и к великому государю, и к польскому королю по-

‘ сылает - и обоих обманывает, а дружит с одним турком. Кабы

он искренно хотел поддаться, так не выдумывал бы то того, то

другого, а просто просил бы только принять его под

высокодержавную руку - и ничего больше>.

Гетману не нравилось, что царь соглашался оставить Доро-

шенка гетманом даже и на одной правой стороне. <Если

Дорошенко останется там гетманом, - говорил он, - то станет и под

меня подыскиваться>.

По настоянию гетмана’ Самойловича, после неудавшихся

толков отца Серапиона с Дорошенком в конце ноября состоялся

царский указ князю Ромодановскому и гетману Самойловичу идти с

войсками за Днепр на Дорошенка. Если Дорошенко сам заранее

пришлет с желанием поддаться царю, предводители должны были

пригласить его в свой стан и без напрасных проволочек принять

от него присягу на подданство, давши обещание защищать его от

турок. Дозволялось предводителям, если сам Дорошенко станет

упрямиться, принять в подданство правобережные полки и мимо

Дорошенка, и допустить их избрать себе иного гетмана, хотя бы

и самого Самойловича.

Поход соединенных войск - великорусского, под начальством

Ромодановского, и малороссийского, с гетманом Самойловичем во

269

главе - открылся в конце января 1674 года. Дошли до Днепра

против Крылова. Сожгли Вороновку, Боровицу, Бужин. От Бужи-

на отправили подъезд к Чигирину, боярин - своего товарища

Скуратова, гетман - Дмитрашку Райчу. Дорошенко выслал

против них 2.000, на половину конных, на половину пеших. Доро-

шенковцы не выдержали боя и ушли. Скуратов и Дмитрашка

Райча сожгли переднюю часть Чигиринского посада и воротились

к Бужину.

Русское войско двинулось вверх по Днепру, по льду - и

2-го февраля дошло до Черкасс; там находился Дорошенков

обозный Гулак с черкасским полковником Григоровичем. Когда

к ним прислано было в Черкассы приглашение сдаться -. они

отказались. Начался бой, продолжавшийся два дня. Взяты были

два города, из которых второй заключался в середине первого; затем оставался третий город - в середине второго. Как только

приступили к этому третьему, осажденные замахали шапками и

закричали, что сдаются. Выехали обозный Гулак, полковник

Григорович, протопоп Семен Лукьянович и значный товарищ Левко

Потапенко с некоторыми другими: они принесли присягу на

вечное подданство великому государю. В Черкассах, кроме

Черкасского полка, находились тогда временно две сотни, принадлежавшие Корсунскому полку, - и те присягнули вместе с

черкасцами. Жители Черкасс во время взятия города потерпели

немного, потому что сидели запершись в домах. Предводители

велели Гулаку и Григоровичу с черкасскими козаками идти за

собою чинить промысел над другими городками, а в Черкассах

оставили: Самойлович - прилуцкого полковника Лазаря Горлен-

ка, а Ромодановский - острогожского полковника Герасима Ка-

рабута с их полчанами.

Февраля 8-го прибыли войска к Мошнам. Этот городок, вероятно тогда немноголюдный, после перехода оттуда многих

жителей на левый берег, сдался и присягнул царю без

сопротивления. Отсюда предводители отправили отряд приглашать к

сдаче Канев, а сами, вслед затем, потянулись с обозом по льду

к тому же городку. В Каневе сидел генеральный асаул Лизогуб, назначенный от Дорошенка наказным гетманом: к нему для

усиления послал Дорошенко 300 серденят с полковником Щуренком.

Лизогуб, обещавший заранее действовать в пользу царского дела, теперь сдержал свое обещание, склонил к тому же каневского

полковника Ивана Гурского и Щуренка, вместе с ними выехал

в стан боярина и бил челом о принятии Канева со всем

Каневским полком в подданство. Предводители послали привести

к присяге всех, разделявших чувствования Лизогуба. Все в

Каневе - и козаки, и посполитые - присягнули беспрекословно; с каневскими козаками были там и присягнули две сотни Уман-

270

ского полка и одна Корсунекого. После присяги предводители

послали начальников этих сотен с убедительными письмами к

полковникам уманскому и корсунскому последовать примеру ка-

невцев, не допуская над собою принудительных мер. Каневские

козаки должны были следовать за гетманом Самойловичем в

дальнейший поход.

11-го февраля Лизогуб пригласил предводителей на обед. Был

там генеральный обозный Гулак. Он сообщил, что у Дорошенка

недавно была рада в Чигирине. Дорошенко убеждал, что козакам

и посполитым следует уповать только на милость турецкого

государя, могущественнейшего между земными владыками, потом

сделал раде вопрос: кого нам держаться - турок или поляков, а о московском царе не спрашивал. <В пользу поляков не могло

раздаться ни одного голоса, - заметил Гулак, - а на

московскую сторону все бы склонились, только самим навязываться с

этим именем было бы не безопасно: не раз случалось, что

Дорошенко нарочно выпытает, чтобы держать у себя на худой

примете того, кто сунется с противными ему мыслями, а потом, при случае, придерется к нему как будто за что-нибудь другое; поэтому все на раде завопили, что лучше держаться протекции

турецкого султана, и Дорошенко объявил, что таков войсковой

приговор>.

Редкий, однако, в душе мирился тогда с подданством бусур-

манскому властителю, и это наглядно могли видеть Ромоданов-

ский и Самойлович: к их табору толпами валили жители

правобережной Украины с женами и детьми, умоляли принять их

и переправить на левый берег Днепра; намеревались они найти

себе новоселье в царских областях, покинувши навек землю

своих прародителей, поступавшую под власть турок. 12-го

февраля Самойлович отрядил целый Лубенский полк под командою

полковника Сербина в разные украинские правобережные

городки приводить их в подданство царю. Сами предводители не