ГИТЛЕР, Inc.Как Британия и США создавали Третий рейх - Гвидо Препарата

намек на ритуал освящения флагов, введенный Гитлером в 1926 году (178).

Сюжет строится вокруг начавшейся экспедиции Бракмарта и принца: это вторжение в Россию — операция «Барбаросса», которую возглавили руководители СС (Бракмарт и его одержи­мость археологией предков) и юнкеры вермахта, символизиру­емые немым принцем, молчание которого возвещает трагиче­ское предчувствие неминуемого конца. Юнгер, считавший своим долгом служить в армии*,

* Он действительно вступил в армию во время Второй мировой войны и служил офицером — некоторое время в оккупированном Париже, а йотом короткое время на Восточном фронте.

был, однако, убежден, что «па­стухи» Германии будут пожраны Сталиным — Красной Тряп­кой, — которого поддерживал сам сатана, Главный Смотритель. В конце романа большевики опустошают всю Европу, а посвя­щенные нацисты покидают мраморные скалы и «возвращаются домой», в дубовые рощи своих рыцарственных братьев в Брита­нии. Пораженческое повествование о грядущей битве со Стали­ным побудило некоторых нацистских цензоров, включая Геб­бельса, требовать запрещения книги и наказания автора, но Гитлер, лично вмешавшись в это дело, запретил кому бы то ни было трогать барда. Такая аллегория, написанная к тому же писателем, который искренне полагал себя одним из величай­ших литераторов двадцатого столетия, своим акцентом на (1) религиозной ненависти к красной империи на Востоке, (2) не­избежности духовной победы над врагом — змеи душат красных собак, и (3) руке, судорожно протянутой в сторону британских братьев по расе, стала поистине тем закодированным послани­ем, какое фюрер страстно хотел довести до людей, которых он искренне считал своими союзниками, — представителей британ­ской партии мира. Нацисты, чувствуя, что почва, на которой им приходилось делать первые шаги на пути к воине, продолжает колебаться у них под ногами — а эти колебания были результа­том непрекращавшейся британской симуляции, — изо всех сил старались укрепить это ускользавшее из рук партнерство с Бри­танской империей, в каковом они видели единственный залог возможности построить свой ацтекский муравейник на украин­ских равнинах.

Но даже метафоры Юнгера были бессильны повлиять на ре­шения, принятые задолго до того, как Сталин дошел до мрамор­ных скал, принятые людьми, которые никогда не были и не бу­дут друзьями немцев.

Ложная война на Западе и истинный натиск на Восток

Польша отказалась вести переговоры с Германией, и последняя 1 сентября 1939 года объявила ей войну. 27 сентября 1939 года пала Варшава. По решению покоривших Польшу варваров стра­на была разделена пополам, а население стали рассматривать как мятежное — немцы сделали то, что они сделали, а русские использовали свои обычные методы, предварительно расстре­ляв в затылок 22 тысячи представителей польской интеллиген­ции — офицеров, интеллектуалов, чиновников, трупы которых зарыли в землю неподалеку от Катыни.

Что же в это время делала благородная Британия, раструбив­шая на весь мир, что гарантирует независимость «мужествен­ной польской нации»? Ничего. Она бесстрастно наблюдала за происходящим.

Все повторялось: когда разразилась война, Чемберлен вы­звал к себе Черчилля и назначил его первым лордом адмирал­тейства — то есть доверил ему тот самый пост, с высоты которо­го он столь же бесстрастно в 1915 году наблюдал за гибелью «Лузитании» в расчете на то, что эта трагедия заставит США вступить в войну.

Формально Британия теперь была обязана объявить войну и России, но она, конечно, этого не сделала. Джозеф Кеннеди, американский посол в Лондоне, очарованный хитроумием британской дипломатии, спросил Черчилля — почему. Тот отве­тил: «Опасность для мира исходит от Германии, а не от Рос­сии...» (179)

Во время польской кампании численность франко-британ­ских сил на Западном фронте равнялась полутора миллионам солдат и офицеров. Этим армиям противостояли 350 тысяч немцев. Ясно, что у союзников просто не было никакого жела­ния воевать. Вместо бомб союзные самолеты сбрасывали на Германию листовки, в которых немецкое население уверяли в том, что союзники воюют не с ним, а с его правителями (180). Королевские военно-воздушные силы получили строжайший приказ — не бомбить скопления наземных сил противника, и этот приказ оставался в силе вплоть до апреля 1940 года. «Когда некоторые члены парламента начали требовать от пра­вительства бомбардировок немецких военных заводов в Швар­цвальде, сэр Кингсли Вуд (министр авиации) дал таким требо­ваниям суровую отповедь: "Вы понимаете, что это частная собственность?"» (181)

Тем временем блокада Германии оставалась чисто формаль­ной; в течение войны нацистский режим по самым разнообраз­ным каналам снабжал свои предприятия сырьем со всего мира.

12 октября Гитлер впервые публично обратился к Британии с мирными предложениями: помимо желания достичь взаимо­понимания, он заговорил о возможности переселения евреев в находившуюся под германским контролем Польшу. Британия отвергла это обращение.

10 февраля 1939 года умер папа римский Пий XI; Пачелли, старый дипломатический лис Ватикана и бывший нунций в Гер­мании, был избран следующим папой 12 марта и принял имя Пия XII.

В конце ноября Пачелли решил искупить некоторые прокля­тые ошибки прошлого. И он начал действовать, согласившись стать связующим звеном между католическим сопротивлением в Германии и британским министерством иностранных дел, — речь шла об очередной серьезной попытке физического устра­нения фюрера. «Опасность такого заговора для папы, курии и всех сил, союзных Ватикану, едва ли можно преувеличить» (182). 5 декабря он пригласил британского министра Осборна в Ватикан и передал ему следующую информацию от немецких антифашистов: (1) на следующую весну Гитлер планирует начать крупное наступление на западе, и (2) это наступление не состо­ится, если верхушке германского генералитета удастся сверг­нуть гитлеровский режим, при условии — на этом особенно на­стаивали будущие немецкие мятежники — британских гарантий почетного для Германии мира.

Осборн передал полученные сведения министру иностран­ных дел лорду Галифаксу, который в свою очередь сообщил их премьер-министру Невиллу Чемберлену. Все эти заговоры про­тив Гитлера только раздражали и смущали британцев; они пока не желали смерти драгоценному плоду своих усилий, потрачен­ных на сотворение фюрера; во всяком случае, британцы не же­лали ему такой скорой и преждевременной смерти. Правители Британии саботировали предложенный заговор. Осборн жало­вался папе, что заговор «безнадежно туманен», а Галифакс ли­цемерно сокрушался по поводу того, что Британия не сможет сотрудничать с немецкими заговорщиками до тех пор, пока они не покажут ей свое лицо и не представят четкую програм­му своих намерений. Папа продолжал настаивать, но Осборн, проинструктированный своими начальниками, не стал вести долгие переговоры. «Если вы желаете сменить в Германии пра­вительство, — без обиняков заявил он Пачелли, — то можете де­лать это и дальше. Я же не вижу возможности заключить мир до тех пор, пока неизменной сохраняется немецкая военная ма­шина» (183).

Тем не менее союзники отказывались вести активные воен­ные действия — в народе эту войну называли drole de guerre; «странной», «чудной» или «сидячей» войной — Sitzkrieg.

В течение двух месяцев — с апреля по май 1940 года — Гитлер оккупировал Норвегию и Данию. Первого мая началось втор­жение во Францию и Нидерланды. Девять месяцев «сидячей» войны канули в прошлое.

Наконец, после долгого и томительного — с 1934 года — пребывания в бездействии партия войны была вызвана на авансце­ну для дальнейшего представления британской комедии масок: пришло время Уинстона Черчилля (см, рис. 5.2). Вопреки тому, что старались внушить публике с помощью яростных открытых дебатов, смена караула между Чемберленом и Черчиллем про­шла на удивление гладко: действительно, эти двое всего лишь до­вели до логического конца заговор, который был плодом их же совместных усилий в течение многих лет (184): 10 мая 1940 года Уинстон Черчилль надел шлем империи, став премьер-минист­ром, главным поборником антифашистского крестового похода. Удивительный факт — подавляющее большинство либеральных историков очень редко (лучше сказать, никогда) интересова­лись следующим простым вопросом: если вся та вражда и разно­гласия между отдельными представителями британского истеб­лишмента в отношении Германии были реальными, а не мнимыми, то почему тогда Черчилль, твердолобый противник Германии, оставил в кабинете министров и в разведке большую часть ближайших сподвижников Чемберлена (185)? Действи­тельно, он сохранил на прежних постах тех самых умиротвори­телей, тех самых якобы профашистски настроенных политиков прошлой эпохи, многие из которых всегда были «его людьми» (например, Сэмюэл Хор), продолжать заниматься тем, чем они, проявляя непревзойденные способности, занимались все пред­шествовавшие годы, то есть дурачили нацистов перспективой заключения союза, — вводили их в заблуждение, чтобы напра­вить рейх против России и получить запас времени, в течение которого можно было бы втянуть в войну американцев.