Карл VII. Жизнь и политика - Филипп Контамин

class="p1">Есть также третье письмо написанное находившемся вместе с кролем графом дю Мэн и быстро доставленное в город Пуатье:[504] "Монсеньор граф дю Мэн, находящийся на войне, прислал о ней новости, те, что вы увидите ниже. Дело обстоит так, вчера утром, между девятью и десятью часами, сэр Толбот со всеми своими силами прибыл на поле перед Кастильоном, где была осада, и, слава Богу, наши люди так хорошо его встретили, что знамена Святого Георгия, короля Англии и Толбота пали на землю, а упомянутый Толбот был взят в плен или убит, не знаю точного числа погибших, но добрых две тысячи англичан наши люди заставили бежать, и да благословит вас Бог. Написано второпях, в эту среду 18 июля. Я думаю, что от этой великой радости вы уже можете развести костры на улицах города". Это письмо является примером важности того, чтобы великие сеньоры и добрые города были быстро проинформированы, особенно если новости были хорошими.

Еще один пример: город Орлеан одарил тремя золотыми экю королевского гонца Сен-Максена, который 17 июля 1453 года привез письмо с известием "о поражении англичан под Кастильоном в стране Гасконь"[505].

Неудивительно, что английские источники почти ничего не говорят о битве при Кастильоне[506], ведь никто особо не любит рассказывать о поражении. С другой стороны, французские хроники изобилуют повествованиями о победе и их описания битвы более или менее сходятся. Более того, в своем Жувенеле Жан де Бюэй, который участвовал в деле (и был дважды ранен), высказывает свое собственное суждение: французы победили, потому что проявили полное самообладание и встретили своих противников не двигаясь с места[507].

Тома Базен упоминает о разумных приготовлениях Жана Бюро и пользуясь случаем, рассказывает об образцовой карьере этого простого буржуа, незнатного происхождения и маленького роста. Подчеркивается и мужество нескольких капитанов, включая бретонцев, которые в едином порыве бросились на Толбота. Один из них, Оливье Жиффар, захватил английское знамя и привез его домой. Но возможно, более примечательным является анализ предполагаемых стратегических и тактических ошибок Толбота. Базен считает правильным, что он решил нанести удар сначала по французским войскам находившимся под Кастильоном, состоящим в основном из пехоты и обремененным обозом и артиллерией, а не атаковал армию графа Клермонского[508]. Но он действовал слишком поспешно. Толботу следовало разбить свой укрепленный лагерь, спокойно дождаться подхода собственной пехоты и артиллерии и посмотреть, что будет дальше, поскольку у противника находившегося на вражеской территории быстро возникли бы большие проблемы со снабжением. Более того, он совершил или был вынужден совершить ошибку в оценке ситуации. В какой-то момент французские капитаны решили увести из лагеря своих лошадей, несомненно для того, чтобы дать понять подчиненным, что они намерены сражаться до конца и специально лишают себя возможности бегства. Поднялась пыль, и Толбот подумал, что его враги бегут и следует немедленно атаковать, но он не предполагал, что французы будет обороняться, укрывшись за земляным валом из деревянным частоколом. Короче говоря, Тома Базен, считает, что английский командующий проявил больше безрассудства, чем  благоразумия, и будучи священнослужителем видит в этом небесное отмщение этому жестокому капитану, который во многих обстоятельствах показал себя лишенным всякого чувства милосердия. Убивая мечом, он и погиб от меча[509].

Похоже, что бесславная гибель Толбота была воспринята с облегчением. "Так пришел конец этому знаменитому английскому капитану, который так долго считался одним из самых заклятых и упорных врагов Франции, наводившим на ее народ страх и ужас"[510].

Его смерть получила определенную огласку в обществе, так Жак де Шабанн, который сам сильно рисковал во время битвы, предложил королю через одного из своих слуг латный горжет Толбота, снятый с его тела (его торс защищала простая бригандина, которая была менее тяжелой для ношения, чем пластинчатые доспехи), и Карл VII с сочувствием сказал: "Да благословит Бог доброго рыцаря, которому она принадлежала"[511].

Битва при Кастильоне не положила конец военным операциям. Кампания продолжалась, и только 19 октября, после долгих переговоров, Бордо капитулировал и открыл ворота. Вновь завоеванная Гиень была поручена графу Клермонскому, которому помогали несколько капитанов, включая Потона де Сентрая, Теодоро ди Вальперга и Жана Бюро. Чтобы надежно удерживать город, было решено построить форты Шато-Тромпет и Ле-Га[512].

Результат случайности и импровизации, а не расчета, битва при Кастильоне, исход которой, мог быть совершенно иным, не имеет никакого сходства с подготовленным сражением, в ходе которого две армии, выстроенные в линию, должны были противостоять друг другу на равных. Это заставляет усомниться в эффективности ополчения вольных стрелков. С другой стороны, она подтверждает ценность французского рыцарства, независимо от того, сражалось ли оно верхом на лошадях или пешком, и представляет собой заметный этап в развитии полевой артиллерии. Примечательно, что и при Форминьи, и при Кастильоне французы оказались в меньшинстве, тогда как при Азенкуре и Вернее они потерпели поражение, несмотря на явное численное превосходство.

Карл VII добрался лишь до Либурна, расположенного в тридцати километрах от Бордо и из осторожности не став въезжать в склонный к мятежу город, не спеша двинулся на север.

Его историограф, Жан Шартье,  не преминул приписать этот счастливый исход кампании "здравому смыслу", "усердию" и "благоразумию" короля, который всегда, даже переезжая с места на место, был приветлив к своим людям и стремился их утешить. Так он стал "господином всей этой великой страны Борделе, и установил мир"[513]. Однако, для достижения полного умиротворения потребовалось время, чему, несомненно, способствовало постепенное восстановление экономики.

По словам Марциала Овернского, Карл VII позаботился о вознаграждении дворян, которые по его призыву приняли участие в этой кампании и даже выплатил им жалование с того момента, как они покинули свои дома, и компенсацию за потерянных лошадей[514].

По мнению некоторых наблюдателей, Бог допустил изгнание англичан из Нормандии и Гиени "с небольшими потерями для французов", для того, чтобы христианнейший король стал его орудием для борьбы с турками во время крестового похода. В этом и заключался "секрет" "славного и чудесного восстановления королевства". Шатлен, даже повествует о неком "святом отшельнике", который предсказал королю замечательные победы, еще до того, как они произошли, и открыл ему Божий план относительно его самого[515].

Битва при Кастильоне произошла через несколько дней после победы Филиппа Доброго при Гавере (23 июля 1453 года) над ополчением города Гент, который бунтовал против него в течение двух лет. Сам конфликт, который был очень жестким и имел социальную подоплеку, интересен тем, что показывает, что в бургундских Нидерландах, и особенно во Фландрии, солидарность горожан оставалась очень сильной и герцог не мог относиться к своим добрым городам так, как это делал король Франции. Советники Филиппа упрашивали его вести переговоры с Гентом осторожно и осмотрительно, не только по вопросу налогообложения, но и по другим, таких как отправление правосудие. Жители Гента обратились к королю как к своему суверенному господину с просьбой выступить в качестве арбитра или посредника, на что Карл VII охотно согласился, ведь Фландрия была фьефом короны, а он сам обладал "властью учинять мир или войну во всем своем королевстве?"[516] Королевские послы выдвинули предложения, которые очень разочаровали горожан, поскольку были в принципе