Карл VII. Жизнь и политика - Филипп Контамин

вызвать недовольства современников. С этими фаворитками обращались как с принцессами (наряды, драгоценности, образ жизни), до такой степени, что Мария Анжуйская могла только молча страдать. Она была открыто низведена до подчиненного положения. Тот же Базен говорит о "стайке молодых девушек" в окружении короля. По тому, что осталось от королевских счетов, мы можем узнать статус этих девиц (фрейлины более или менее благородного происхождения, а также некая "прачка королевского тела", получившая в подарок прекрасного коня-иноходцы), а один хронист упоминает их по прозвищам. Конечно этим хронистом является, не Жан Шартье, официальный королевский историограф, а Жорж Шатлен, который, будучи чиновником Филиппа Доброго, обладал большей свободой слова. "У него были дни отдыха […] с женщинами, которым он уделял довольно много времени"[524]. Среди них были некая "мадам Регент, женщина с телесами достойными всяческого восхищения", а также, "дочь кондитера, которую называли Мадам де Шаперон, поскольку из всех других женщин в мире именно она элегантнее всех носила этот головной убор"[525]. Надо сказать, что Карл VII, для себя и своего окружения, был щепетилен в вопросах "туалета". Его гардероб был полон различной одежды и регулярно обновлялся. Мы знаем о его пристрастии к зеленому цвету и эмблемам в виде золотых солнц[526]. В рассматриваемый здесь период при дворе главенствовала Антуанетта де Миньеле, ближняя кузина Агнессы Сорель и, по слухам, такая же красавица. Но в отличие от Агнессы, эта дама была замужем за Андре де Вилькье, который в полной мере пользовался положением своей жены для личного обогащения,  до самой своей смерит в 1452 или 1453 году. В феврале 1457 года прошел слух, что Антуанетта заключена в тюрьму одновременно с Отто Кастелланом, ставшим королевским казначеем после ареста Жака Кёра, и первым камергером Гийомом Гуффье, но на самом деле, по словам миланского посла, который сообщил об этом своему господину Франческо Сфорца, это были лишь домыслы[527]. Овдовев, Антуанетта сохранила свое положение почти до конца царствования Карл VII, а затем благополучно перебралась в постель Франциска II, герцога Бретонского, что свидетельствует о ее обаянии и настоящем таланте в обольщении мужчин[528]. Она регулярно сообщала Дофину новости о событиях происходивших при королевском двора, что объясняет, почему к ней продолжали хорошо относиться после воцарения Людовика XI. Влечение, которое несмотря на возраст и болезни, галантный король Карл VII, свободный от женоненавистничества (что было довольно редким явлением в Средние века), испытывал к "благородному полу, который Бог пожелал создать для утешения истинных любовников", было широко известно. В письме, написанном из Брюгге 9 мая 1461 года, Просперо да Камольи сообщал Франческо Сфорца, что "король Франции постоянно находится под влиянием окружающих его женщин, и это у многих вызывает недовольство"[529].

Набожность Карла VII

Хронист Жак Дю Клерк выделяет два периода в жизни Карла VII: до примирения с герцогом Бургундским он вел "святую жизнь", отмеченную регулярным чтением канонических часов; но "после заключения мира с упомянутым герцогом", хотя он по-прежнему был привязан "к служению Богу" этого уже не происходило[530]. Похоже, эта хронология означает, что, успокоившись относительно своего положения в королевстве, Карл VII изменил личное отношение к религии, оставаясь при этом тем самым христианнейшим королем, уважающим Церковь и ее служителей, которых он широко использовал для осуществлении своей власти. Но тем самым он подавал плохой пример окружающим его людям, да и всем своим подданным. Короче говоря, можно предположить, что Жак Дю Клерк был искренне озадачен: как примирить сексуальную разнузданность короля, которая, безусловно, была предосудительной, с верностью христианским обрядам? Для Анри Боде, одной из целей которого было противопоставить Карла VII Людовику XI, этого противоречия не существовало, поскольку его любовь к дамам была "совершенно искренней" и, кроме того, его набожность была отнюдь не показной: каждый день король выстаивал высокую и две низкие мессы, плюс ежедневное чтение часов. На это указывают несколько косвенных фактов. В 1458 году были заказаны новые переплеты для четырех богослужебных книг короля: требника, часослова и двух "получасословов", регламентирующих литургические молитвы на полугодие. После каждой высокой мессы он делал скромное пожертвование в 15 турских денье[531]. Сообщения нескольких послов показывают, что именно после мессы и перед обедней он охотно давал аудиенции. Один из них рассказывает, что Карл VII в некоторые годы не давал аудиенций в праздник Святых Невинноубиенных Младенцев: так, в 1455 году, этот праздник выпал на субботу и в этот день королем не было дано ни одной аудиенции[532]. Но были ли у этой привычки какие-либо особые причины? Можно предположить, что в этот день король просто позволял себе спокойно отдохнуть. Считалось, что Карл VII особо почитал Святого Иоанна Евангелиста, а не Иоанна Крестителя[533], поскольку имя первого было его боевым кличем.[534] Показательно, что в письме от апреля 1457 года Вентурини ди Приориби, преподаватель риторики в Савоне, восхваляет не только мудрость Карла VII, но и его набожность, ссылаясь на его божественный дар исцелять золотуху: "Где бы он ни был, он слушает три мессы в день, а затем, осенив себя крестным знамением, исцеляет больных золотухой"[535]. В то же время Антонио Астесано пишет: "Никто не является более набожным, чем король Франции"[536]. Несколько строк из Советов (Avis), адресованных королевой Иоландой в 1425 году 22-летнему Карлу VII, касаются того каким должно быть отношение короля к религии: "Почитай Святые праздники и преданно служи Богу, проси помощи и заступничества святых в дни их праздников, чтобы испросить у Бога благодати для управления своим народом, истово предавайся молитвам, часто исповедуйся перед Богом и причащайся Телом Христовым, благочестиво выслушивай слова проповедников и проникайся ими, чтобы исправить свою душу, проявляй набожность перед своими подданными, которые тогда будут любить тебя сильнее, следи за тем, чтобы в церквях богослужение совершалось с благоговением"[537]. Нет никаких доказательств того, что король, намеренно отступил от этих предписаний, ведь разве не в его интересах было, по крайней мере, поддерживать видимость набожности и не растрачивать свою харизму "христианнейшего короля"?

В любом случае, независимо от его личного поведения, которое не переставало шокировать окружающих (что было не просто частным делом между ним и его духовником), нас заставляют поверить, что король всегда старался уважать Церковь, просто потому, что видел в ней одну из трех идеологических основ своей власти в королевстве. Карл VII, как и его предшественники, считался "императором в своем королевстве", "олицетворением закона", имеющим право "издавать ордонансы и требовать их исполнения", пресекать любые посягательства на его величество. Он находился на вершине феодальной пирамиды, принимая оммажи от своих бесчисленных вассалов и считался "христианнейшим королем" (rex christianissimus) и "рукой Святой Матери Церкви" (brachium sancte matris ecclesie). Шесть церковных и шесть светских пэров Франции должны были ему помогать в управлении страной. Аналогичным образом, Парижский Парламент и Счетная палата состояли наполовину из клириков и наполовину из мирян[538]. Прелаты регулярно заседали в королевском Большом Совете и имели там огромное влияние. Было бы опасным абсурдом управлять страной вопреки своей Церкви или даже просто отказываться от ее помощи и компетенции,