Горы дышат огнем - Веселин Андреев

уж не черепица, а шумит развесистая груша. Солнце, жужжат мушки, воздух прозрачен. Фиолетовый клевер лучше всех цветов и трав! Какие краски, какой аромат! Вдыхаешь всей грудью, и кажется, становишься все легче и легче. Еще немного — оторвешься от земли и отправишься в плавный полет. Как целительно это сено! Оно освежает, как хвойная ванна.

«Оп-па!» — это проснулся Колка.

Я поворачиваю голову. Колка тоже еще охвачен сонной негой. Мы молчим. Нами владеет какое-то спокойствие, даже расслабленность. Где-то в глубине души мы испытываем неловкость от того, что наш сон охраняет женщина. Правда, такой женщине по плечу это дело! Не только потому, что мы полностью доверяем ей. Просто охранять нас — для нее радость. Бай Иван отправился за дровами. Все мужчины села сейчас в лесу, и он не должен вызывать подозрений, которые сразу бы возникли, останься он дома.

Наше блаженство было прервано неожиданно: вошла тетя Пана с большой корзиной на спине. Она хотела подставить нам лестницу, но мы мягко спрыгнули с сеновала. Что за удовольствие — скатиться с сенной горки!

— Отдохнули немножко, ребята?

— Спасибо, тетя Пана!

Она достала из корзинки большую миску, затем появился круглый медный поднос, заставленный кушаньями. Мы умылись, поливая друг другу из кувшина, вытерлись полотенцем. Культурно! Потом уселись за еду.

Разговоры никогда не мешали нашему аппетиту. Тетя Пана смотрела на нас с доброй улыбкой. Наверное, мы смутились, а она рассмеялась:

— С каким удовольствием вы все уплетаете! Ешьте, ешьте на здоровье!

— А чего нам стесняться?.. — посмеиваясь, сказал Колка.

Она в ответ только погладила нас по головам.

Много лет спустя она говорила:

— Я думала, что лучше будет, если я принесу вам и завтрак, и обед, и полдник — все сразу. Однако этого, наверное, вам оказалось мало и для завтрака?..

— Ну, почему же?.. Для завтрака хватило. И когда ты успела все приготовить?

Живы ли ваши матери? Знают ли они что-нибудь о вас?.. У меня трое детей, но если я хоть одного потеряю, не перенесу этого...

Она поняла, что я из Пирдопа, но не знает точно откуда. Может, она хотела бы передать от меня привет, но об этом не решилась спросить... Мысленно я вижу маму и, странно, рядом с ней тетю Цонку, мать Колки. Они о чем-то разговаривают, хотя никогда даже не слышали друг о друге.

Ложки постукивают в мисках.

— Простите, ребята, если я вас опечалила. Но вы мне так дороги, да и матерей ваших жалко...

Не мерзнем ли мы? Как выдерживаем такие переходы? А сколько сейчас бешеных собак бросили, чтобы выслеживать нас!..

— Знаешь, тетя Пана, человек, пока жив, все выдержит, а уж когда...

Она закрыла мне рот ладонью и строго, с болью сказала:

— Не говори, сынок, таких слов! Не смей! Сердце ты мне разрываешь. Берегите себя, сынки! Очень берегите!..

Сердечность ее слов и прикосновение материнских рук глубоко взволновали нас. И хотя нас это смущало, но так хотелось этой ласки.

Приводя нового товарища, я каждый раз шутил:

— Наверное, многовато у тебя стало сыновей, а?

— Дети никогда не бывают обузой, сынок...

...Наши ятацкие сеновалы! Они были нашими клубами. Нашими кофейнями. Нашими корчмами. Местом встреч наших людей, где велись самые задушевные беседы. На сеновалах мы встречались с ятаками и единомышленниками. Скольких людей я вспоминаю с самыми теплыми чувствами! Я так и запомнил многих: кого наполовину зарывшимся в сено, кого в стеблях кукурузы, кого в соломе. Надо было бы написать об этих наших сеновалах оду... Нет. Зачем оду? Хотя бы простые слова благодарности за теплоту и искренность, с которыми нас там встречали.

— Как отблагодарить всех этих людей?

Колка не ждет, что я ему сразу же отвечу. Многое понятно без слов, каждый из нас об этом думал, и ни у кого нет точного ответа.

— Только б остались живы! Дождались бы лучших дней.

— Да, но... рискуют они всем, а дождутся ли?..

Мне не хочется думать о том, чем они рискуют: тогда надо было бы уйти и никогда здесь не появляться.

— Редкостные люди.

— Не такие уж и редкостные. А твои?

Это неожиданный вопрос. Он молчит, а потом говорит:

— Что мои? Они же такие...

— От рождения? А им чем легче? И они ведь рискуют всем!..

Он добавляет:

— Раз уж они поднялись на борьбу, что другое им остается? Терять им нечего.

В общем, он говорит верно, хотя... Какие разные люди встали на этот полный опасностей путь! Хотелось верить, что этот путь будет и путем славы. Для одних, как для нас, это — все, вся жизнь. Другие, как родители Колки, хотя и находятся на легальном положении, однако это одна видимость, и их жизнь заполнена нелегальной работой. А для таких, как наши хозяева, жизнь — это дети, дом, поля. В минуты отдыха они могут радоваться всему этому, но... приходим мы — борьба поглощает их целиком и... в один миг могут они потерять все, а для них это было бы несравненно тяжелее, чем для других.

Рисуют картину: мать провожает сына в отряд. Памятник: мать вручает винтовку сыну, отправляющемуся в партизаны. Это красиво как символ, но характерно ли? Это была одна из наших драм. Мало было счастливцев, которых так провожали! Многие матери узнавали о том, где были их сыновья, лишь когда бились в истерике над маленькими, кошмарно маленькими ящиками с прахом погибших...

Колка был из числа счастливцев. Его мать, тетя Цонка, рассказывала мне, что проводы сына в отряд были настоящим праздником. Печатница, одна из первых коммунисток в нашем краю, она лишь спросила: «Обязательно ли это? Ведь и здесь нужны люди!..» Ганчо, брат (он только что закончил математический факультет и тоже очень хотел в отряд, однако ему дали поручение вступить в военную авиацию; позже его там раскрыли, и ему пришлось пережить немало тяжелых дней), спокойно убеждал мать, что нет более надежного места, чем горы, что полиция отпустила Колку чудом, а во второй раз... Вон как изуродовали Тошко Стайкова! Пусть Колка и сказал властям, что не занимается такой работой, но он — член городского ученического бюро и переходит на нелегальное положение... «Понятно, — соглашается тетя Цонка, — что надо, но и здесь есть работа... Хорошо, сынок... Следи за ногами: главное, чтоб ноги всегда были сухими...» Мать. Веки ее дрожат, но она — коммунистка и знает, что сын должен отправиться в путь