Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик

узнал девочку, которая, как безумный олень, гналась за радугой. Теперь в парке в кустах есть новая проторенная тропка! Девочка догнала волшебный мост? Что она видела?

– Я видела, как радуга пила воду из реки. Я была вот на таком расстоянии от нее. Нужно было только протянуть руку.

– Хорошо-хорошо! Никому еще не удавалось подойти к радуге так близко, Ангелина.

– Я Люба! Люба! – крикнула девочка.

– О! Старик опять забыл. Когда ты выпрыгнула из кустов, ты так и не сказала, как тебя зовут!

– Как поживает ваша собака?

Ей хотелось снова запустить пальцы в густую шерсть пса, хотелось, чтобы вислоухий лизал ей руки шершавым языком.

– Она не моя, – замахал руками Монгол, чуть не рухнув со стремянки, – этот нахлебник каждый день съедает половину моего завтрака. Бесполезное животное! Так ты подашь мне картину?

Люба взяла полотно и принялась рассматривать. У женщины на портрете были смеющиеся глаза и темная коса, перекинутая через плечо. Ее возраст сложно было определить. Фигура в черном платье выделялась на фоне цветущего сада. Эта картина висела в школе так давно, что никто уже не помнил, кто на ней изображен. Школьники так и называли портрет – «Черная женщина». Но это название Любе не нравилось, потому что лицо у женщины было светлым. Что из того, что она одета в черное?

Раньше картина висела над старым пианино.

– Зачем вы ее перевешиваете?

Монгол нахмурился.

– Думаю, ей надоело висеть на той стене.

Прозвенел звонок. У дверей Кирилл Петрович попросил девочку задержаться, отвел в сторону и, присев на корточки, тихо сказал:

– Я не лезу в дела детей и считаю, что они сами решают, с кем дружить, но мне звонила твоя мама. Она все спрашивала меня про Ангелину и очень беспокоится, потому что считает, что ты стала вести себя странно.

«Ну вот, опять она. Что они ко мне пристали?» – рассердилась Люба.

– Но раз уж я все-таки влез в твои дела, то признаюсь: она – не лучшая компания. Когда Ангелина приходит на уроки, единственное ее занятие – слушать музыку и жевать жвачку. Третий день ее нет в школе. Мать запретила ей гулять после того, как она вернулась посреди ночи, а на второй день Ангелина украла ключ, деньги и ушла в неизвестном направлении. Многие взрослые с ног сбились, ища ее, а она, оказывается, все это время провела в кино, спустив все деньги на ночные сеансы. Учителя говорят, что ее переведут в другую школу. Это случится очень скоро. Ее родители хотят, чтобы она сменила обстановку.

«Так вот почему ее нигде не найти…»

Люба полюбила нового учителя и доверяла ему, но он не может понять, каково ей, – разве он когда-нибудь оставался совсем один, без единого друга, презираемый всеми?

– Люба, ты отличаешься от других. Пускай. Но когда ты станешь красивой умной девушкой и начнешь взрослую жизнь, одноклассники, которые над тобой смеялись, выйдут из школы, не готовые к падениям и унижениям, а ты будешь подниматься и идти вперед, преодолевая препятствия, потому что знаешь, каково это. Я только прошу тебя, оставайся собой и внимательно смотри, с кем дружишь…

– Хорошо, Кирилл Петрович, – она разглядывала пол. – Но вы зря беспокоитесь. Мы поссорились с Ангелиной и больше не дружим. Так что все это уже не имеет значения.

Учитель поднялся. Лицо его выражало сомнение.

«Он тебе не верит, – пискнула Землеройка. – Ангелина говорила тебе, что все взрослые – враги. Они хотят, чтобы дети сидели в клетках и не беспокоили их».

– Заходи, – Кирилл Петрович открыл перед ней дверь.

– А вы?

– Я вернусь через минуту.

Люба вошла в кабинет. Ее появления под всеобщий шум никто не заметил. Первая парта пустовала, и она сразу села на свободное место. Больше половины учеников отсутствовали.

Неважно, что завтра им попадет, зато сегодня – их праздник. Кто-нибудь из тех, кто живет на соседней улице, уже сидит дома, вперив глаза в экран, и жадно погружается в виртуальное убийство. А нужно было подождать всего пятнадцать минут!

Она внимательно огляделась. Не хватало все тех же: Афанасьева, Урбанского и Тугина, их подруги Кулаковой, а еще, пользуясь случаем, исчезли Затишная и Водянкина, весь день страдавшая головной болью.

Скоро появился классный руководитель, но шум не стих.

«Они ведут себя с ним иначе, чем с другими учителями, – поняла Люба, – они считают кабинет своим. Как будто это островок свободы посреди правил и законов. Но ему от этого не легче».

Вслед за учителем в класс вошла невысокая девочка с удивительными волосами. Мелкие пружинки вокруг ее головы напоминали мягкие березовые сережки. Она моргнула глазами, обрамленными пушистыми ресницами, как маленькая птичка, и приоткрыла рот, по-детски оттопырив нижнюю губу. Класс мгновенно затих. Любопытство пересилило все.

– У вас появился новый друг. Она теперь с нами в одной лодке, – сказал учитель. – Позаботьтесь о том, чтобы Рада чувствовала себя здесь как дома. Кто покажет ей школу и классы, где у вас проходят занятия?

Не поднялось ни одной руки. Тень снова легла на лицо Кирилла Петровича, и он начал самостоятельно назначать ответственных.

Тем временем девочка села рядом с Любой. Было столько свободных мест и незанятых парт, но новенькая предпочла составить ей компанию. Люба хотела отодвинуться, но новенькая вдруг открыто улыбнулась ей.

«Так вот зачем нам рассказывали о крысах. Я та самая, которую уже били током».

– Заканчивая школу, вы сможете приобрести двадцать пять врагов или двадцать пять друзей, – говорил Кирилл Петрович, почему-то волнуясь. – Кто из вас захочет выйти в опасную взрослую жизнь без поддержки? Собирайте друзей, пока не остались одни.

– Привет, – прошептала новенькая и снова моргнула, как птичка.

– Привет, – улыбнулась Люба, пряча скобки, и, не выдержав, добавила: – У тебя волосы, как пружинки… Можно?