Единство и многообразие в Новом Завете Исследование природы первоначального христианства - Джеймс Данн

Почему в таком случае в 1:12 мы видим четыре различных лозунга? На этот вопрос Дал отвечает достаточно убедительно:

Говорившие "я Павлов" гордились им и считали его выше Аполлоса и Кифы. Остальные лозунги надо понимать как заявление о независимости от Павла. Аполлос упомянут как самый выдающийся христианский наставник, который посетил Коринф вслед за Павлом. Кифа — знаменитый первоапостол, первый свидетель воскресения. "Я Христов" — не является девизом какой‑то особой "партии Христа", а просто означает "я принадлежу Христу и не завишу от Павла[492].

Кем в таком случае были противники Павла в Коринфе? Вероятнее всего, это восторженные (см. выше, § 44.2) христиане, находившиеся под сильным влиянием идей, характерных для позднейшего гностицизма. Конечно, многие исследователи назовут их просто гностиками[493], но в письмах к коринфянам нет указаний на завершенную гностическую систему, особенно в области христологий[494].

а) Мы видим, особенно из 2:6–3:4, что в Коринфе Павел выступал против тех, кто называл себя духовными (πνευματικοί). Это ключевое слово в гностицизме, во всех трех случаях, когда Павел его употребляет в 1 Кор, он, видимо, пользуется языком своих оппонентов (2:13,15; 3:1; 12:1; 14:1,37; 15:44,46). С такой самооценкой было связано то, что они большое значение придавали тому, что сами называли "мудростью" (σοφία). Как духовные и мудрые, они презирали Павла за простоту формы и содержания его учения (1:17–2:5). Они оставили молоко его учения ради твердой пищи более глубокой мудрости (3:1–2). Они уже достигли полноты, уже разбогатели, уже воцарились, а потому могут свысока, с напыщенной гордостью и высокомерием взирать на собратьев–христиан и на самого Павла, как на наставника в низшем по уровню христианстве (4:6, 8,10,18). Они, несомненно, считали христианство одной из форм мудрости, а себя мудрыми и возвышенно–духовными. По сравнению с другими верующими они — зрелые и духовные. Параллели с поздним гностицизмом здесь поражают. Разновидностей гностицизма было много, но их объединяло разделение людей на две (или три) группы, причем духовные непременно рассматривались как превосходящие остальных[495]. Премудрость (σοφία) играла важную роль в их понимании спасения[496]. Крест же, по крайней мере для некоторых, был преткновением[497].

б) Вопросы о безнравственности и браке, затронутые в 1 Кор 5–7, также могут отражать раннюю гностическую или догностическую мысль. Хорошо известно, что гностический дуализм духа и плоти мог привести либо к неразборчивости, либо к аскетизму. Коль скоро дух — это благо, а тело — зло, презренная "грязь" и тюрьма, держащая божественную искру в плену у материи, то с точки зрения логики безразлично, как обращаются с телом. То есть можно уйти в грубейшую чувственность (без вреда для духа)[498] или заморить себя воздержанием[499]. Поэтому упоминаемая в 1 Кор 5–6 безнравственность вполне могла быть естественным следствием гностических взглядов на тело, а также известной своей вольностью атмосферы Коринфа (отсюда 6:15–20). И если в 1 Кор 7:36–38 (см. КП. — Ред.) имеется в виду аскетический или духовный брак, то это может быть результатом тех же основных гностических идей, возможно соединенных с реакцией против коринфской безнравственности и распущенности, а также ожиданием близкого конца[500].

в) Возникшее в христианской общине напряжение между евшими мясо и вегетарианцами очень напоминает разделение между гностиками и остальными людьми (гл. 8–10). Подобно позднейшим гностикам, "люди знания", очевидно, были высокого мнения о собственном знании (γνώσις) и понимании (8:1, 7,10,11)[501], "Мы имеем знание" — было, очевидно, их горделивое притязание (8:1,10), как, возможно, и "мы любим Бога и познаны Им" (8:3 — ср. Еванг. Истины, 19:33). Следовательно, они никакого значения идолам не придавали и свободно присоединялись к храмовым празднествам — опять‑таки подобно гностикам II в.[502]

г) Духовное самомнение, пневматика (они бы сказали "знание истинного положения дел"), возможно, отражается в некоторых (хотя и не всех) спорах, раздиравших Коринфскую церковь. Наибольшего выражения оно достигало в их поведении во время совместной трапезы и вечери Господней (11:17–22, 33): для части общины это был повод хорошо поесть, презрев при этом бедных ее членов (у которых еды было меньше) и пришедших позже. Почти наверняка речь идет о тех самых людях, чье превосходящее знание давало им право наслаждаться жизнью — к общей трапезе и вечере Господней они относились так же, как и к идольским празднествам, которые посещали (ср. 10:19–21)[503]. То же духовное самомнение заметно и в вопросе о духовных дарах (гл.12–14): они, несомненно, гордились своими духовными дарами (πνευματικά), особенно экстатическим вдохновением, когда они говорили "языками" (14:12,23,33) — они считали это проявлением высшей духовности и к не обладавшим столь же яркими дарами относились с пренебрежением (гл. 12:21). Не исключено, что 12:3 содержит одну из ранних формулировок типично гностической христологии: земной Иисус значения не имеет, значение имеет только небесный Христос[504].

д) Позднейший гностицизм отличало убеждение, что, обретя знание об истинном положении дел и о себе, уже становишься "совершенным"[505]. Подобным образом коринфские противники Павла подчеркивали "уже" и пренебрегали еще не наступившим эсхатологическим спасением. Отсюда язык в 4:8: "Вы уже сыты, вы уже разбогатели, без нас вы воцарились". Также и весь отрывок 10:1–12, очевидно, написан, чтобы предупредить тех, кто полагает себя уже достигшим совершенства (возможно, через участие в таинствах)[506]. На самом деле они еще в пути и могут упасть вследствие своего напыщенного самодовольства — трагическим прообразом чего было происшедшее с израильтянами между Красным морем и Иорданом. Возможно, наиболее ясным примером подчеркнутого "уже" коринфских пневматиков было их отношение к воскресению (гл. 15). Очевидно, именно они в Коринфской церкви утверждали, "что нет воскресения мертвых" (15:12). Они могли считать, что будущего, грядущего воскресения нет: они уже восстановлены через участие в животворящем Духе, приобщаясь к воскресению Того, Кто, воскресши, Сам стал животворящим Духом (15:45). Отрицая воскресение мертвых, они имели в виду отрицание воскрешения (мертвых) тел: спасение не зависит от того, что случится с телом во время смерти или после нее. Воскрешение (материального) тела для гностика невообразимо, ибо противоречит его основопологающему представлению о дуализме духа и материи; напротив, спасение уже даровано, воскресение уже произошло в Духе воскресения[507]. Таким образом, и здесь мы сталкиваемся со взглядами, типичными для позднейшего гностицизма[508].

Одним словом, корнем проблем, с которыми Павел столкнулся в Коринфе, несомненно, было сильное влияние гностических (или догностических) идей на значительную часть христианской общины. Ситуация, конечно, была сложнее, чем может показаться из вышесказанного, но тем не менее видно: в Коринфской церкви присутствовали "гностические тенденции" в строгом смысле этого слова. Отметим, что это было многообразие в рамках одной общины: несмотря на разделение, обе группы людей считались ее членами. Один из краев спектра коринфского христианства отличался тягой и симпатией к понятиям и категориям, характерным для синкретической смеси эллинистической культуры и религиозной философии, но из общины это их не исключало. То есть в Коринфской церкви были гностики, но Павел не объявлял их нехристианами или ложными христианами. Он упрекал их в гордыне и недостатке любви, но признавал их членами тела Христова. Перед нами только середина I в., но на сцене уже появляется гностическое (или догностическое) христианство — не как угроза или нападение на церковь извне, но как часть самого христианского спектра[509].

61.2. Несложно обнаружить свидетельства о гностических тенденциях в эллинистическом секторе раннего христианства и в других местах Нового Завета.

а) Ситуация в Филиппийской церкви была довольно сложной, по крайней мере с нашей точки зрения. "Зеркальное прочтение" текста позволяет прийти к выводу, что в филиппийской общине, как и в коринфской, многие верили, что уже достигли совершенства (3:12–15, ср. 1:6,11), поэтому их оставляли равнодушными разговоры о необходимости работать для спасения (2:12), а слова о грядущем воскресении они считали бессмысленными (3:10–11,20–21). Подобно коринфянам, они надмевались своими представлениями, считали других ниже себя; их интересовали только высшие предметы (2:3–4). Возможно, они делали из этого антиномистские выводы — по крайней мере, это, кажется, подразумевается 2:12,14, 3:16 и 4:8–9. Значит, филиппийцы были легкодоступной жертвой тех, против кого Павел предупреждает в 3:17–19. Кто составлял эту последнюю группу? Речь, несомненно, идет о распутниках, похвалявшихся своей (чрезмерной) чувственностью ("их бог — чрево, и слава их — в сраме"). Возможно, подобно коринфским гностикам, они считали весть о кресте безумием ("враги креста Христова, их конец — погибель" — ср. 1 Кор 1:18). Возможно, похвалялись они и знанием небесного ("они мыслят о земном" — насмешливая пародия). Скорее всего это были распутники с выраженными гностическими тенденциями[510].