Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

Лучше бы я сам пошёл с ними. Мне было бы легче…

Ну ничего. Сейчас.

— Джек, — окликнул я англичанина. Он подошёл ко мне — два шага. Берег приближался. —

Джек, ты помнишь, о чём мы договорились… Никому не сходить с плотов! — крикнул я и, примерившись, прыгнул в воду.

Мне оказалось здесь по бёдра. Сразу что-то заорали ребята, но я уже брёл к берегу, приподняв руки, всем телом ощущая нацеленные мне в грудь стрелы. Страшно не было. Наверное, так чувствуют себя немного выпившие люди — меня несло с пустой весёлой головой на какой-то бесшабашной волне.

Стрела! Это было как вспышка, и я отбил её прямо перед лицом ударом даги. Позади раздался с плотов гул изумления. Я шёл по песку пляжа и видел, как над валом поднимаются головы людей Мясника. Двое целились из арбалетов.

Стрела! Стрела! Я уклонился от одной и отшвырнул другую палашом. Необычайно чётко и ясно виделось всё-всё вокруг.

Я остановился на полпути к валу и уперся палашом в песок между ног. Поигрывая дагой, провёл взглядом по валу. Вновь посмотрел на "башню" и спросил — негромко, но отчётливо, меня услышали:

— Кто ещё будет стрелять?

Ответом мне было молчание. Я тоже какое-то время молчал, потом поднял палаш: — Нори! — крикнул я. На каменном валу произошло какое-то шевеление, но ответа не было. — Нори Пирелли! — повторил я. Щёлкнула тетива; я, угадав мгновенный промельк, ударом палаша смахнул направленную мне в лицо стрелу арбалета. И снова не было страха — только холодная собранность. — Я вижу, что вы там не умеете стрелять! Но я не знал, что ваш командир — трус! — я повторил то же по-английски и на плохом немецком, а потом вновь перешёл на русский: — Я говорю тебе, Нори Пирелли, что ты трус, негодяй и повелитель рабов! Если хочешь ответить мне на эти слова — выйди и докажи, что они несправедливы!

Снова движение — и на гальку с камней ловко соскочил мальчишка. Спружинил ногами и выпрямился.

Так я увидел разбойничьего "короля" Спорад.

Нори Пирелли стоял в десятке шагов от меня в свободной позе, опустив к ноге широкую шпагу-чиавону. В другой руке он держал маленький круглый щит, поблёскивающий отполированными выпуклыми роговыми бляхами. Итальянец выглядел моим ровесником, примерно одного со мной роста и сложения. Скорее всего, он нравился девчонкам — смуглый, тонколицый, с большими карими глазами и волнами чёрных кудрей, рассыпанными по плечам. Руки Нори от запястий до локтей закрывали наручья из толстой кожи, а прямо на голое тело была одета такая же, как у меня, бригантина.

231.

— Я — Нори Пирелли, — он говорил на неплохом английском. — Зачем ты хотел меня

видеть? И почему оскорбляешь меня, если мы с тобой не ссорились?

— Я вызываю тебя на поединок, — я вытянул в его сторону палаш. — И уже объяснил —

почему. Что тебе нужно ещё?

— А… — Нори усмехнулся, блеснули белые зубы, но улыбка была нехорошая, злая. —

Рыцарь. Ещё один рыцарь. Ещё один идиот. Ещё один правдолюбец. Ты не русский? — я кивнул, не спуская с него взгляда. — Ну, я подозревал это. А зачем мне сражаться с тобой? С какой стати? Моей крепости вам не взять. Постоите под стенами — и уйдёте. Так уже бывало. Ты думаешь, что ты первый?

— Я не первый, но я, похоже, самый умный. Или самый удачливый… Оглянись, — и я

махнул рукой.

Нори обернулся. Как раз вовремя, чтобы увидеть падающий с зубца флаг — он летел, похожий на гаснущий язычок пламени, и Нори проводил его взглядом до земли. Повернувшись ко мне, он быстро спросил:

— Что это?

— Это наши ребята, — любезно пояснил я. — Всю ночь лезли. Надеюсь — никто не

сорвался… Кстати — у них луки, арбалеты и аркебузы, оттуда ваши позиции — как на ладони. Перебьют вас с удовольствием. Прямо сверху, а вам вверх стрелять будет не очень-то удобно, — я излагал всё это обстоятельно и почти доброжелательно. — Следить нужно лучше за своими часовыми. И не расслабляться. Теперь разговор другой.

Нори, конечно, был работорговцем и бандитом. Но лидером он тоже стал не просто так. И, судя по всему, всё оценил.

— Тогда зачем тебе этот поединок?

— Ты же сам сказал — я рыцарь, — пожал я плечами.

— Хороший ответ, — он вновь скользнул взглядом по скалам, махнул рукой своим,

которые уже начали беспокоиться. — Но у меня ведь есть люди и в помещениях…

— Внутрь мы можем войти без проблем. А там — один за одного, и наших-то больше

намного… А кого возьмём живьём — топим в море. Если доведём.

— Если ты убьёшь меня — что будет с моими людьми? — Нори был спокоен и серьёзен.

— А чего бы ты хотел? — вопросом ответил я.

— Ясно… Ладно. Хорошо погуляли, — усмехнулся он. — А если я убью тебя, русский?

Я впервые прямо посмотрел ему в глаза. И ответил уверенно:

— Не убьёшь. Не сможешь.

Игорь Басаргин

Весёлый колдун тебе ворожил —

До века не знать утрат.

Словца поперёк тебе не скажи,

А скажешь — будешь не рад.

Богатство и удаль — залог удач,

А ты — и богат, и смел…

А под ноги кто-то попался — плачь!

Когда и кого ты жалел?!

Богатство мужчин, девичья краса

Едва пожелал — твоя!

Но… всё же нашла на камень коса.

Тебе повстречался — я.

Тебе не поладить со мною добром,

Как водится между людьми.

В гробу я видал твоё серебро,

А силой — поди, сломи!

Не будет пощады — или ничьей,

Не кликнешь наёмных слуг.

С тобой нас рассудит пара мечей

И Правда, что в силе рук!

В этой схватке — лишь Правда в цене!

За всё отдувайся сам!

Кому из нас — тебе или мне? -

Оставят жизнь небеса?!

232.

В этой схватке — лишь Правда в чести,

И Меч — глашатай её!

Из этой схватки двоим пути

Не быть.

И кричит вороньё.

Раскланиваясь, Нори двинулся по кругу, заходя мне за спину — чтобы заставить меня повернуться, тогда солнце засияло бы мне в глаза. Я начал отступать, не давая развернуть себя, потом метнулся вперёд, и Нори едва спас ноги, подпрыгнув, а я уклонился от щита, ударившего меня в лицо. Жёстко скрежетнула сталь чиавоны о мою дагу, я оттолкнул шпагу итальянца. Совсем не фехтовальные, с замахом с плеча, удары рассыпали бледные искры. Подставленный щит гулко ухнул, как маленький пионерский барабан. Я отскочил, спасая колено от дробящего пинка, чиркнул кончиком даги по бригантине итальянца. Его лицо вздрагивало перед каждым ударом — не от страха, конечно, а от напряжения. Сталь уже не лязгала — скрипуче вскрикивала. Нори был силён, а главное — ловок, очень ловок… Удар! Мелькнувшая нога впечаталась мне в плечо, бросив на спину, но я перекатился через спину и, вскочив на ноги, едва не снёс голову НориЮ вонзившему чиавону в песок там, куда я упал. Он кувыркнулся назад — прямо из приседа — и, сбив влево мой укол щитом, размашисто рубанул меня в голову. Я отклонил удар дагой, и мы плавно отодвинулись друг от друга. Нори тяжело дышал.

— Ты не куришь? — спросил я его по-английски.

— Нечего, — он пожал плечами. — И всё-таки это нечестно. Если я тебя убью, твои

отпустят моих ребят?

Вместо ответа я закрутил палашом "восьмёрку", держа дагу у бедра остриём вниз. Вновь брызнули веером искры. Удар пришёлся точно под прямым углом, отчего я перестал чувствовать руку до локтя — хорошо ещё, что и у Нори, кажется, была та же проблема. Он морщился и шевелил локтем, не торопясь больше нападать.

— Твои люди уйдут, если ты победишь, — сказал я. Нори оскалился, кивнув. Клинки сухо

хряскали, сшибаясь. Я перехватил дагу и, улучив момент, изо всех сил вогнал её в центр щита, за край одной из роговых блях. Дагу вывернуло из моей руки, но и Нори с рычанием отбросил щит — то ли я его ранил сквозь него, то ли с дагой щит стал неудобен.

— Клинок против клинка, — сказал он, словно предложил мне пари. Я поклонился, чуть

отведя левую руку в сторону. В моём поклоне не было наигрыша — просто равнодушное уважение к тому, кто хорошо владеет шпагой.

Мы неспешно, с дальней дистанции, обменялись несколькими ударами. Казалось, у нас обоих внезапно пропало желание драться. Но я по себе знал — это не так.

Хрясть! Хрясть! Клинки столкнулись уже всерьёз — на уровне колен. Нори сделал плавное, как летний ветерок и быстрое, как молния, движение — и на левом бедре спереди у меня с хрустом распалась штанина. Наружу брызнула яркая кровь, а внутрь хлынула жгучая боль, но я сказал отскочившему итальянцу:

— Это всё? Ты не ветчину к завтраку режешь, макаронник.

— Я тебя нарежу, как ветчинку, — спокойно пообещал он, грозя поднятой чиавоной. —

Куда мне спешить? Когда ты истечёшь кровью…

Он не успел мне сообщить, что со мной будет в этом случае, потому что я бросился вперёд — на правую, нераненую ногу. Раньше я никогда такого не делал, но сейчас было не до мыслей о неотработанности приёма. Мой палаш ударился клинком у самой гарды в то же место чиавоны, вскинутой над головой Нори — и мгновенно я расслабил кисть руки…