Детский мир (сборник) - Андрей Столяров

Буквально по миллиметрам.

И ведь где? — находясь в заключении, сам каждый день ожидая неминуемой смерти.

Сэнсэй — это человек.

Единственное, чего он, пожалуй, не предусмотрел, это как мы будем потом выбираться отсюда. То есть, разумеется, предусмотрел: я имею в виду Задрыгу с его проклятой лодкой. Но Задрыга, по–видимому, напоролся на сарацинов. И, наверное, лодка его сейчас уже давно под охраной.

И мы точно в ловушке на этом занюханном острове.

Или, может быть, Сэнсэй и рассчитывал на нас, как на смертников?

Было у меня такое легкое подозрение.

Ведь действительно. Был Кропилла, который обыкновенным кинжалом убрал лидера Народного ополчения. Кропилла казнен на Торговой площади. Был Вчерашний Студент, совершивший неудачное покушение на Нашего Великого Покровителя. Вчерашний Студент исчез в подвалах Охранки. Были Муха и Тараканчик, готовившие нападение на Канцелярию. Оба ныне убиты. Теперь Задрыга. Кто, собственно, остался от группы? Остались мы с Крокодилом — причем, нас обоих уже тоже можно вычеркивать, из Крепости нам не выбраться — да остался аккуратненький, никогда не рискующий Креппер, который, наверное, мчится сейчас домой на своей машине. Приедет — выпьет чашечку чая. Собственно, вот и все, что осталось от группы. Нет больше группы, если говорить откровенно. Пополнение не поступает, а испытанные бойцы сходят один за другим. Видимо, это — финал. Герилья заканчивается. Да и какие, если говорить откровенно, от нее результаты? Если говорить откровенно, то результаты неутешительные. Ну — убрали пару чучундр, которые были здесь не на месте. Ну — пожалуй, навели шороха на некоторых других. Ну и все. Особых результатов не ощущается. Главное, нет мясорубки, которая перемалывала бы верхушку. Потому что мясорубку надо вращать.

Так что, Сэнсей здесь, по–видимому, промахнулся.

Я откусил заусеницу.

И вздохнул.

Даже в эти минуты мне не хотелось думать о Сэнсэе плохо.

И я не стал о нем больше думать. Вместо этого я выдернул полурасстрелянную обойму из своего «никкодера», заново набил ее масляными увесистыми патронами, которые, к счастью, у меня еще оставались, и с какой–то несвойственной лихостью вставив ее обратно, передернул затвор, подхватив с колен вывалившуюся желтую гильзу.

И между прочим, я очень вовремя сделал это, потому что едва я приподнял отполированный гладкий «никкодер», толстым рылом своим напоминающий морду свиньи, как из–за проржавевшей коробки автобуса, как избушка лесовика зарывшейся основанием в почву, неожиданно вылез пузатый расхристанный сарацин и, от изумления вытаращив глаза, осторожно попятился, застегивая блестящие латы.

— Караул… — сказал он растерянным шепотом, словно не веря. И вдруг — ринулся, размахивая руками, куда–то в глубь территории. — Ка–ра–у–ул!.. Боевая тревога!.. Здесь — террористы!..

Голос у него был пронзительный и суматошный.

Я тут же выстрелил.

И сарацин, с невероятным грохотом повалившись, раскатился на глиняные пустотелые черепки.

Все было кончено.

Но немедленно такие же пронзительные суматошные голоса зазвучали на противоположном конце строения, — звякнуло разъемом металла, и прохрипело короткое уверенное восклицание:

— Хэрр!..

Так солдаты Геккона оповещали друг друга.

А из темной дыры амбара внезапно вывалился Крокодил и, невероятным прыжком преодолев расстояние между нами, чуть не сшиб меня с ног, толкая куда–то в сторону.

— Все! Уходим!..

От него пахло водкой (когда он только успел?) и, если не ошибаюсь, пластмассовой изоляцией, и отчетливый синеватый дымок вытягивался из–под крыши амбара.

И, шипя, как бенгальский огонь, отползало куда–то внутрь темноты малиновое огненное насекомое.

Я заметил все это в какие–то доли секунды.

— Скорее!..

И вплотную за паникой его надрывного крика внутреннее пространство амбара заполнил нестерпимый солнечный блеск, треугольное отверстие в досках ослепительно засияло, вулканическая желтизна, точно струи воды, просочилась сквозь щели, а сама зашатавшаяся громада разбухла, как бы надутая дымом, и вдруг с оглушительным треском разорвалась на части: медленно поплыли по воздуху доски и перекрытия — черное облако дыма, поддерживаемое огнем, выросло до самого неба, закрутилось железо, грохнуло невероятным раскатом, и цунами могучего раскаленного шторма прошелестело над нашими спинами. Но мы были уже вне опасности, нас надежно защищали штабеля автомобильных покрышек, они стояли, как бастионы, и даже устрашающий камнепад, точно дробь пулемета, застучавший мгновением позже, совершенно нас не коснулся, я лишь быстренько подтянул задрожавшие ноги, чтобы их не задело, а свернувшийся и, видимо, успокоившийся Крокодил, будто гусеница, освоивший нишу между покрышками, просипел — в промежутке между двумя особенно сильными взрывами:

— Вот так! Теперь им будет не до нас — некоторое время… — и добавил, прислушиваясь к грохоту и слабым человеческим крикам. — Ничего–ничего, сейчас мы от них оторвемся…

Плоское скошенное лицо его посерело от пота.

Он вдруг злобновато хихикнул.

— Ты — это, помнишь, водонапорную башню — мы проходили? Так вот, за башней есть такая каменная пристроечка. А за пристройкой — сарайчик, будочка, одним словом. Скворечник. Ну, в общем, увидишь — узнаешь. Раньше там хранилась плоскодонная лодка. Это мы еще курсантами сделали, сообразили чтобы гонять в самоволку… Ничего–ничего, не расстраивайся, бывало и хуже…

— Думаешь, доберемся до будки? — спросил я.

И Крокодил покивал головой — обнадеживая.

— Я этот гарнизон знаю, как свои пять пальцев. Тут такие проходы есть — им и не снилось. Ничего–ничего, я все–таки здесь три года отбарабанил…

Кожа у него была в старческих мелких морщинках, а тяжелые мешки под глазами — как будто угольные.

Выглядел он, надо сказать, очень плохо.

— Прямо сейчас и двинемся…

Однако, двинуться прямо сейчас, к сожалению, не получилось. Я уж не знаю, что именно там Крокодил подорвал, то ли склад с боеприпасами гарнизона, то ли, может быть, базу горюче–смазочных материалов, но кипение ярких протуберанцев на месте амбара нисколько не утихали: там по–прежнему бухало, сотрясая весь остров, разрывалось, шипело, металось по небу пламенными языками, как безумные трещали в огне пулеметные ленты, я довольно–таки отчетливо слышал над головой свист беспорядочных пуль, разлеталась фанера и, точно градины, сыпались вокруг нас кусочки зазубренного металла. Нечего было и думать, чтобы в таких условиях высовываться на открытое место, все, что мы могли сделать — это отползать по–немногу, прикрываясь штабелями покрышек, но покрышки уже и сами начинали гореть: комковатая жирная копоть поднималась сразу несколькими фонтанами, слабый ветер размазывал их по воздуху, и за две–три минуты вонючее едкое облако закрыло собой все окрестности.

Запах от него был такой, что я раскашлялся, как ребенок.

Тем не менее, это было нам на руку.

Потому что, дождавшись, когда катаклизм в районе амбара несколько поутих и когда в разрывах, по крайней мере на слух, образовалась определенная пауза, мы, используя этот дым как завесу, перебежали пустырь, усыпанный каменной крошкой, и, не переводя духа, нырнули в прямые узенькие переулочки, образованные заборами и широкими многочисленными бараками, выбеленными известкой.

Здесь, наверное, тоже располагались склады, только другого характера, и мы ворвались в их сонный покой, точно два сумасшедших.

Правда, «ворвались» — это, пожалуй, некоторое преувеличение. На самом деле пауза, которой мы попытались воспользоваться, закончилась очень быстро — снова бухнуло, засвистело, сыпануло веерными очередями — нам пришлось то и дело отлеживаться за складками местности — матерясь и ожидая нового промежутка.

То есть, добирались до этих бараков мы достаточно долго.

Время — очень растягивалось.

Я даже успел подумать, что все–таки какой Крокодил молодец: организовал такое мощное отвлекающее прикрытие. Разумеется, никаких иллюзий у меня по–прежнему не было, десять лет прошло, елки–палки, какая там плоскодонка: все забыто, украдено, сгнило до основания, нас отловят, как зайцев, застигнутых половодьем, это, видимо, дело ближайших полутора или двух часов, но теперь мы, по крайней мере, получили некоторую передышку.

В общем, молодец Крокодил. Вот, что значит военное образование.

Не случайно и сам Сэнсэй относился к нему с таким уважением.

И, между прочим, он, наверное, еще раньше спас нас обоих. Как это я в самом начале не сообразил? Ведь по плану, после завершения акции мы должны были отходить мимо административного корпуса, мимо старой котельной, а затем — прямиком к месту встречи с Задрыгой. Там нас, как я теперь понимаю, и ждали. Действительно. Но ведь Крокодил почему–то решил зайти совсем с другой стороны, лишь поэтому, видимо, мы и не попали в засаду: напоролись на тело Задрыги и спутали им все карты.