Бонапарт. По следам Гулливера - Виктор Николаевич Сенча
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Словом, ничего удивительного, что у Пленника обнаружился гепатит. Судя по клиническим проявлениям, заболевание имело достаточно тяжелую форму. У Пациента, как отмечал О’Мира, пожелтели белки глаз, а моча приобрела темный цвет; все это, как уже говорилось, сопровождалось сильными болями в правой подреберной области. Типичные проявления воспалительного процесса в печени. Опаснее всего было то, что подобное состояние тянулось месяцами, без должного лечения (проводилась лишь так называемая симптоматическая, то есть облегчающая, терапия). Как результат – заметное увеличение печени и ее затвердевание. Наблюдались проявления цирротических, то есть необратимых, изменений клеток печени…
Во-вторых, истинным бичом Святой Елены была дизентерия. Болели не только в Лонгвуде, но и по всему острову. Коварная болезнь, нещадно изматывая людей, десятки жизней уносила в могилу. Гибли даже английские солдаты и матросы. Так, из 630 человек личного состава 66-го сухопутного полка от дизентерии скончалось 56 человек; а флагманский корабль «Конкверор» за полтора года потерял от диареи 110 человек из 600 членов экипажа – то есть более чем каждого шестого. Что уж говорить о судах поменьше, с их высокой скученностью, где от желудочно-кишечных заболеваний и тропических болезней погибал чуть ли не каждый четвертый…
Первым из французов дизентерия свалила ординарца Бонапарта Гаспара Гурго. Произошло это в феврале 1816 года. Лечение проходило безуспешно, поэтому больной очень страдал. По ночам у постели умирающего дежурил военный врач с «Нортумберленда» Уильям Уорден[120].
Из дневника генерала Гурго: «Не мог продолжать дневник из-за сильнейшего приступа дизентерии, которая к середине марта привела меня на край могилы. <…> В лагере много больных. Много солдат умерло. Лучше бы умер Хадсон Лоу; это произвело бы хорошее впечатление, а то умирает только простой люд. <…> Уныние царит и в Лонгвуде, и в лагере, где за неделю четверо солдат умерли от дизентерии».
Вслед за Гурго дизентерией заболел сначала сам Бонапарт, а потом и все его окружение.
«Император, не отличавшийся крепким здоровьем, страдал также и от дизентерии, – вспоминал Луи Маршан. – Ее симптомы, принявшие достаточно серьезный характер, испугали нас, но вскоре они исчезли. В связи с этим император заявил д-ру О’Мира: “Если бы я принял ваше лекарство, то я бы уже погиб. Мой куриный бульон и то, что придерживался поста, – вот, что спасло меня”…»
Заболевание у многих зачастую протекало в тяжелой форме, но кто-то отделывался всего лишь периодическими приступами кишечных колик и диареей…
Лечение инфекционных больных в Лонгвуде не отличалось ни изобретательностью, ни высоким профессионализмом. «От колик» каждый чуть ли не горстями глотал так называемые blue pills — ртутные пилюли, считавшиеся у британцев некой панацеей при лечении сифилиса. Поэтому английские врачи были уверены, что для борьбы с возбудителем дизентерии этот препарат самый что ни на есть действенный. Правда, не желали видеть другого – например, того, что от «голубеньких пилюль» расшатывались и выпадали зубы, а полость рта покрывалась волдырями. Как говорится, спасая голову, по волосам не плачут…
В-третьих, Бонапарт и прочие жители Лонгвуда страдали от цинги. Это объясняется скудностью растительной пищи в рационе французов: мясо, птица, вино, сладости… И минимум зелени, картофеля, цитрусовых. Как только доктор О’Мира при обнаружении у Пациента рыхлости десен порекомендовал увеличить прием овощей и цитрусовых, явления цинги (рыхлость и кровоточивость десен) быстро сошли на нет.
Настоящей проблемой для Бонапарта стали отеки ног. Ничего подобного ранее с ним не случалось. Однако ограничение передвижений по острову, организованное Хадсоном Лоу, вынудило этого подвижного и неусидчивого человека месяцами просиживать в доме, не выходя даже в сад. Застойные явления в нижних конечностях не заставили себя ждать. Наполеон заметно пополнел, лицо и конечности стали отечны, появилась одышка, а также жалобы на давящие боли в сердце. Стали беспокоить бессонница, состояние тревоги, общая слабость, явления апатии… Как считал доктор О’Мира, Пациент пренебрегал двумя «наиболее важными элементами лечения – физическими упражнениями и развлечениями».
Наверное, доктор был прав. Только к 1818 году Наполеону было не до развлечений: у него раз за разом возникали боли не только в подреберье, но и в области желудка. Правильнее было бы сказать, что нездоровый желудок стал беспокоить еще больше. Ухудшился и без того плохой аппетит, часто поташнивало, возникли проблемы со стулом: запоры чередовались с диареей. Прописанные доктором лекарства ничего, кроме тошноты, не вызывали. Некоторое улучшение приносила назначенная в октябре 1817 года каломель. Но в целом здоровье Наполеона на острове оказалось серьезно подорвано. Тюремщики делали все от них зависящее, чтобы Пленника как можно быстрее свести в могилу…
* * *
Тем временем атаки со стороны англичан не прекращались. Губернатор Хадсон Лоу никак не мог угомониться. Присутствие на острове «Императора» лишало его сна. В буйной головушке англичанина рождались мысли одна коварнее другой.
Да, он не был боевым генералом, зато являлся неплохим служакой. А еще отличался мстительностью и рвением. И обидные слова, брошенные ему в лицо «узурпатором», о никчемности его, британского генерала, корсиканцу ни за что не простит! Каждый служит Отечеству по-своему: кто-то на полях сражений, кто-то – при штабе или охраняя тюремную камеру. Каждому свое, как утверждали древние. Но и это «свое» отличается: кому-то пистолет и сабля, кому-то – ключи от камеры. Служба бывает разная…
Впрочем, как и люди. Для истинного военачальника общение с тюремщиком не только тягостно, но и унизительно. И даже не из-за статуса – из-за разного отношения каждого к понятию чести и достоинства. Повидавший кровь и смерть на поле брани меняется навсегда; такой человек похож на закаленное железо: он несгибаем и тверд. В отличие от карьериста и «паркетного шаркуна», главное достижение которого – умение приспосабливаться. Такие люди абсолютно несовместимы – их отличает некий внутренний стержень, своего рода генный код. Полководец и тюремщик – разные по определению. Как белое и черное, острое и тупое, правда и ложь…
Наполеон Бонапарт и Хадсон Лоу были разными. И если бы Бонапарту сказали, что его когда-нибудь будут сравнивать с каким-то тюремным охранником, великий полководец наверняка бы обиделся. Хотя бы потому, что сравнивать этого человека с кем-то бессмысленно по определению. Даже недруги признавали: Наполеон – штучный товар Истории…
Будучи англосаксом по крови и тираном по натуре, Хадсон Лоу не гнушался никакими средствами для того, чтобы сделать существование Пленника на острове невыносимым. Его поведение отличалось свойственным британцу вероломством, заставлявшим удивляться даже подчиненных.
Доктор О’Мира: «19
