Бонапарт. По следам Гулливера - Виктор Николаевич Сенча

Император вызвал меня в четыре часа дня… Слушая его, я подумал о том, чтобы внести в мой дневник запись… когда неожиданно император прервал свой рассказ, чтобы посмотреть в окно на большую группу английских офицеров, направлявшихся к дому. Это был губернатор с большей частью своего штаба… Несколько минут спустя мне передали, что в моей комнате меня ждет английский полковник, посланец Хадсона Лоу. Я ответил, что занят с императором, который спустя несколько минут сказал: “Идите, Лас Каз, и выясните, что этому животному нужно от вас”. И когда я пошел, император добавил: “И скорее возвращайтесь”. Это были последние сказанные мне Наполеоном слова…

Полковник, который хотел видеть меня, был полностью предан губернатору… Как только я вошел в комнату, он с выражением доброжелательности в голосе и на лице с живейшим интересом осведомился о моем здоровье. Это был поцелуй Иуды… Он сообщил мне, что арестовывает меня от имени губернатора… в соответствии с показаниями моего слуги… Моя комната была уже под охраной драгун, все протесты с моей стороны оказались бесполезными, и я был вынужден подчиниться насилию, и меня увезли из Лонгвуда под конвоем».

Слуга-мулат Джеймс Скотт оказался подставной уткой. И это было очередной коварной выходкой Хадсона Лоу…

Арестовав Лас Каза, губернатор приказал вывезти его из Лонгвуда и запереть в какой-то тесной лачуге – с нарами и в окружении караульных. Позже туда привезут и его больного сына. Пока Лас Каз с сыном находились в импровизированной тюрьме, в его комнате полицейский офицер проводил тщательный обыск. В своем рвении он перевернул в комнате все вверх дном – даже разобрал постель и едва не вскрыл пол. В результате были конфискованы все личные бумаги графа, в том числе – его дневник.

Удар губернатора оказался для Императора, что называется, ниже пояса. Граф де Лас Каз являлся для Бонапарта не только «летописцем» его воспоминаний. Бывший паж королевского двора Людовика XVI, он прекрасно владел английским языком, выступал в роли переводчика, читал Хозяину британские газеты, а еще давал тому уроки английского. Стоит ли говорить, что Лас Каз и Наполеон за прошедшие месяцы, проведенные вместе, сильно сблизились… Бонапарт как никому доверял этому человеку свои самые сокровенные мысли, зная, что тот его не только обожал, но и искренне любил.

И вот теперь за свою преданность приходилось жестоко расплачиваться. Сын графа оказался тяжело болен. Как свидетельствовали доктора, у Эммануила были серьезные проблемы с сердечно-сосудистой системой. Сырой климат острова сыграл в этом не самую последнюю роль. В немалой степени данное обстоятельство поспособствовало тому, что Наполеон, обеспокоенный содержанием и дальнейшей судьбой отца и сына Лас Казов, был вынужден через графа Бертрана обратиться к губернатору, в результате чего арестованные были переведены из тюремной лачуги в более приемлемые условия. Мало того, Хадсон Лоу, испугавшись-таки огласки своей вероломности, попытался сохранить хорошую мину при плохой игре: незадолго до высылки он предложил Лас Казу вернуться обратно в Лонгвуд. Однако пути назад не было, считал граф. Во-первых, его сильно беспокоило подорванное состояние здоровья сына; а во-вторых, он желал побыстрее оказаться в Европе, чтобы рассказать об ужасных условиях содержания Пленника широкой общественности.

В этот непростой период неоценимую помощь Бонапарту оказал доктор О’Мира, который по просьбе Императора входил в сношения с представителями Плантейшн-хауса (чаще – с самим Хадсоном Лоу), став этаким парламентарием от Лонгвуда. Вследствие этого Наполеон и его окружение были в курсе самых последних новостей. Именно эта информация позволяла французам предпринимать те или иные ответные шаги – например, при необходимости гофмаршалу Бертрану наносить визиты губернатору.

Последний был настроен очень воинственно. Когда во время встречи с гофмаршалом речь зашла о возвращении конфискованных бумаг графа Лас Каза, Хадсон Лоу набычился:

– В этих бумагах много противозаконного, – заявил он. – Я уж не говорю о том, что граф просто-напросто игнорировал все инструкции, связанные с перепиской, и прочее, и прочее… За это он подлежит наказанию и будет выслан!

– В личных бумагах графа Лас Каза находятся незаконченные описания Итальянской войны, надиктованные секретарю Его Величеством, – сказал гофмаршал. – Его Величество желал бы, чтобы они были возвращены…

– Думаю, их можно будет вернуть, – ответил Хадсон Лоу. – Я отдам соответствующие распоряжения…

Летопись Итальянской войны и кое-какие другие бумаги, действительно, были возвращены. Но возвращать дневник, который вел Лас Каз, губернатор не собирался. Уж слишком много нелестных слов в адрес местных тюремщиков в нем содержалось[122].

Не без труда граф Бертран передал Лас Казу большое письмо от Императора, в котором тот выразил соратнику свою поддержку и участие.

«…Я настоятельно прошу Вас, – писал Наполеон, – и, если необходимо, приказываю вам обратиться с просьбой к командующему островом отправить вас обратно на континент. Он не может отказать вам в этом, так как не обладает властью над вами… Для меня будет большим утешением узнать, что вы находитесь на пути к более счастливым берегам… Однако утешьтесь сами и утешьте моих друзей. Мое тело, это верно, находится во власти моих врагов; они не забыли ничего из того, что могло бы утолить их месть. Они убивают меня булавочными уколами, но Провидение слишком справедливо, чтобы позволить этому продолжаться слишком долго…»

Бонапарту и Лас Казу не суждено было встретиться вновь. Незадолго до отъезда с графом встретились гофмаршал Бертран и генерал Гурго. Англичане Горрекер и Виньяр, присутствующие при этом, держались на расстоянии, что позволило Лас Казу передать гофмаршалу для Императора бриллиантовое ожерелье королевы Гортензии, полученное Наполеоном в тот день, когда он покидал Мальмезон. В придачу к этому граф вручил чек Лондонского банка на сумму 100 000 франков (Лас Казу не нужно было говорить, насколько Лонгвуд нуждался[123]).

30 декабря 1816 года из бухты Джеймстауна в сторону мыса Доброй Надежды вышел военный сторожевой корабль «Грифон» под командованием капитана Райта. На борту этого корабля остров Святой Елены покидали граф де Лас Каз и его сын Эммануил…

Три дня спустя остров покинет еще одно британское военное судно – «Евротас», – навсегда увозившее самых преданных слуг Великого Пленника.

Сбывались слова Наполеона, сказанные им однажды графу де Монтолону: «Если это будет продолжаться долго, то англичанам, возможно, придется охранять только нас двоих…»

II

В несчастии обыкновенно не уважают того, в ком прежде почитали величие.

Наполеон

Cherchez la femme: о фаворитках и женщинах вообще. – Новые враги Лонгвуда: крысы! – Польша. – Пани Валевская. – Тильзитский мир. – Просчет прусской королевы Луизы. – Талейран и Фуше. – Отставка Талейрана. – Неспокойная Испания. – Очередное