Нас ждет Севастополь - Георгий Соколов

Логунов почувствовал, что у него закипает кровь. Какого черта он спокойно идет навстречу смерти? И еще рассуждает!

Остановившись, он с силой пнул ногой в бок шагавшего справа гитлеровца. Тот ахнул и, согнувшись вдвое, стал оседать на землю. Второй гитлеровец, шедший слева, получил ошеломляющий удар в лицо головой. Так лихо бить головой врага могут, пожалуй, только моряки. Гитлеровец не упал, но от жгучей боли в разбитом носу словно ослеп и с воем нелепо закружился. Все это произошло так быстро, что шедший позади офицер, кстати сказать, не предполагавший, что пленный со связанными руками будет сопротивляться, и поэтому настроенный беспечно, не успел опомниться, как получил удар ногой в живот.

Логунов бросился бежать. Пробежав с полквартала, он нырнул в подъезд разбитого дома.

Но руки, руки были связаны у моряка! Не успел он оглянуться, как его сильно толкнули, и он со всего размаху упал лицом на камни. От удара он потерял сознание и уже не чувствовал, как его тело топтали кованые сапоги.

Обозленные гитлеровцы тут и добили бы разведчика, если бы не вспомнили, что его нужно доставить живым. Один из них сбегал за водой и облил Логунова. Когда тот пришел в сознание, они подняли его и, ухватив под руки, повели. Моряк опять начал драться ногами и головой, крича:

— Не пойду, гады! Кончайте на месте!

Тогда его опять сбили с ног, закатали в плащ-палатку и в таком виде принесли в штаб.

Логунов стоял с опущенной головой, покачиваясь от слабости.

— Здравствуй, моряк, — услыхал он русские слова.

Подняв голову, Логунов увидел, что находится в большой квадратной комнате с низким потолком. Никакой обстановки в ней не было, за исключением стола, застланного синей бумагой, и длинной скамейки у стены. За столом сидел моложавый немецкий офицер. «Обер-лейтенант», — определил Логунов. Голубые глаза офицера смотрели весело, и все красивое лицо с белым лбом выражало спокойную уверенность. Справа от стола стоял рослый солдат с таким свирепым выражением лица и глаз, словно собирался драться. У него даже рукава были засучены по локоть, обнажая жилистые, заросшие рыжими волосами руки. На столе лежала казачья плетка и лист белой бумаги.

Встретившись с глазами моряка, офицер улыбнулся, сверкнув двумя верхними золотыми зубами.

— Уважаю сильных людей, — сказал он по-русски. — Но, признайтесь, ведь это безумие — драться одному против четверых, да еще со связанными руками. Не понимаю, не укладывается в моем сознании. Может быть, от страха? Но мне кажется, что вы человек не трусливый.

Логунов промолчал, слегка удивленный его словами.

Обер-лейтенант встал и подошел к Логунову.

— Итак, будем знакомы, — проговорил он с прежней улыбкой. — Я Гартман, офицер разведки великой германской армии. Вы пока наш пленный, но я думаю, что ненадолго. Если, конечно окажетесь благоразумным человеком. Как ваша фамилия?

— Голопупенко, — глухо буркнул Логунов.

— Гм, — с недоверием протянул Гартман и что-то сказал солдату, стоявшему позади пленного.

Тот начал выворачивать карманы Логунова. Но в них ничего не оказалось. Лишь из нагрудного кармана гимнастерки солдат извлек маленькую фотографию Гучкова с надписью на обороте: «Другу Трофиму на память о Малой земле». Эту фотографию сделал Гучкову политотдельский фотограф в обмен на трофейную зажигалку.

Гартман повертел фотографию и сказал:

— Это не вы. Кто такой?

— Брат, — насупился Логунов.

— Где он?

— На том свете.

Обер-лейтенант искоса взглянул на моряка, усмехнулся и положил фотографию на стол.

— Отдайте ее мне, — попросил Логунов.

— Пожалуйста, — вежливо сказал Гартман и опустил фотографию в карман пленного.

Сев за стол, обер-лейтенант приказал солдату дать пленному табуретку.

— Надеюсь, будете отвечать на все вопросы. — Улыбка сошла с его лица, и глаза стали серьезными. — Этим заработаете жизнь. И не только жизнь. Должен откровенно сказать, что в концлагерях несладко. А если дадите подписку работать на германскую армию, получите волю, хорошую работу, и в концлагере не придется прозябать. Вы сильный, смелый человек. Такие люди нам нужны для управления новой Россией.

«Мягко стелет», — подумал Логунов и облизнул сухие опухшие губы.

Обер-лейтенант пытливо посмотрел на него и крикнул: «Вассер». Солдат принес кружку воды и протянул пленному.

— Руки же связаны, — выдавил из себя Логунов.

— Ах, какой я несообразительный! — воскликнул Гартман и приказал солдату развязать руки пленного.

Почувствовав себя свободным, Логунов вздохнул полной грудью, расправил плечи и, криво усмехнувшись, взял кружку. Ему хотелось выпить ее залпом, но он сдержал себя и пил медленно мелкими глотками, чувствуя, как с каждым глотком возвращаются силы.

— После драки всегда мучает жажда, — сочувственно заметил Гартман. — А вы славно подрались. Теперь, вероятно, и курить захотелось. Пожалуйста.

Он протянул портсигар. Логунов взял папиросу и сунул в рот. Солдат чиркнул зажигалку.

— Я знаю, русские не любят наших сигарет, — сказал Гартман. — Разделяю ваше мнение. В сигаретах скверный табак. Русские папиросы — прима. Не правда ли, отличные папиросы?

— Ничего, — проговорил Логунов, жадно затягиваясь.

«Поет мотивно. Видать, хитрюга. Ну, посмотрим, что будет дальше», — подумал он.

Ему, видавшему виды разведчику, была понятна игра немецкого офицера. Продлится она недолго. Вежливая улыбка на его лице быстро потухнет, когда пленный не ответит ни на один вопрос.

А отвечать он, конечно, не будет. Вот сидит этот представитель арийской расы и самодовольно потирает руки. Победитель! Воображает, что на него будут работать советские люди, а того не понимает, собака, что не унести ему из России свои арийские кости.

Логунов плюнул на пол и бросил окурок.

— Улучшилось самочувствие? — поморщившись, но весело спросил Гартман.

— Вроде бы, — подтвердил Логунов, действительно почувствовавший, что к нему вернулись силы и хладнокровие.

— Теперь приступим к делу. Какой номер вашей части?

— Энский.

Гартман недовольно поморщился.

— Давайте, как говорит русская пословица, шутки в сторону. Отвечайте! — возвысил он голос.

— Я ответил, — сузил глаза Логунов.

Голос его чуть дрогнул. Вот сейчас и начнется то, о чем думалось раньше. Логунов сжал пальцы в кулаки, чтобы преодолеть дрожь в теле. Линия последних часов жизни намечена, и надо собрать всю свою волю, чтобы не уронить честь советского моряка.

— Вы — что? Не хотите отвечать? — спросил Гартман.

— Да, не хочу! — со злой насмешкой сказал Логунов. — Белыми нитками шита твоя дипломатия, фашист.

В его глазах сверкнула такая ненависть, что Гартман отпрянул назад. Схватив лежащую на столе плетку, он изо всей силы стегнул Логунова по лицу.

— Отвечать надо, сволочь! — взвизгнул он, теряя самообладание.

Морщась от боли, Логунов крикнул:

— Я тебе, гад, ответил! За папироску хотел купить. Дешевка! Ошибся, вшивый шакал. Не продаюсь!

— Ганс! — обер-лейтенант махнул рукой.

Теперь он уже не походил на веселого человека. Голубые глаза сузились и приобрели стальной цвет.

Стоявший изваянием у стола солдат рванулся к Логунову и принялся стегать плетью. Зарычав от боли и ярости, моряк схватил гитлеровца одной рукой за горло, а другую занес для удара. Но ударить не успел. Руку поймал сзади другой солдат и начал выкручивать ее. Логунов разжал пальцы на горле врага и резко повернулся назад. Солдат, крутивший ему руку, слетел с ног от крепкого удара по уху. Логунов бросился к офицеру, стоявшему у стола в спокойной позе, но с настороженными глазами. Замысел у моряка был простой — задушить этого ублюдка прежде, чем придется расстаться со своей жизнью.

Подбежав, он уже протянул руки к горлу врага и вдруг словно от неведомой силы отлетел назад, теряя сознание от острой боли в челюсти.

Очнувшись, он увидел, что лежит на полу, связанный по рукам и ногам. Над ним стоял Гартман и щурил глаза в издевательской усмешке.

— Эх, моряк, — покачал он головой. — Бог наградил тебя силой, а ума лишил. Впрочем, забыл предупредить вас, что я был одним из лучших боксеров Германии. Надеюсь, теперь будете разговорчивее.

С минуту Логунов молчал, что-то обдумывая, потом пустил вычурную матросскую ругань, какой славились в прошлые времена суровые боцманы. А что еще оставалось делать? Путь назад закрыт, и надо красиво умереть. Пусть злится этот выкормыш Гитлера.

Но Гартман не разозлился, а с интересом слушал. Он даже достал из кармана блокнот и стал записывать. Когда Логунов замолк, чтобы перевести дыхание, обер-лейтенант усмехнулся:

— Продолжайте. Это очень интересно. Один мой знакомый офицер коллекционирует ругательства. Он будет благодарен. Бутылку отличного шампанского из подвалов «Абрау-Дюрсо» я гарантирую вам.