Ты – всё - Елена Тодорова

Отматываю к тому моменту, как Ян купил сегодня чупа-чупсы… И вдруг хочется плакать.

Зачем?! Зачем он это делает?!

— Кусок обугленного дерева — остаток жара из камина?

— И что? Это просто память! Девушки так делают всегда!

— Определенно делают, — соглашается Нечаев как-то уж слишком спокойно. — Но там не было ничего от Усмана, например. Или того же Поверина.

— Замолчи, замолчи… — тарабаню, пытаясь закрыть ладонями лицо.

Ян не позволяет спрятаться. Сжимая предплечья, мягко заставляет опустить руки вниз.

— Ю… Ты себе не представляешь, что я почувствовал, когда вскрыл эту коробку. Не хватит никаких ебаных слов, чтобы описать, — говорит, все чаще перемешивая слова с вздохами. Видно, что с трудом справляется с эмоциями. Но зачем-то продолжает. — Ю… — протягивает совсем тихо. Наклоняется, ослепляет блеском глаз и с дрожью заржавевшим голосом изрекает: — Ты меня убила.

Успеваю выдернуть одну из рук и зажать рот, но всхлип заглушить не получается.

— Ю… Зая… — сипит, обхватывая мое лицо ладонями. — Хочу от тебя все узнать. Не от других, Ю! Они уже до хрена наговорили. Теперь хочу услышать, как все было на самом деле, Ю! От тебя.

Господи… Да ты и так слишком близко подобрался!

— Я должна идти, Ян, — выпаливаю крайне взволнованно. — У Мадины с Валиком маленький ребенок, а у меня ключей нет… Нельзя трезвонить посреди ночи.

— Я не отпущу, Ю. Разве ты не понимаешь? Я не отпущу.

— Что значит «не отпущу», Ян? Хочешь довести меня до истерики?!

— Нет, не хочу.

— Тогда отпусти.

— Да блядь… Ю! — прикрикивает, будто в чувства привести пытается. — Ты же сама не хочешь, чтобы отпускал.

— А вот и ошибаешься!

— Я никогда не ошибаюсь. В отношении тебя, как показывает практика, не ошибаюсь.

— Очень даже ошибаешься!

— Поцелуй меня, — буквально требует.

Но с такой искренней потребностью, которую, правда, очень сложно игнорировать.

— Нет, нет… Нет!

Сам набрасывается. Запечатывает мой рот своим. Проникает внутрь языком.

Насильно ласкает. Жестко. Отрывисто. Неистово. Глубоко.

Как всегда, когда нет возможности то, что таится внутри, высказать словами, выражает эмоции через поцелуи.

Злость. Страсть. Тоска. Блаженство. Тревога. Отчаяние. Все эти чувства сопровождают процесс.

Едва нахожу силы, чтобы вырваться.

— Юния, — окликает сурово, когда отворачиваюсь.

Я делаю шаг, второй, третий… Перехожу на бег.

— Ю! — кричит так мощно, что кажется, будто многоэтажки дрожат.

А с ними и земля у меня под ногами.

Резко торможу. На сто восемьдесят градусов кручусь. Едва беру в фокус силуэт Нечаева, устремляюсь ему навстречу. Налетая, почти разбиваюсь.

— Обними, обними, — тарахтит в той самой истерике моя душа. И Ян сжимает. Сжимает так крепко, что возможности дышать лишает. Кожа трещит — сначала куртки, а потом и моя собственная. Это все такое лишнее. — Мне нужно глубже… Пожалуйста, глубже… Сильнее…

Вдавливает пальцы.

Я что-то хриплю и, оттолкнувшись, заскакивая, чтобы обвить ногами.

Кусаю губы Яна, пока не чувствую кровь. Всасываю и задыхаюсь. Обнимаю. Цепляюсь всеми способами. Пальцами в волосы зарываюсь. После этого уже нормально целую. Целую с диким трепетом. Залечиваю его раны, успокаиваю свою собственную боль и утоляю наш общий голод. Растворяемся друг в друге. На каких-то негласных и не до конца понятных эмоциях общего надрыва устанавливаем первый хрупкий мостик настоящего доверия.

— Я убегаю, потому что… Потому что… Потому что… — прерывисто шепчу Яну в губы, не размыкая век. — Я-я-ян… Я боюсь, что ты снова уйдешь… Очень боюсь!

— Я не уйду, Ю. Не уйду, — частит внушительно.

Да, я знаю, что счастье не бесконечно. Пыталась с собой за него бороться. Но проиграла.

Сдаюсь Яну. Еду с ним домой.

Час спустя, после теплого душа и бокала хмельного вина, мои ноги у него на плечах. Потолок плывет, словно утратившая твердость поверхность. Пальцы сгребают простыню. Судорожно выкручивают хрупкие косточки. Кислород за секунды сгорает в легких. Губы хватают воздух в тщетной попытке насытиться. Еще и еще… А его все мало. Хоть бы не лишиться чувств.

Господи… Каких чувств?!

Их так много во мне… Так много, что нереально исчерпать!

Губы, язык, пальцы, взгляд… Нечаев доводит меня до исступления. Качает на волнах блаженства. По краю гоняет. Но не позволяет получить разрядку.

Я истекаю вожделением. Под ягодицами давно мокро. В промежности и вовсе все хлюпает так, что буквально оглушает. Воздух пропитан этим сексуальным ядом, заражен до последнего миллиграмма.

Ян накрывает своим телом. Дарит необходимое ощущением тяжести. С властной силой распинает. Но почему-то не входит. Долго целует, сводя меня с ума.

Нет, это не безумие. Это целая религия.

«Я тебя хочу…» — крутится в моем сознании.

Как пошло. Совершенно неуместно.

Не то. Не то. Не то хочу.

— Я-я-ян… — зову едва слышно, не желая нарушать окутавшую нас тишину. Его темные ресницы долго трепещут, прежде чем он, поборов свою негу, приподнимает веки. Смотрит с той концентрацией любовного дурмана, которая доводит до наивысшего пика меня. Не колеблясь, доверительным шепотом выражаю свое искреннее желание: — Я хочу от тебя детей. И чтобы все на тебя были похожи.

41

Сейчас полегчает… Сейчас…

© Юния Филатова

Верхний свет в данный момент не используется. Но благодаря оставленной включенной настольной лампе в форме горящей желтой сферы на журнальном столике в районе гостиной зоны, где мы до этого пили вино, вижу Яна достаточно отчетливо.

Он меня, очевидно, тоже.

Оставаясь до определенного момента невозмутимым, лишь глаза расширяет. Зрительно какими-то стремительными зигзагами по всем частям моего лица скользит. Словно не желая ничего упустить, пытается охватить сразу все.

А я уже не могу спрятать, что молюсь ему как любимому. Как Богу, которому никак не решаюсь задать единственно важный вопрос: за что меня так жестоко в прошлом наказал? Как мужчине, от которого, вопреки всему, хочу родить детей.

Ян считывает силу моих намерений и, принимая все это, выдает протяжный скрипучий вздох, объем которого, кажется, скопился и по каким-то неясным причинам заблокировался после нашей разлуки четыре с половиной года назад.

Жду, что ответит. И вместе с тем жутко боюсь услышать то, что и так в его поплывших глазах вижу.

Не выдержу ведь.

Спазмы в моей груди. Обширные. По всему периметру. Вдоль и поперек. Нарастающее ощущение давления.

Спасение, что Нечаев закрывается в своей титановой стойкости. Обрушиваясь на мой рот, целует одуряюще глубоко и жгуче сладко. Выпивает меня, не давая пошевелиться. Заполняет не просто собой, а какими-то особыми чувствами. Чувствами мужчины, против которого у меня нет шансов.

Он столько вкладывает, что, кажется, проникает внутрь задолго до первого выпада.

Все