"Нантская история" - Константин Соловьёв

Однако ему свезло больше, чем прочим — по крайней мере, он попал в руки стражников, а не своих обозленных конкурентов. Но если он надеялся на амнистию и в этот раз, то его ждало жестокое разочарование — наверно, он не знал, что обустройство подпольных лабораторий, равно как и использование темных технологий, есть преступление не против короны, но против креста. Которое расследуется епископским капитулатом, а не графским центенарием, который повелел бы отрубить ему руку и выгнать взашей.

А капитулат, не вникая в тонкости и перипетии его суматошной жизни, постановил наложить Печать Покаяния четвертой ступени.

Четвертая ступень — это паршиво. Она куда паршивее первой ступени, при которой нейро-корректор выжигает лишь центр мозга, ответственный за удовольствия, превращая человека в угрюмую бездушную и ко всему равнодушную скотину, но лучше пятой, при которой невидимый огонь пожирает без следа рассудок и память, оставляя примитивную моторику и один-единственный рефлекс слуги-сервуса. Четвертая ступень — уничтожение всех доступных человеку ощущений восприятия. Зрение, вкус, обоняние, слух, тактильные ощущения — все эти тонкие волокна отрубаются от мозга. Человек может лишь управлять своим телом, которое отныне мертво, как каменное изваяние. Нет света, нет звука, вкуса или прикосновения. Наверно, так себя чувствуют те, которых пожизненно бросили на дно глубокой темной ямы. Обычно долго они не живут — быстро сходят с ума и сводят счеты с жизнью или же переходят в вегетативное состояние. Но Геномер-Молчальник не изведал этого ощущения.

— Освобожден решением графа на основании удовлетворенного прошения полномочного представителя Церкви? — глупо повторил Бальдульф, — Это как так? Какой-такой Церкви?

Отец Гидеон хлопнул себя по лбу. Звук вышел короткий, глухой. Если бы кто-то решил хлопнуть подобным образом господина Дагодаста, это бы, наверно, было похоже на раскаты большого колокола. Если бы, конечно, выдержала истончившаяся кость черепа.

— Мне следовало подумать об этом раньше, — сокрушенно сказал он, — Ах я старый дуралей… Ведь я сам бывал в подобных лагерях. Действительно, есть одна лазейка, крохотная, но теоретически возможная.

— Лазейка через Церковь? — удивилась я.

— Вроде того, Альберка. Дело в том, что в каждом трудовом лагере под графским управлением есть должность духовного смотрителя, то есть местного пастыря, который занимается духовным окормлением местной… кхм… паствы.

— Звучит вполне логично. Но что с того?

— У этого… священника, есть одна предусмотренная графским статутом возможность. Она редко используется, оттого я совсем позабыл про нее. Но тем не менее. Местный священник вправе подавать на имя графа высочайшую просьбу избавить от последующего наказания того грешника, который в полной мере осознал свои преступления против веры, искренне в них раскаялся и готов вернуться в лоно Церкви.

— Хитро закручено, — цокнул языком Бальдульф, — Значит, греши, пока не треснешь, а потом покайся — и ступай куда хочешь?

— Нет-нет-нет, что вы, это куда более сложная процедура. Конечно, священник на свое усмотрение определяет, кто раскаялся в полной мере, а кто лишь притворяется в попытке обрести свободу. Это целиком и полностью его сфера, так сказать. Но он в силах лишь направить прошение, а подобные прошения, хоть и направляются обыкновенно каждый год, почти никогда не получают удовлетворения сверху.

— Граф не милует головорезов, — кивнул Ламберт, — Благодарение ему за это.

— То есть Геномер выиграл в лотерею?

Заданный мной вопрос заставил отца Гидеона смутиться.

— В некотором смысле, Альберка, в некотором смысле… То есть я, например, за всю свою жизнь не слышал чтобы граф удовлетворял подобное прошение. Конечно, я не очень интересуюсь подобным, так что время от времени подобные случаи и происходят, но, в общем да, вытащить такой жребий — это большая удача.

— Ирония судьбы, — хмыкнул Ламберт, — Церковь освободила того, кто присягнул Темному культу.

— Ирония? — я взглянула на капитана и с удовольствием заметила, как в его взгляде проскочило беспокойство. Кажется, он начал понимать меня с полуслова, — Или…

— Ах ты ж Дьявол!

Напуганный его криком, меморий встрепенулся, завертел огромной головой. Бальдульфу пришлось его успокаивать и поить, как ребенка, чаем.

— Спокойней, капитан. Понимаю, о чем вы подумали. Я и сама подумала об этом. Отец Гидеон, докажите возможность передачи мысли на расстоянии, произнесите ее вслух.

— Вы ошибаетесь, — сказал отец Гидеон, глядя на нас, очень строго и серьезно, — В этот раз вы ошибаетесь. Я не могу допустить мысль, что… кхм…

— Что священник, работающий в «Хильде», даровал нашему Геномеру свободу не случайно? Эта мысль плавает на поверхности, как дохлый карась, отче. Надо только не боятся ее вони. Что ж вы? Сами говорили, что согласны признать, что семя Темного культа могло быть занесено и в Церковь.

— При наличии соответствующих доказательств! — твердо ответил отец Гидеон.

— Вот вам доказательство, — буркнул Бальдульф, кивая на отрезанную руку, — Туточки лежит.

— Это заблуждение, дети мои, и не пытайтесь сделать его частью своей теории.

— Все очень ловко складывается, если подумать, — вздохнула я, — Так ловко, что даже странно, чего нам не пришло это в голову раньше. Подумайте сами, где Темный культ может вербовать себе рабочую силу? Я говорю не о высших агентах, а о разменной монете вроде Геномера и его коллег. Годных лишь для разовых операций. Трутни, о которых вы сами говорили. Их вербуют не в трактирах и не на улицах. Слишком много риска — во-первых, любой здравомыслящий головорез — а они все там здравомыслящие — ни про какие Темные культы и слушать не станет. Людей интересует золото, и только оно, а не участие в каких-то запретных сектах, особенно учитывая то, что подобное развлечение чревато мучительной смертью, а после нее — еще и адскими котлами. Нет, на улицах вам никогда не найти такой народ. Ребята там безрассудные, дерзкие, опасные — но они уличные крысы, а не дьяволополонники, мечтающие напялить черные плащи и распевать охальные гимны на проклятой мессе. Во-вторых, это огромный риск для вербовщика. Первая же неудачная вербовка — и несостоявшийся сектант пускает словцо страже, которая при упоминании Темного культа мигом делает стойку. Нет, это никуда не годится. Культ не орудует на улицах, он должен быть умнее, точнее, оригинальнее. И вот — я сделала небольшую паузу — пожалуйста. Трудовой лагерь. Место, где содержатся самые опасные и безрассудные подонки, приговоренные к мучениям и знающие, что им терять нечего кроме бессмертной души, и та нынче на рынке не стоит и медяка. Ох, здесь-то Дьявол может всласть пировать, вербуя себе ассистентов! Судите сами. Должность священника открывает все двери и дает все ключи. Священник, окормляя по выражению нашего святого отца, паству, может подмечать любые тонкости, читать души своих подопечных, выбирая того, из кого можно сделать настоящего слугу. Он должен быть в достаточной мере безумен, но в то же время ловок, хитер, изворотлив и готов услужить. А еще от него нужна собачья преданность. Это тоже несложно — преданность покупается ценой жизни. Уверяю вас, недостатка желающих в этой ситуации не будет, совсем напротив.