Первопонятия. Ключи к культурному коду - Михаил Наумович Эпштейн

лишь взаимоналожение двух отрицаний, которые дают плюс. «Нет на нет давало да». За каждым из таких «да» нельзя не увидеть составляющих его «нет», то есть бесконечно множащихся «неток», из которых создаются все предметы. Именно множество «нетостей», отраженных друг в друге, и образует бытие, в основе которого – ничто. Каждое производное от очередного «нет-нет» имеет вид чего-то положительного, но внутри единой «неточной» системы эта положительность есть лишь способ отношения одного «не» к другому. Таков бесконечно множимый мир сущих вещей, которые реальны друг для друга, но в своей общемировой сумме образуют ноль.

Не удивительно, если наша расширяющаяся Вселенная, внутри которой так много всего: планет, звезд, галактик, метагалактик, – тоже окажется не существующей, как целое. В физике известна теория академика М. А. Маркова, согласно которой «из-за большого гравитационного дефекта масс полная масса замкнутой Вселенной равна нулю»[260]. Дефект массы образуется гравитационными взаимодействиями внутри Вселенной, силами притяжения и отталкивания, которые расширяют Вселенную изнутри и одновременно сводят ее совокупную массу к нулю для стороннего наблюдателя. Наша Вселенная, если она замкнута, в целом представляет собой ничто, а если полузамкнута, то имеет размер элементарной частицы (и наоборот, известные нам элементарные частицы могут внутри себя представлять целые вселенные, со скоплениями галактик, звездами, черными дырами и т. д.).

Если мы попробуем определить семантический вес языка в целом, то может оказаться, что он равен нулю, поскольку вся система знаков внутренне держится силой взаимоотрицаний, «дифференциаций». В языке, по мысли Ф. де Соссюра, нет ничего, кроме различий, взаимоотталкиваний – как в фонетической, так и в лексической системе. Есть понятия «дать» и «взять», «высокое» и «низкое», «большое» и «маленькое», «земля» и «небо»… Но все эти словесные значения, слагаясь друг с другом, взаимoвычитаются и в сумме приводят к нулю. Как следствие, язык никогда ничего не говорит. Ему нечего сказать – говорит только речь, составленная из отдельных слов языка. Но взятые в своей совокупности все речи, «за» и «против», образуют ноль.

Единственно положительным моментом во всем мирообразовании оказывается первая точка, «прокалывающая» небытие: от нее выстраиваются другие точки, от нее идет цепная реакция: не-А, не-не-А и т. д. Причем все они могут возникать сразу, как признак мгновенной системности взаимоотрицаний, образующих многосложность мира. От начальной точки расползаются трещины, образуя многоуровневые системы явлений. По-видимому, так и произошло в начале нашего мира, которое физика описывает как Большой взрыв, а Библия – «В начале сотворил Бог небо и землю». Отсюда пошло разделение всех форм и разновидностей бытия: света и тьмы, дня и ночи, воды и суши, растений и животных, мужчины и женщины, древа жизни и древа познания добра и зла и т. д. Это первое не-ничто, от которого начало быть все, чего не было раньше; этот выход из небытия в бытие именуется «Высшим Началом», «Первопричиной», «Сверхпричиной», «Творцом», «Логосом», «Первословом», «Альфой», «Абсолютом» и т. д. Согласно Библии, первая трещина в небытии прошла между небом и землею, но в других мирах она могла бы оказаться в другом месте. Коль скоро было положено начало цепной реакции «нетостей» (земля – не небо, вода – не суша, круг – не квадрат), то эта реакция могла сразу или постепенно продуцировать все множество взаиморазделяющихся бытийностей. Когда костяшки домино стоят друг за другом и образуют сколь угодно большую, но при этом замкнутую, круговую систему, то, какую бы из них мы ни толкнули первой, падают все остальные. Если наш мир вмещает понятие наибольшего, Вселенной, то он вмещает и понятие наименьшего, кванта, потому что таково свойство внутренней бесконечной делимости мира, который все в себе содержит именно потому, что сам равен ничему. Находясь где-то посередине внутри этого «Всеничего», мы не можем не чувствовать его тревожную небытийность, которая распространяется на нас самих.

Ничто как начало разных путей

Логически рассуждая, двойное небытие, не-небытие, представляет собой последовательность отрицаний, включающих и отрицание самого отрицания. Но непосредственно, в повседневности двойное небытие переживается как частичность, неполнота самого бытия, которое выступает не в собственной, утвердительной форме, а всего лишь как не-небытие. Вместо красоты – не-некрасота. Вместо добра – не-недобро. Вместо любви – не-нелюбовь. Именно такое бытийно расслабленное состояние мира мы наблюдаем и вокруг себя, и в самих себе. Нельзя сказать, что нечто из наблюдаемого или переживаемого обладает полнотой бытия, скорее это «неустойчивое небытие», которое описывается в таких выражениях, как «это не не есть», «меня не нет». Все находится в переменном, вибрирующем интервале между бытием и небытием. По словам С. Н. Булгакова, «все одновременно есть и не есть, начинается и кончается, возникает в небытии и погружается в него же, бывает»[261]. Отличное определение: не бытие, а бывание («то, что случается», по Трайону). Эта расслабленность, неопределенность, «ни то ни се», «шаткость – валкость» мироздания является признаком его возникновения из вакуума, и она особенно явственна на тех квантовых уровнях, где мир ближе всего к тайне своего происхождения из ничего.

Но и в самых обыкновенных вещах, например листьях на дереве, обнаруживается их «не-не»: они колеблются, изнашиваются, ветшают, все время в изменении, возникновении, исчезновении, и трудно сказать определенно, есть они или нет, и до какой степени. Через несколько месяцев их уже нет: смотришь на обнаженное дерево – и кажется, что листья приснились. А пройдет несколько десятков лет – и окажется, что приснились кому-то мы сами. «Но кто мы и откуда, / Когда от всех тех лет / Остались пересуды, / А нас на свете нет?» (Б. Пастернак). «Мы созданы из вещества того же, / Что наши сны. И сном окружена / Вся наша маленькая жизнь» (Уильям Шекспир. «Буря», пер. М. Донского). Это же у Ф. Тютчева: «Как океан объемлет шар земной, / Земная жизнь кругом объята снами…» «Панониризм» («всесонство») близок и мировосприятию набоковских персонажей.

«В хорошем сне мы живем, – сказал он ей тихо. – Я ведь все понял». Он посмотрел вокруг себя, увидел стол и лица сидящих, отражение их в самоваре – в особой самоварной перспективе – и с большим облегчением добавил: «Значит, и это тоже сон? эти господа – сон? Ну-ну…»

В. Набоков. «Защита Лужина», гл. 8

Все существует и не существует. Все переменно, зыбко, тленно, все плывет, кружится, исчезает, как дым и как «тень, бегущая от дыма» (Ф. Тютчев). Это хорошо согласуется с картиной мира в буддизме. По словам выдающегося буддолога Ф. И. Щербатского,

элементы бытия – это моментальные появления, моментальные вспышки в феноменальном мире из неведомого