Александр Дейнека - Пётр Германович Черёмушкин

ученикам, бывшим студентам МИПИДИ. Они работали по эскизам Дейнеки, расписывая потолок зрительного зала, делая росписи фойе и лож. 25 июля 1953 года ученики сообщили Дейнеке об окончании работ над основным плафоном зрительного зала, а также просили посодействовать в скорейшей выплате зарплаты. Однако полностью росписи Челябинского оперного театра завершились только в 1954 году, вызвав немалое недовольство местного начальства. Директору Художественного фонда СССР из Челябинска поступали письма и телеграммы с просьбой командировать Дейнеку и его художников для исправления допущенных дефектов «по росписи» при оформлении театра. Однако Дейнека в Челябинск не поехал, несмотря на настойчивые просьбы первого секретаря Челябинского горкома КПСС товарища Русака.

Как отмечается в сборнике «Дейнека. Монументальное искусство. Скульптура», к сожалению, протокол, в котором перечисляются претензии архитекторов и строителей к росписям, созданным коллективом под руководством Дейнеки, не сохранился. «Поэтому невозможно документально воспроизвести те причины, которые побудили некомпетентного в области монументально-декоративного искусства заказчика столь настойчиво требовать от художника исправления росписей», — утверждают биографы художника[212].

В 1955 году Челябинский театр оперы и балета имени Глинки был принят Государственной комиссией с оценками «отлично» и «хорошо». При этом в графе «живопись» было написано «низкого качества». В дальнейшем искусствоведы будут считать эту работу Дейнеки не самой удачной и излишне выспренной, насыщенной ложным пафосом. Свойственный ему оптимистический и узнаваемый стиль начал несколько угасать, хотя образы танцующих девушек в длинных юбках удаются ему, как всегда удавались женские фигуры и образы. В 1955 году он пишет картину «Стихи Маяковского», на которой изображена группа молодых людей в электричке, читающая стихи, но окруженная обывателями-пассажирами, которые подсмеиваются над ними. В чем главная идея картины, ее пафос? В том, что революционный дух Маяковского высмеивается мещанами, неспособными к великим свершениям.

В ноябре 1955 года Совет министров СССР принимает постановление «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве», в котором говорится, что в работах многих архитекторов и проектных организаций получила широкое распространение внешне показная сторона архитектуры, изобилующая большими излишествами, что не соответствует линии партии и правительства в архитектурно-строительном деле. «Ничем не оправданные башенные надстройки, многочисленные декоративные колоннады и портики и другие архитектурные излишества, заимствованные из прошлого, стали массовым явлением при строительстве жилых и общественных зданий, в результате чего за последние годы на жилищное строительство перерасходовано множество государственных средств, на которые можно было бы построить не один миллион квадратных метров жилой площади для трудящихся», — голос Никиты Сергеевича Хрущева слышится в этих словах. Новые веяния все больше ощущаются в среде архитекторов и художников.

23–24 декабря 1955 года Московский союз художников провел творческую дискуссию на тему «Новаторство в советском изобразительном искусстве». В записке ЦК КПСС от 11 января 1956 года о «нездоровых настроениях среди художников» сообщается, что отдельные участники дискуссии высказывали неправильные взгляды на искусство. Приведем цитату из записки, подписанной завотделом культуры ЦК КПСС Поликарповым:

«Первым выступил искусствовед Костин, известный тем, что он систематически допускает нападки на наше реалистическое искусство, восхваляет французское упадническое искусство и поддерживает нездоровые тенденции в творчестве некоторых советских художников. Костин пытался доказать, что новаторами в нашем искусстве являются художники Дейнека и Сарьян, и призывал следовать творчеству французских импрессионистов Мане, Моне, Ренуара, Дега, Писсарро и Сислея, которых он назвал „великими“. Выступление Костина по существу было направлено против руководства искусством», — сообщал заведующий отделом культуры[213]. Из сообщения становилось совершенно очевидно, что у художников после смерти Сталина заметно развязались языки и они могли позволить сказать себе очень многое. Костина поддержал главный режиссер Театра сатиры Валентин Плучек, который «всячески превозносил формалистические работы Фалька и огульно обвинил советских художников в натурализме». Вслед за ним выступил художник Аркадий Пластов, «утверждавший, что наши художники в течение многих лет находились в состоянии оцепенения, что будто бы у нас во всем насаждался штамп и в тематике произведений, и в композиции картин, и в красочном строе наших полотен».

Вот что говорит Аркадий Пластов своим образным языком великого русского пейзажиста: «Старые и молодые одинаково опутаны проклятой паутиной. Это тем более опасно, что длилось это оцепенение многие годы, многие состарились в этом заколдованном кольце и для многих это стало второй натурой и еще того страшнее. Ведь всё это многие годы поощрялось всеми, кто в той или иной степени имел отношение к формированию общественного мнения, как то начальством, ведущим дела искусства, подавляющим большинством критиков, художественными советами, закупочными комиссиями и т. д.»[214].

* * *

В марте 1956 года в Москве прошел ХХ съезд КПСС, на котором Хрущев выступил с докладом о «культе личности» Сталина и его последствиях. В докладе речь шла только о пострадавших партийных деятелях и военачальниках, но скоро появилась информация и о погибших деятелях культуры, и о том, что многие их коллеги оказались замешанными в репрессиях и доносах. Первый секретарь Союза писателей СССР Александр Александрович Фадеев пускает себе пулю в висок. Дейнека на фоне этого внешне держался прекрасно, что отмечали его студенты в октябре 1956 года (время восстания в Венгрии), когда он приходил в класс в Суриковском институте. Был ли Дейнека сталинистом и горевал ли в связи с разоблачением «культа личности» в 1956 году? Подтверждения этому не нашлось. Его ученики вспоминали, что он мог провозгласить тост за здоровье товарища Сталина. Но при этом долгое время оставался беспартийным и вступил в КПСС, только когда возникла перспектива избрания в президенты Академии художеств в 1960 году. Дейнека не выносил длительных заседаний с пустопорожними разговорами. На дворе уже другая эпоха, «культ личности» разоблачен, советский проект тускнеет, ему уже не нужны «архитектурные и художественные излишества».

Хотя период с 1954 по 1957 год считается периодом «наименьшей творческой активности» художника, в это время он много занимается преподавательской деятельностью. Одна из его учениц, Элеонора Жаренова, пишет, что Дейнека вошел в ее жизнь «энергично и резко» в 10 часов утра 1 октября 1956 года: «Распахивается дверь и врывается, а не входит, крепкий, широкоплечий, чисто выбритый, в прекрасном костюме, с улыбкой, где поблескивает золотой зуб, Александр Александрович Дейнека. Он представляется, оглядывает мастерскую и просит всё убрать — все старые драпировки, натюрмортные предметы, открыть для проветривания окна. Его постановки заставляли нас каждый день удивляться и творчески осмысливать свою работу. Он сразу же потребовал писать живопись только на чистых холстах и хороших подрамниках, заставляя иной раз делать черновой рисунок на бумаге, а потом переводить его на холст»