Чёрные ангелы в белых одеждах - Вильям Козлов

— Мама говорит, что это какой-то знак… Забыл какой?

— Напоминает Северную и Южную Америку, — заметила девочка. — Костя Ильин на уроке географии так сказал и ему двойку учительница влепила.

— Папа говорит, что он больше печется о себе, чем о народе, — заметил мальчик, — Мама еще говорит, что он — большой артист. Заигрывает с народом, общается с ним и всем говорит одно и то же, не слушая вопросов, а охранники подпускают к нему только подготовленных, проверенных. Я запомнил одного такого, высокого и тоже лысого, он все время рядом с Горбачевым и головой вертит во все стороны.

— И охота тебе политикой заниматься? — с улыбкой посмотрела на него девочка. — Все вокруг только и говорят о выборах, Верховном Совете, разоружении, перестройке… Надоело! Две девочки из нашего класса курят во дворе сигареты вместе с мальчишками на переменках.

— Кури и ты, — хмыкнул мальчик.

— Я попробовала и меня начало тошнить, — призналась она. — Родители не курят и мы с тобой не будем, да?

— По телевизору показывали «токсикоманов», — с трудом выговорил последнее слово мальчик. — Нюхают с полиэтиленовым мешком на голове клей «БФ» и еще какую-то гадость. А некоторые идиоты выбривают макушку и капают на нее отравой для мух и клопов. Они что, сумасшедшие?

— Я всех их ненавижу! — со злостью вырвалось у девочки. — Ходят группами, громко орут, всех на улице толкают, к девочкам пристают и от них… дурно пахнет! — она брезгливо наморщила маленький прямой нос.

Маше в этом году исполнилось тринадцать лет, она училась в шестом классе, а брат ее — Дима — еще в школу не ходил, но уже умел читать, писать, считать. На будущий год он пойдет в первый класс. Брат и сестра не были похожи друг на друга: Маша уродилась в мать, а он — в отца, будто их сделали по заказу. У Маши густые, чуть светлее, чем у матери, волосы, крупные ярко-синие глаза, стройная худенькая фигура с уже наметившимися маленькими грудями. Дима русоволосый, сероглазый с выпуклым лбом и пухлыми губами. Для своего возраста высокий. Никогда не тяготился одиночеством, охотно один оставался дома. Еще трудно было сказать, каким он вырастет, но уж точно не слабаком. Пока его не тянуло к спорту, разве что летом иногда гонял с мальчишками во дворе мяч, ему нравилось забивать голы, а стоять в воротах не любил. Ворота были нарисованы углем на глухой желтой стене. Посередине кто-то пририсовал волка из серии «Ну, погоди!». У волка была почему-то лисья морда. У него очень рано проявился интерес к политическим событиям в стране, вместе с отцом вечером упорно смотрел программу «Время», сам придумал коллекционировать генсеков: выискивал старые журналы, преимущественно «Огонек» — в нем больше, чем где бы то ни было, печатали групповые портреты политических деятелей, — и вырезал лики бывших и настоящих вождей. Доставал их из коробки-мавзолея, расставлял на полу, как стойких оловянных солдатиков, и играл с ними. Правда, все они были клоуном Никулиным, только лица разные. В отдельной коробке он хранил вырезанные из журналов портреты президентов и премьеров других стран, одной только Маргарет Тэтчер было десять штук, а Рейганов и того больше. Иногда с сестрой наведывался на улицу Петра Лаврова, где находилось американское консульство, и подолгу рассматривал стенды цветных фотографий американского образа жизни. Там все красиво, красочно, необычно. Совершенно не похоже на нашу действительность. Один раз подошел к постовому, дежурившему у проходной и поинтересовался, куда девают использованные фотографии со стендов? Милиционер, подумав, серьезно ответил, мол, назад в США отсылают с дипломатической почтой.

— Вот жадюги? — удивился мальчик.

В квадратную комнату с двумя высокими окнами через капроновые занавески пробивался сумрачный свет. Был конец сентября, еще на деревьях в сквере лопотали на ветру листья, их много валялось на детской площадке, прилипали они к чугунной ограде сквера, желтели на железных карнизах у окон. На тумбочке у кровати Маши в жестяной банке из-под растворимого кофе выглядывали несколько больших желто-красных кленовых листьев. Узкая тахта, на которой спал Дима, стояла у противоположной стены, рядом с книжным шкафом. В этой комнате, мама называла ее детской, брат и сестра жили со дня своего рождения. Во второй комнате помещались родители, но большую часть времени вся семья, конечно, проводила на кухне, где на холодильнике стоял небольшой цветной телевизор, а на буфете — транзисторный приемник «Вега». Кухня была большая, светлая, с квадратным обеденным столом у окна. Второй стол, с мраморной крышкой, был кухонным, над газовой плитой висел воздухоочиститель, который почему-то никогда не включали. На кухне всегда была открыта форточка и на карниз часто прилетали голуби, которых Маша подкармливала. Отец прикрепил за окном деревянную дощечку, на нее и высыпали крошки. Окно выходило в сквер, совсем близко качались на ветру липовые и тополевые ветви с побуревшими листьями. Летом деревья шумели, а зимой слышался костяной стук обледенелых ветвей.

Маша разложила на небольшом светлом письменном столе тетрадки и книжки. Она училась хорошо, хотя и не была отличницей, после обеда садилась за уроки, потом уходила к подружке, которая жила в соседнем доме с двумя башенками на крыше. Подружку звали Милой и она была на год старше Маши, училась в седьмом классе. Девочки любили кино и часто вместе ходили на дневные сеансы в кинотеатр «Художественный» или «Колизей» на Невском проспекте. Нравился им и «Молодежный» на Садовой улице. Иногда брали с собой Диму. Девочки, оживленно болтая, обычно шли впереди, а он плелся позади. Первое время Маша брала его за руку, но ему это не нравилось, он уже не маленький и не боялся потеряться. Мать заставила выучить наизусть адрес и номер домашнего телефона, случись что — не потеряется.

Отец каждое лето уезжал на полтора-два месяца на Псковщину, где набирал бригаду и строил в колхозах животноводческие помещения. В этом году он наконец смог купить на заработанные деньги видеомагнитофон с небольшим цветным телевизором. Первое время они всей семьей вечерами смотрели видеофильмы, но через полгода родители остыли. Во-первых, видеофильмы стоили очень дорого, во-вторых, много времени отнимало это занятие. Маша и Дима просили родителей каждый вечер включить им видик, но вскоре и им надоело смотреть «Белоснежку», «Алису», и «Барона Мюнхгаузена» — у них были только эти фильмы, не считая нескольких диснеевских «мультиков» с Томом и Джерри, забавным утенком Дональдом и смешным псом Плуто. Когда родителей не было дома, Дима и сам мог включить видик и вставить кассету, но смотреть одни и те же мультфильмы и ему наскучило, а фильмы для взрослых были малопонятными.

Мама попросила его и Машу не рассказывать, что у них видеомагнитофон, в Ленинграде орудовали банды воров, которые предпочитали главным образом забираться в квартиры с иностранной аппаратурой. У них, правда, были отечественный видеомагнитофон и цветной телевизор, но все равно болтать не следовало. По телевизору каждый день сообщали о кражах, убийствах, махинациях кооператоров и работников торговли. Писали об этом и в газетах. Дима ни разу еще не видел живого грабителя, разве что в кино. Неужели вор и бандит ничем не отличаются от обыкновенного честного человека? Те, которых показывали в зале суда, были такими же, как все. Мальчику казалось, что у преступников должно быть другое лицо, какой то таинственный знак, свидетельствующий о принадлежности этих отбросов общества к темным силам зла. Из разговоров родителей он усвоил, что ворье, бандиты, убийцы — это все порождения черных сил. У них другая мораль, взгляды на жизнь. Они лишь притворяются людьми, а на самом деле — нелюди, нечисть. Есть и в животном мире трудолюбивые пчелы, муравьи, а есть и крысы, клопы, колорадские жуки и другая мерзость. Одни созидают, а другие пользуются готовым и разрушают все, к чему прикоснутся. Дима ненавидел нечистую силу, правда, как ему ни хотелось, не мог вблизи увидеть ее, пощупать…

Он положил коробки на место, полистал «Огонек» с покалеченными ножницами страницами и отложил в сторону. Старые «Огоньки» с портретами Брежнева, Андропова, Черненко, Горбачева и других членов Политбюро он доставал у своего приятеля Толика Пинчука, его отец врач-венеролог тридцать лет выписывал этот журнал. На антресолях в коридоре лежали целые кипы. Толик и Дима подставляли стремянку и доставали оттуда старые «Огоньки».

Иногда попадались даже со Сталиным. Эти Дима ценил больше других, потому что портретов Сталина больше не печатали. Правда, он сам несколько раз видел у Некрасовского рынка грузовики, на лобовых стеклах которых красовался глянцевый черно-белый портрет Сталина, но не будешь ведь просить его у шоферов — не отдадут.

— Мама просила тебя сходить в магазин и купить две бутылки кефира и полкило масла, — вспомнил Дима. — Деньги на кухне, под солонкой.