Возвращение чувств. Машина. - Екатерина Мансурова

– О, дорогая Бланка! Ну как вам не совестно – ревновать к тому, чего никогда не было да и не могло быть! При такой работе, как моя, на флирт и ухаживания у меня просто не остаётся ни времени на сил! Клянусь спасением души: вы – первая и единственная женщина, ради которой я готов пренебречь порученным мне делом, и сопровождать вас хоть до скончания веков и на край света!..

Неизвестно, (вернее – очень даже известно!) до чего бы они ещё договорились прямо здесь же, за столом, но их излияния прервало появление ещё одной группы путешественников, прибывших поужинать и переночевать: троих угрюмо-торгового вида старцев явно итальянского, судя по загару и строению лиц, происхождения. Катарина какое-то время смотрела на них, затем, как бы потеряв нить разговора, вновь обратилась к виконту:

– А почему нам не подают такого же чудесного жаренного гуся?

– Если бы я только знал, дорогая баронесса, что вы пожелаете отведать такого, с позволения сказать, не совсем изысканного и… Хм… Питательного блюда, я непременно распорядился бы! Угодно ли приказать вашему покорному слуге?.. – он повёл рукой.

Ей оказалось угодно. И вина ей наливайте не стесняясь. Итак, после бульонов и дичи с разнообразными (пикантными и своеобразными на вкус) соусами, они перешли к прозаическому гусю на вертеле, от которого, кокетливо работая изящными пальчиками, Катарина лишь отщипнула несколько ломтиков аппетитного мяса, основной упор сделав на нарочито замедленном облизывании этих самых пальчиков от жира.

На протяжении последующего получаса виконт, пожирая глазами – её, а ртом – многострадального гуся, продолжал развлекать её последними дворцовыми анекдотами и сплетнями, а она старательно симулировала плавный переход от средней степени опьянения к сильной.

А поскольку он пил даже больше её, вскоре они почти не переставая хихикали, переглядывались и любезничали. На этой стадии она ещё воспринимала комплименты галантного характера и могла довольно связно поддерживать беседу, лишь иногда теряя её нить, и как бы удивлённо похлопывая ресницами при этом – мол, о чём это мы?..

Она чувствовала, что щёки у неё раскраснелись, кровь заструилась по жилам быстрее, глаза сверкают, словно угли, весёлый смех сам так и рвётся на уста при каждой шутке остроумного собеседника.

Однако холодная наблюдательница в глубине её жёстко контролировала всё.

Она замечала и подмигивание Пьера, и недовольное качание головой Марии, когда сама она закатывалась какой-нибудь очередной шутке виконта. Так как они сидели в углу у очага и находились за спиной виконта, тот их сигналов и недовольства видеть не мог.

А вот наблюдательница в ней видела и холодный блеск расчёта в глазах милого собутыльника, и, самое главное – засекла она и тот момент, когда любезный Джон, полагая, что она, отвернувшись от стола – чтобы сделать знак хозяину насчёт упавшей (случайно, конечно, она совсем не хотела смахнуть её со стола широким рукавом) тарелки, – выпустила из поля зрения его руки, быстро и ловко сыпанул что-то ей в бокал.

Продолжая как ни в чём не бывало играть беззаботную совращаемую женщину, она непринужденно выпила это тут же почти до дна (про себя уповая на то, что неведомая гадость растворяется не мгновенно), икнула (уже неприкрыто), после чего, скромно извинившись, попросила «милого Джона» самого подобрать в винном погребе безмозглого хозяина вино другого – достойного! – сорта. А то у этого… Хм-м… странное послевкусие… Да оно и слишком… э-э… Слабое – словно разбавлено… и… и… Совсем без букета. Вот именно – совсем без букета!

Разумеется, столь галантный кавалер поспешил выполнить повеление своей королевы, как он, не мудрствуя лукаво, теперь называл её, и отодвинув табурет, поднялся.

Стоило слегка пошатывающемуся виконту скрыться на кухне, где и находилась дверь, вернее, люк в винный погреб, как от опьянения Катарины не осталось и следа.

Выплеснув под стол остатки из своего бокала, она вскочила, и как молния пересекла, возможно, несколько удивив, если не сказать сильнее, остальных, мирно кушавших, или беседовавших постояльцев, всё помещение.

Она выбежала во двор, планировку которого отлично запомнила. Забежав за угол ближайшего сарая, она быстро, ещё на бегу, засунула в глотку два, а затем и три пальца.

Вся хорошая и вкусная еда, так мило переваривавшаяся часа полтора в её желудке, оказалась под каким-то кустом. Она рассчитывала на то, что если «дорогой» Джон подсыпал ей яд, за пару минут тот не успеет рассосаться в желудке, наполненном пищей. Ну а если это только снотворное, что было гораздо вероятней – тем более не успеет.

Поскольку она была абсолютно трезва – сало, и адреналин от предвкушения опасности сделали своё дело – ей удалось не испачкаться и сделать всё быстро. Остаётся надеяться, что дворовые собаки не передохнут.

Она успела в последний момент.

Вошедший с двумя бутылками в руках и победной улыбкой на лице Джон застал её скучающей за столом, уже двумя руками подпиравшей прелестную отяжелевшую головку. Но при его появлении она всё же приветствовала его, кивая и улыбаясь.

Удивлённых взглядов, обращённых на сверхскоростную женщину мирными путешественниками, виконт заметить не мог, потому что она сразу посмотрела ему в глаза, притягивая его, словно двумя магнитами всё время, пока он шёл к ней.

Когда он опустился на табурет, едва не опрокинув его, и принялся, извинившись, что так долго, откупоривать и разливать, она взглянула на своих. Пьер жестом показал, что всё отлично: виконт не заметил её манёвров.

Под пятое или шестое блюдо, которое уже якобы сытая Катарина уже только пробовала, а больше всё ковыряла жирным пальчиком, и двузубой вилочкой, они смело выпили и эти две бутылки, продолжая всё более бессмысленный и смелый обмен шутками и намёками (да, впрочем, какими там намёками – уже в открытую!..), вполне, впрочем, характерный для предпоследней стадии опьянения. Несмотря на невероятное здоровье Джона, видно было, что, наконец, разобрало и его.

Заметив первый его озабоченно-недоумённый взгляд где-то через пятнадцать минут, она решила, что пора уже снотворному и раствориться… Хотелось надеяться, что это всё же именно снотворное – ведь не может же такой мужчина быть настолько низок, или глуп, чтобы отравить её, не воспользовавшись вначале ситуацией в свою пользу?!..

Или – может? В любом случае хорошо, что она защищена противоядием, а тылы прикрывает надёжный и проверенный гарнизон.

Зевая, и даже не давая себе труда прикрывать ротик ладошкой, она попросила, несколько бессвязно, милого Джона – проводить её… э-э… в её комнату. Что-то она устала – да, только устала… и ещё… Немного переволновалась – она деланно возмутилась на его мягкую полуироничную улыбку – а кто бы на её месте не устал и переволновался от такого?!