Гайда! - Нина Николаевна Колядина

– А что другие? И другие такие же бандиты. Пастух Костюк знал три места стоянки штаба Кулакова, но где они находятся, не говорил. Мы арестовали его и его сына на таежной заимке, а в соседнем улусе Воротжул еще одного бандита – Поросенова. Старший Костюк согласился показать стоянку банды, а когда привел нас туда, оказалось, что бандитов там давно уже нет. Думаете, он об этом не знал? Знал наверняка, просто голову нам морочил, время тянул, чтобы бандиты успели уйти подальше, за что и был расстрелян. А сын его вместе с Поросеновым ночью удрал из-под ареста.

– А Сулекова за что вы расстреляли? Он же не бандит, а советский работник – секретарь сельсовета.

– Да, в банде, может, он и не состоял, в тайге не скрывался. Но, пользуясь своим служебным положением, снабжал бандитов бланками документов. Сулеков знал место пребывания штаба Соловьева, но тоже не сразу сказал, где оно.

– Но потом он все же согласился вывести вас к стоянке бандитов? После порки, как я понимаю?

– А иначе от них никаких показаний не добьешься! – взбеленился Аркадий, но, взяв себя в руки, уже спокойнее продолжил:

– Только мы его не расстреливали. Он при побеге убит.

– Есть сведения, что трупы убитых вы сбрасывали в Июс? Зачем вы это делали?

– Да не бросали мы в реку никакие трупы! Тот же Сулеков сам утонул. Когда он и еще один бандит – Григорьев побежали, мы начали по ним стрелять. А что, по-вашему, мы должны были делать в таком случае? Кто-то из наших застрелил Григорьева, а в Сулекова я стрелял. Сначала по ногам, но, когда он в Июс кинулся, вторым выстрелом, может, сразил наповал, а может, ранил, и он сам потом утонул.

Начальник особого отдела был весьма озадачен сложившейся ситуацией. Он раздумывал над тем, какое решение вынести по заведенному в начале июня делу по обвинению бывшего начальника второго боерайона Голикова в злоупотреблении служебным положением. Комиссия во главе с комбатом Яковом Виттенбергом, проводившая проверку, нашла подтверждение всем имеющимся в деле фактам и потребовала расстрела отстраненного от должности комбата.

Сам Коновалов тоже считал Голикова виновным в самочинных расстрелах, хотя тот видел свою вину лишь в несоблюдении законных формальностей при осуществлении данных акций, ссылаясь на то, что оформлять протоколы допросов и расстрельные приговоры было некому, да и некогда.

Начальник особого отдела готов был, если уж не приговорить бывшего комбата к расстрелу, то, во всяком случае, подвергнуть аресту. Однако он знал, что в губернском штабе ЧОН не одобрят такое решение. Ведь одновременно с открытием дела оттуда поступила резолюция, подписанная командующим ЧОН губернии Владимиром Какоулиным: «Арестовывать – ни в коем случае. Заменить и отозвать».

«Ладно, пусть пока остается на свободе, – подумал Коновалов. – А там видно будет. Его ведь наверняка еще и по партийной линии начнут чихвостить…»

/1/. Чох – нет.

/2/. Пильбинчем – не знаю.

12.

От печки донеслось:

Тритатушки, три-та-та!

Поймал дедушка кота,

А бабушка кошку

За левую ножку!

– Аленка, это что за песня такая, где ты ее услышала? – удивленно спросила Маруся у сидевшей на приставленном к теплым изразцам стуле девочки-подростка, на коленях которой прыгал крепкий, веселый карапуз – весьма довольный и песней, и тем, что он под нее выделывал, легко попадая в ритм незатейливой мелодии.

– А это мне бабушка пела, – не переставая шувыкать малыша, ответила девочка, – когда я тоже маленькая была.

– До каких же лет ты у бабушки на коленках прыгала? – еще сильнее удивилась Маруся.

– Да нет, я неправильно сказала, – смутилась девочка. – Бабушка всем нам эту песню пела – сначала мне, потом моим сестрам младшим и братику, когда они были такие, как Женюрочка /1/. Вот я ее и запомнила. А что – вам не нравится?

Она прекратила действие и, крепко держа малыша под мышками, глядя на его счастливое личико, спросила:

– А тебе нравится?

Карапуз скуксился, выгнул спинку и с силой топнул ножкой по Аленкиной коленке, всем своим видом давая понять, что процесс должен быть продолжен.

– Ну, вот видите, – засмеялась девочка, – ему все нравится!

– Вообще-то, ему пора гулять, – сказала Маруся. – Давай я его одену.

– Да что вы! – воспротивилась Аленка. – Я сама одену. Вы не бойтесь, я справлюсь – своих младшеньких одеваю. А вам нельзя тяжелое поднимать – вы ведь только после операции.

– Ну, хорошо, – согласилась Маруся. – Он в самом деле тяжеленький стал. Растет наш маленький – девять месяцев завтра! Подумать только, как время летит.

В коридоре послышались шаги. В комнату вошел Аркадий и, посмотрев на одетого для прогулки сына, сказал:

– Гулять собрались? Это хорошо. Погода сегодня просто великолепная – настоящая весна.

Девочка быстро накинула старенькое пальтишко, повязала голову платком и, подхватив малыша, отправилась на прогулку.

– Ну, как она? Справляется? – спросил жену Аркадий.

– Да, – ответила Маруся. – Она молодец. Даже не знаю, что бы я без нее делала.

– Надо попросить ее, чтобы и какую-то домашнюю работу на себя взяла, когда я уеду. Тебе ведь пока ничего нельзя делать.

– Я думаю, она не откажется, но придется тогда ей доплачивать. Одно дело – с ребенком нянчиться за еду, другое – полы мыть, обед готовить.

– Насчет денег не переживай, – успокоил жену Аркадий. – Мне выдали тысячу на поправку здоровья. Я вам ее оставлю. Она мне и не понадобится – мое лечение полностью губком оплачивает. Да прибавь к этому жалованья восемьсот пятьдесят рублей, три пайка – на месяц вам вполне хватит.

– Господи, Адёночек, как же я тебя подвела, – положив голову на плечо мужа, – начала сокрушаться Маруся. – Если б не моя болезнь, все бы сейчас по-другому было.

– Глупенькая моя, ни в чем ты не виновата, – крепко обняв жену, сказал Аркадий. – Я ведь давно заболел. Еще когда по тайге за бандами гонялся. Уже тогда чувствовал, что со мной что-то не так. А здесь врачи всё подтвердили и точный диагноз /2/ поставили.

– Да, но потом-то тебе гораздо лучше стало. Только в себя начал приходить после всех этих разбирательств, в Москву хотел нас перевезти, а тут я со своими женскими болячками. Вот твоя болезнь и обострилась.

– Мурочка, родная моя, ну что ты такое говоришь? Я, конечно, здорово струхнул, когда узнал о твоей болезни, но теперь-то ведь все позади: операция прошла успешно, ты поправляешься. Теперь и я смогу подлечиться. В Томске, говорят, отличный институт /3/ и отличные врачи. А то, что нам опять расстаться придется, так это ничего. Ты ведь больше меня ждала, пока я в ЧОНе служил, а тут месяц всего. Как-нибудь переживем его в разлуке. Ты только береги себя, нашего Топотуна и ни о чем не беспокойся. Хорошо?

– Хорошо, – улыбнулась Маруся. – Я постараюсь.

Выпустив жену из объятий, Аркадий подошел к окну и, увидев на улице сына с нянькой, помахал им