Скорпика - Грир Макаллистер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому Эминель следовала за ней, как и раньше, воздерживаясь от вопросов. Теперь она знала больше, но знание не улучшило ее положения. Возможно, было бы лучше, мрачно сказала она себе, если бы она не знала.
* * *
Прошло много лет с тех пор, как Эминель была в Арке, но когда она увидела ее, то сразу же узнала.
Там, где они пересекли границу, она не была обозначена каким-либо четким образом; дорога была более или менее одинаковой с обеих сторон. Они шли по ухабистой тропе в кустарнике, над ними сияло солнце, как на паксимской стороне невидимой границы, так и на арканской.
Но когда они пересекли границу, произошло два события.
Эминель услышала, как Ищейка едва заметно вздохнула.
И сама она почувствовала, как что-то встало на свое место.
Описать это чувство было почти невозможно. Может быть, это было не столько осознанием, сколько волнением. Отблеском. Было ли это ее проклятием, вернувшимся, когда она вошла на родину? Было ли это тем, от чего ее увезла мать многие годы назад? Что ж, она не могла бежать сейчас, привязанная к этой Ищейке с каменным лицом, имени которой она до сих пор не знала. По мере того как они углублялись в Арку, скудная растительность становилась все более редкой, кустарник все реже скрашивал пейзаж. Дорога под ногами Эминель стала песчаной. Когда она впервые осознала, что под ногами песок, ее одолело другое чувство: развязался узел из прошлого. Она чуть не заплакала.
То, что последовало дальше, было всепоглощающим страхом. Шок от него пронесся по ее венам, такой резкий и холодный, что ей захотелось закричать. Затем она с ужасом осознала, что именно в этом страхе было таким странным.
Страх был не ее.
Страх излучала Ищейка. Вместе с ним приходили и слова. Личные мысли женщины, которые Эминель могла слышать так же отчетливо, как и все произнесенные, точно так же, как Ищейка, должно быть, слышала мысли Эминель раньше. Они не были произнесенными, и все же они доносились до девочки.
«Велья оберегает меня, – подумала Ищейка, страх пульсировал в ее горле. – Эта девочка – сплошная магия. Она такая сильная. Слишком сильная. Если бы она хоть немного знала, то задушила бы меня этой веревкой в мгновение ока. Лучше держаться подальше от ее разума. Так безопаснее».
Эминель шла позади Ищейки, боясь неправильно дышать, неправильно двигаться, боясь выдать себя. К счастью, Ищейка просто продолжала идти вперед. Обе они шли так, словно были спокойны и уравновешенны. Забавно, но Эминель не была уверен, кто из них больше напуган.
«Королева не предупредила меня, – подумала Ищейка. – Интересно, знает ли она?»
Страх метался между ними, возрастая, перескакивая от одной к другой, пока Эминель не подумала, что теряет от него сознание. Знала ли моя мать, насколько сильна моя магия? Поэтому мы скрывались все эти годы? Почему она не сказала мне?
Эминель не могла действовать в соответствии со страхами Ищейки: она была слишком занята своими собственными бурлящими мыслями, пытаясь разобраться во всем происходящем. Какими бы ни были ее способности, какие бы причины ни скрывала от нее мать, Эминель не могла позволить Ищейке затащить ее во Дворец Рассвета. Оттуда никто не возвращался. Все это знали. Не потому ли Джехенит скрывала от нее ее истинную природу? Неужели она так сильно боялась потерять Эминель во Дворце Рассвета, что предпочла бы держать дочь на поводке и в неведении, чем рисковать? И все же, подумала Эминель, в ее ошеломленном сознании боролись противоречивые идеи: будущее, которого так боялась ее мать, было не единственным будущим, которое могло быть. Она считала себя некомпетентной целительницей, истощающей добрую волю матери, разочаровывающей ее. Но кем она была на самом деле? Девочкой, обреченной спотыкаться и падать под бременем непонятной ей силы, или девочкой, наделенной магией, такой редкой и дикой, такой огромной, что она может довести ее до самого трона?
Сила даров всемогущей девочки определяет ее судьбу, и Эминель знала о крайностях благодаря объяснениям Гермея в ту ночь в трактире. В худшем случае она может умереть ужасной и быстрой смертью в испытаниях, раздавленная, разорванная или сожженная заживо своими же чарами. Но с другой стороны, что может ждать ее впереди? Она может стать правительницей всего народа. С практической точки зрения, думала Эминель, она была одной из самых молодых арканцев. Никто не знал, когда девочки смогут родиться снова. Если королеве понадобится преемница, а рано или поздно она понадобится, разве не разумно будет найти самую молодую из возможных? И почему бы Эминель не стать ею?
Чем дальше они шли по Арке, тем больше росла ее уверенность. В конце концов, Ищейка перестала паниковать, ее мысли перешли от крика к шепоту, а затем и вовсе угасли. Но те первые, подслушанные мысли уже сказали Эминель все, что ей нужно было знать: Ищейка была бы беспомощна против всей магии, которой обладала Эминель, если бы только Эминель могла понять, как ее использовать.
К сожалению, она понятия не имела.
По мере того, как они шли, пейзаж становился все более бесплодным, песчаным. Зелени больше не было видно. У Эминель пересохло во рту, и даже ее кожа изменилась под жестким светом неумолимого, нещадного солнца. Она слишком долго пробыла в Паксиме. Арка казалась ей чужой, хотя когда-то была ее домом.
Эминель подумала, что может попытаться действовать, когда они устроятся на ночлег, когда Ищейка будет наиболее уязвима. Но был только поздний вечер, солнце еще сияло на небе, когда она услышала, как у Ищейки перехватило дыхание. Она сосредоточила все свое внимание на задней части черепа женщины и была потрясена, осознав, что по собственному желанию может заставить себя слышать мысли женщины.
«Наконец-то, – подумала женщина. – До дворца час или около того. Мы сможем увидеть его за следующим холмом. Тогда я отдам эту девку, получу свою награду и закроюсь от нее навеки. Слава Велье».
Услышав это, страх Эминель достиг лихорадочной точки, мгновенно распространившись во все уголки ее существа.
Все, кого она любила, все ее родные исчезли. Вряд ли ее ждали несметные богатства во Дворце Рассвета; надеяться на это было просто смешно. Гораздо вероятнее, что эти шпили из песчаника означали ее смерть. Она так много потеряла. И собиралась потерять все, что у нее осталось. Ей надоело быть бессильной, брошенной на произвол судьбы, обузой для всех.
Ее печаль и гнев вырвались наружу, их невозможно было сдержать.
Голубой свет вырывался из нее, как
