Депутатский запрос - Иван Афанасьевич Васильев

и «Десять синих тетрадей». И для автора и для газеты они были первым опытом социологических исследований. Тогда, в середине 60-х годов, знали единственный способ изучения деревенской жизни — посылку на село уполномоченного. Что привезет уполномоченный, по тому и складывали мнение. Способ, как говорится, «на все сто» субъективный. По такому же примерно принципу оценивалась и деятельность председателя колхоза. Мнение о нем складывалось по текущим сводкам да по информации уполномоченных. Поэтому и случались нередко парадоксальные неожиданности: человека хвалят, а прокурор на него дело заводит, или — в районе решили снять председателя, а колхозники горой за него.

Я успел познакомиться с Иваном Михайловичем Волковым. Привлек он меня какой-то особенной открытостью и прямотой. До колхоза он был директором небольшого заводика в райцентре, но специального образования не имел, и, когда началась волна замены практиков специалистами, он попросился в колхоз. До деревни та волна еще не докатилась, Ивана Михайловича рекомендовали собранию, и он был избран председателем. Колхоз быстро стал поправляться. Я поехал к Волкову в самую страду и жил у него три недели. А чтобы не быть и ему обузой, и колхозникам своей праздностью глаза не мозолить, вызвался быть редактором ежедневной радиогазеты (в колхозе был свой радиоузел). За этот срок и в этой должности я и разглядел, как заряжает Волков, по его выражению, душевные аккумуляторы. Если до этого роль «человеческого фактора» в производстве я представлял себе, так сказать, в общем и целом, хотя и сам имел кое-какой хозяйственный опыт, то теперь увидел конкретное его выражение, увидел именно «зарядку аккумуляторов» во всей ее тонкости и сложности. Мне открылась вторая сторона председательской должности, та, на которую мы менее всего обращаем внимание и которой совсем не учим хозяйственников, — педагогическая. Искусство хозяйствования немыслимо без искусства воспитания — это аксиома, но вот поди ж ты, разделили две стороны одной медали, одну вручили председателю, другую — секретарю парторганизации, и спрашиваем порознь, и учим порознь. Раскрывая педагогический опыт Волкова, я и старался показать его всеобщее значение в заметках «Душевные аккумуляторы».

Вторая работа, «Десять синих тетрадей», носила несколько иной характер, она была ближе к социологическому исследованию. Валентина Павловна Фартусова до того, как стать председателем колхоза, была партийным работником, и говорить с ней о «председательской педагогике» не имело смысла, да и по характеру она была таким человеком, который не любит поучений, в какой бы форме они ни выражались. Меня почему-то такие натуры особенно привлекали, они напоминали мне трудных учеников. Может быть, потому, что тут явный поединок и он захватывает, увлекает состязательностью. Тоже вот, кстати, предмет спора в среде газетчиков и публицистов: в какой роли выступать автору, пассивной или активной? Пассивная — это когда автор подобен птичке: собирает готовые зернышки. Он смотрит, спрашивает, записывает, потом излагает. Активная — это когда, если продолжить сравнение, прежде чем собрать, надо посеять и вырастить, не в одиночку, конечно, а вместе с теми, о ком собираешься писать. Я держался и держусь второй позиции. Считаю, что первая не сделает тебя публицистом, в лучшем случае выйдет сносный репортер. Вторая делает тебя участником, а участие в деле обязательно заденет твои чувства, и ты никак не можешь быть равнодушным. Наконец, это дает тебе знание дела: сам попробовал, свои шишки набил, напишешь — поверят. А с чужих слов может и «развесистая клюква» получиться.

Валентина Павловна, когда я предложил ей силами колхозного актива провести исследование быта деревни, с изрядной долей самоуверенности заявила, что она, слава богу, своих колхозников знает и никакие исследования нового ей ничего не скажут.

Пришлось прибегнуть к помощи парткома, члены его глядели на дело иначе. Это теперь заговорили мы о «социальности экономики», а тогда все, что не касалось прямо общественного производства, считалось делом сугубо личным. В парткоме были обыкновенные мужики и сразу раскусили, о чем речь. А речь-то шла о самом близком и больном: о личном доме, дворе, скотине, сене, хлебе, дровах — обо всем, чем живет человек.

Обошли мы тогда десять деревень, в каждой избе посидели, расспросили, записали, потом подбили итоги и вынесли на обсуждение парткома и правления. Задумалась над цифрами и Валентина Павловна, их было много, я хорошо помню одну: только на три нужды — воду, дрова и сено — затрачивалось столько времени и энергии, сколько на всю колхозную работу. Пробовали брать под сомнение каждый расчет, тут же пересчитывали, обращаясь к своему личному опыту, — все выходило так. Медленно, но верно доходил до сознания факт: общественное производство неуклонно и чем дальше, тем быстрее двигалось по пути механизации, а личное хозяйство и быт оставались на уровне времен дедушкиных. Тогда и был составлен первый в районе план социального развития колхоза.

Чему научили меня самого такие исследования? Я понял, что публицист — не только внимательный собиратель готовых жизненных фактов, но и делатель их. Вот как это происходит: в непрестанных поездках, встречах, разговорах память накапливает, как теперь принято говорить, информацию, она разнообразна, как сама жизнь, и сыра, как глина из карьера; чтобы получить из нее «продукт», мозг должен ее переработать. Не знаю, как у других, у меня эта переработка шла беспрерывно, мозг по какой-то своей системе рассортировывал ее и раскладывал по хранилищам памяти. Приходило время, и я чувствовал, что такое-то хранилище переполнено, там что-то созревает и тема уже просится на бумагу, но не хватает лучика, который осветил бы все собранное в хранилище и стал бы той нитью, на которую сами собой нанижутся факты. Мозг подводил меня к необходимости искать эту нить, и если ее не было или я не находил ее, приходилось конструировать, то есть создавать факт. В таких случаях я шел либо к секретарю райкома, либо к председателю колхоза, либо к другому лицу, облеченному правом распорядиться, и излагал ему свое предложение: давайте попробуем сделать вот так (к примеру, то же обследование быта деревни). И когда факт состоялся, я получал подтверждение правильности своих умозаключений и статья ложилась на бумагу без всяких вымучиваний, как созревший плод. Бывало и так, что организованный факт опровергал мои построения, и тогда — либо затяжной поиск новых доказательств, либо пересмотр умозаключений.

Всех случаев я уже не помню, но вот один, недавний, помнится хорошо, потому что по времени он был довольно длительный и требовал немало усилий. Потом он лег в основу очерка «Воспитание чувств». За годы собкоровской службы у меня сложились хорошие (в смысле взаимопонимания) отношения с Зубцовским райкомом партии. Первым секретарем там был Геннадий Васильевич Макаров, поразительно чуткий к жизненным явлениям человек. Он-то и способствовал