Депутатский запрос - Иван Афанасьевич Васильев

ты-то почему боялся?» — «Непривычно, — ответил он. — Лезешь ты в нехоженое, а там и заблудиться недолго».

Редактор был прав: заблудиться недолго. Но во-первых, лезть в нехоженое все равно кому-то надо, а во-вторых, боязни заблудиться не будет, если имеешь компасом идею, если не на словах ее исповедуешь, а всем своим существом предан ей и готов драться за нее. Не дозволяя местным журналистам «лезть в нехоженое», ожидая, пока проторит тропинку кто-то из «высоких», боязливые тем самым замораживают таланты. Я, наверно, не ошибусь, если скажу, что все современные публицисты-«деревенщики» вышли из провинциальных газетчиков и каждый может назвать своего «негласного шефа», благодаря которому его талант не увял.

Исследование социальных «негативов» местными газетами еще и потому необходимо, что жизнь, не дожидаясь направляющей руки, тотчас реагирует на аномалию, как только она зарождается, противодействуя ей. Именно тут, в повседневных буднях, в житейских отношениях между людьми происходят первые столкновения «позитивов» и «негативов», как нравственного и безнравственного, нащупываются и вырабатываются «противоядия». Прежде чем теория выдаст заключение, что такое тот или иной «негатив», практика уже нащупала формы и средства борьбы с ним. Возьмем, к примеру, то же нетрудовое воспитание детей. Как только стремление родителей уготовить своему ребенку «облегченный вариант» обозначилось, школа, местные власти, хозяйственники обеспокоились и начали принимать контрмеры. Таким образом, практика вырабатывает то, что потом, обобщенное и осмысленное, ложится в основу официальных постановлений.

Ранее других этот процесс улавливает местный газетчик, если он внимателен к явлениям жизни. Его заметки и корреспонденции по сути дела являются началом исследования, они помогают яснее видеть «негатив», уяснить его сущность и противодействовать ему осознанно. В то же время его работа есть обобщение положительного опыта. Поэтому-то всякие попытки «выпрямителей» не позволять местным газетчикам сомневаться в стереотипах и лезть в исследование социальных явлений по меньшей мере неразумны.

25 ноября 1984 года

Только что позвонил из Пскова директор драмтеатра и сказал, что спектакль «Земля русская» получил на фестивале в Ярославле высокую оценку, привезли дипломы. И тотчас звонок из райкома: просят непременно побывать на премьере.

* * *

Остается ответить на вопрос, который рано или поздно встает перед каждым газетчиком, — о праве на свой голос. Я думал об этом не раз и однажды по просьбе журнала «Вопросы литературы» попытался изложить мысли на бумаге. Ту статью и перескажу здесь.

…Публицисту помимо других качеств нужна способность мыслить и образно, и аналитически. Я хорошо осознал необходимость сочетания обоих этих качеств будучи директором детского дома. Шел педсовет. В небольшой комнате, моем рабочем кабинете, я стоял за столом спиной к темному окну (на дворе была уже ночь, дети спали, а мы говорили тихо, отчего разговор казался мирным, хотя и кипели страсти, — тоже вот особенность той работы!), на стульях вдоль стен сидели воспитатели, на столе горела керосиновая лампа без абажура, и лица сидящих, освещенные с одной стороны, были похожи на тускло-бронзовые чеканки. Конкретного предмета разговора не помню, знаю, что речь шла о воспитании, я подводил какие-то итоги и в ходе рассуждения вдруг почувствовал, что я как будто прозреваю. Где-то впереди, словно бы в сумраке тесной комнаты, факты выстраивались и выходили к столу, на свет как раз той гранью, которая естественно, безо всякого усилия с моей стороны, сцеплялась с предыдущей. Факты нанизывались на нить мысли, и у меня возникало ощущение, что они материальны. Я вел мысль и одновременно чувствовал это свое состояние нанизывающего что-то вещественное на невещественную нить мысли. Захватывающе интересное состояние! Тогда-то, наверно, и вкусил я сладости исследователя, еще не предвидя никаких от этого последствий.

Теперь я понимаю: в построении стройных логических концепций есть своя опасность. Но спасла другая сторона педагогической работы: с детьми нельзя говорить без эмоций. Им надо не объяснять, а рисовать словом, рассказ должен быть образным, понятие входит в детское сознание через душу — картиной, образом, чувством. Волей-неволей напрягаешь себя, что-то выдумываешь, порой нереальное, сказочное, но непременно живое, захватывающее воображение. А если взять во внимание, что вокруг тебя с утра до ночи две сотни душ и говорить приходится тоже с утра до ночи, то можете себе представить, сколько и чего приходилось сочинять. Мозг мой был изощрен в выдумках.

Я часто вспоминаю своих ребят. Не знаю, дал ли я им что-нибудь, но то, что сам получил от них чрезвычайно много, это знаю. Они заставили и мыслить, и воображать.

В областную газету «Калининская правда» я пришел — так я считал — уже сложившимся журналистом, по крайней мере со своим почерком. Там я нашел великолепный творческий коллектив. В редакции витал дух хорошего соревнования, там умели ценить авторскую находку и не забывали искренне и душевно похвалить. Передо мной встал вопрос: как писать, чтобы иметь свой голос? Примкнуть к группе очеркистов — а голоса там были сильные, и поучиться у них, чтобы превзойти, было заманчиво (в добром соревновании такая мысль вполне здоровая) — или продолжать уже избранный жанр аналитической статьи?

Не скажу, что выбирал я сознательно, нет, скорее, интуитивно, по зову натуры, в силу того склада ума, который я уже понимал в себе. Однако и другое качество — образность — не отступало, оно не получало постоянной зарядки, не выходило на первый план, но и не пропадало, заставляло морщиться от сухих казенных фраз, искать свои слова, свой синтаксис. Чувствовал, что получается ни то ни се по газетным канонам: ни очерк, ни статья. Позднее такие писания стали называть проблемными очерками.

Право на свой голос отстаивается трудом, а не горлом. Редакционные летучки знают немало шумных споров по поводу напористых требований: пустите в свободный полет! Молодые, начинающие журналисты заявляют, что они, дескать, стеснены рамками редакционных заданий, в которых не развернешься, не покажешь, на что способен. Голоса еще нет, а заявка сделана. Это равнозначно тому, как если бы человек требовал себе партию Ленского, не научившись петь. В моей практике было не так. Редакционные задания — полностью и в срок, а свое — сверх того, если, конечно, хочешь и можешь. Я хотел и, кажется, мог, поэтому не делил часы на служебные и личные, не считал, которые дни рабочие, которые выходные, что в должности собственного корреспондента и просто и непросто. Просто потому, что над тобой никто не стоит. По той же причине и непросто, ибо твой начальник — ты сам. Для собкора чрезвычайно важна самодисциплина. Я положил себе за правило: «Ни дня без строчки!»

Первые «свои» аналитические статьи, по которым в редакции сделали вывод, что у «собственного» есть свой голос, были «Душевные аккумуляторы»