Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки). - Николой Костомаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слово полк принималось в обширном и более тесном смысле: в первом оно значило все ополчение, идущее иа войну, за исключением княжеской дружины; в последнем оно значило отдел войска; так ополчения пригородов и волостей составляли каждые свой "полк и назывались по местности, где собраны: ладожане, рушане, новгородцы, двиняие. Войско состояло из пехоты (пешцы) и конницы (коневницы); и та, и другая составляли часто отдельные ополчения, и в военной позиции становились на значительное расстояние одна от другой; напр., в 1270 году, когда новгородцы воевали против князя своего Ярослава, то пешцы стояли за Жилотугом, а коневницы за Городищем. Над полками начальствовали воеводы, начальником всего ополчения был князь. По принятому и усвоенному вековыми привычками понятию, он был нормальный начальник войска, хотя случалось, когда не было князя, то начальствовал старый посадник, или тысячский, или вообще боярин. В войске всегда были удалые, отважные молодцы — открывали бой, задирали неприятеля; они назывались "кмети" и "добрые удальцы". Каждый полк имел свое знамя — стяг, которого держался; особый стяг был княжеский, особый владычный, особый у охочих людей. Вооружение у них было: остроконечные шлемы на головах, кожаные щиты и брони; новгородские брони так были тяжелы, что нередко мешали быстроте движения. Так в 1343 году, в битве с немцами, один воин, бежавший с поля сражения, должен был обрезать себе броню. То же было на шелонской битве, где бегущие новгородцы сбрасывали с себя тяжелые брони. Сражались мечами, секирами, палицами, сулицами и стрелами. В XV-м веке стали употреблять пушки, но по старой привычке не оставляли стрел и лука. Для возбуждения охоты к битве ударяли в бубны, гудели на трубах и на свистелях. Когда приходилось брать укрепленное место, то обступали его кругом, и били в стены орудиями, называемыми пороки: это были длинные валы. Ставили туры на колесах, так что они были в уровень с неприятельскими стенами, и оттуда бросали через стены зажигательные снаряды, которые назывались огненные приметы. Вообще жечь составляло обычный способ войны. Добрые молодцы отправлялись в зажитье по неприятельским селам, брали, что могли, и сожигалн жилища. Коль скоро входили в неприятельскую землю — следовало жечь.
При отправлении в поход новгородцы всегда испрашивали благословение владыки и придавали священное значение походу. Война предпринималась как бы за св. Софию и ее достояние, потому что Новгород с его волостью был достоянием св. Софии; в особенности войны с иноверцами имели религиозное значение. Когда Девмонт отправлялся на брань против немцев, то клал меч свой пред алтарем, и игумен препоясал его этим мечом сам. Таким образом воитель получил его как бы от Церкви. Во время похода за войском шел обоз, называемый товары . Становясь на стоянку, расставляли стражей, переменяя их в день и в ночь.
Укрепление собственных городов в Новгородской и Пскои-ской Землях совершалось также посошною службою. Так, когда Михаил тверской угрожал Новгороду, были созваны из пригородов и волостей люди для работ: ладожане, рушане, вожане, Корела, Ижора; и псковичи помогали. Во время опасности ставились по стенам и башням караулы. Отражая приступ, метали на неприятеля каменья. Пригороды имели постоянное вооружение, готовое в случае нужды отбивать неприятеля. Так в 1231 году, когда Литва напала на Русу, рушане должны были отражать нападение своими силами; в 1245 и 46-м году новоторжцы преследовали нападавшего на них того же неприятеля. Впрочем, силы пригородов вообще были сами по себе недостаточны. Так в 1258 году Торжок не мог защищаться против литовской рати. Так посадник ладожский в 1313 году не мог охранить Ладоги от шведов, и неприятели сожгли Ладогу. Поэтому, в случае нападения на пригород, пригорожане должны были давать знать в столицу; а собственных сил у них едва ставало настолько, чтобы удерживать до прихода сил, присланных Новгородом.
VI.Суд
Говоря о суде в Великом Новгороде и Пскове, надобно различать исследование дела или собственно суд, называемый теперь этим словом, и исполнение суда, что тогда называлось судом. Тогда проиграть процесс какой бы то ни было, значило — платить князю и Великому Новгороду; поэтому исполнением приговора заведывали посадник и (в древности) князь, или (впоследствии), вместо князя, наместник великого князя (а взамен наместника тиун). Тысячский имел свой особый суд. У посадника и тысячского там, где они не могли быть лично сами, были свои судьи, исполнявшие за них обязанности на суде и собирали пошлины по правилам. Что касается до самого судного процесса, то в Новгороде в основании он имел такой порядок. Спорящие стороны выбирали себе двух человек (а кто в суду кого посадит, тот и с тем и ведается); кажется, эти лица есть те самые, которые ниже того в той же грамоте называются рассказчики. Эти рассказчики имели значение примирителей. Они рассматривали спор и предлагали уладить его каким-либо способом. Когда тяжущиеся на это соглашались — тяжба прекращалась сама собою. То был вольный ряд: ни князь, ни посадник, никакие судьи не могли его пересуживать. Если же рассказчики не успевали, тогда начинался суд. Так, между прочим наблюдалось ив сношениях с немцами: когда немец с новгородцем поспорит, обе стороны должны представить по двое таких рассказчиков с каждой стороны. Если они не успеют уладить спора, тогда уже начинали разбирать его судебным порядком. В верховном новгородском суде сидели лица, творившие суд [89], да по боярину и по житому человеку с каждого новгородского конца; они назывались докладчики, их было десять человек. Они руководили судом, наблюдали за его правильностью и утверждали приговор. Без них нельзя было вершить суда. В Новгороде докладчики должны были с судьями собираться три раза в неделю: в понедельник, среду и пяток, для судопроизводства во владычных палатах. Вместе с ними при судопроизводстве были приставы, которые, так же как и докладчики, целовали крест — поступать справедливо. Учреждение докладчиков известно по памятникам 1384 года. Тогда, по поводу соприкосновения церковного суда и гражданского, установлено было, чтоб на таком смесном суде сидели четыре выборные человека, два боярина и два житых. Древность этого учреждения неизвестна, но пет сомнения, что оно велось исстари, с видоизменениями. Так в XIV-м веке мы встречаем на суде четыре человека, а в XV-м столетии десять. Самое учреждение, по своему смыслу, имеет связь со старинным обычаем, записанным в одном из списков Русской Правды, что истец с ответчиком должны были идти на извод перед двенадцать мужей. Это был обычай глубокой древности, принадлежавший всем славянским народам и уступивший везде наплывам другим начал. В Новгороде он сохранялся полнее, как в стране более свободной. Отношение к князьям произвело во всем организме общественных отправлений двоеначалие — одна половина принадлежала собственно народу, а другая — призывной власти; так было и в суде. Но князь, как лицо охраняющее, пользуется только половиною дохода судебного; самый суд принадлежит народу: представители народной совести — выборные докладчики. Это было то же, что у сербов "поротци" и у чехов "помощники" и "очнстицы". Разница между первыми и последними была та, что первые были самобытные судьи, а вторые подавали мнения, которыми уже суды руководились. Но в сущности и то, и другое исходило из одного источника, — понятия о народном судопроизводстве по совести.
"Порота" в сербском судопроизводстве отличалась от царского суда. Для каждого дела выбирались поротцы и число их было различно, смотря по важности дела; для иного выбирали шесть, для другого двенадцать, для более важного — двадцать четыре поротца. Они должны были присягать в церкви. Так же точно в Венгрии, где старые славянские обычаи вошли в положительные права, в уголовных делах выбирались двенадцать мужей для исследования дела; они должны были присягать пред начатием дела. В Новгороде это общеславянское учреждение выразилось двояким образом: одни судьи, как помощники чешские, были выбираемы обеими сторонами, другие выбраны были от целого города, как блюстители правды во всех вообще делах. Название докладчики в новгородском судопроизводстве, кажется, происходит не от значения представить, ибо в судной грамоте говорится, что докладчики кончали суд. Докладчики "докладывали", добавляли к суду свое мнение и оно было окончательным приговором. Судьи исследовали дело, а докладчики решали его, и судьи должны были приказать дьяку написать протокол и прилагали к нему свои печати. Правой стороне выдавалась судная грамота, по которой правый взыскивал свое с обвиненного. Наместник и посадник или их судьи брали пеню по правилам и в этом-то состоял суд — то есть наказание, исполнение приговора.
Во Пскове, как и в Новгороде, верховный суд принадлежал вечу, как над городом, так и над всею Псковскою Землею. От него зависело оправдать или обвинить тех, которые к нему обращались. Оно назначало и отряжало судей для разбирательства пограничных дел, служивших поводом ко вражде с соседями. Кому оно поручит суд по какому-нибудь делу, тот и судья. Постоянная высшая судебная инстанция во Пскове был суд княжий, пополам с посадничьим; на суде присутствовали сотские.О докладчиках или подобных представителях народной совести мы не знаем. Только но уничтожении веча великий князь уставил на суде двенадцать старост московских и двенадцать псковских — стерсчи правды. Быть может, это не было тогда новым учреждением, а старое: только великий князь дал в нем участие и москвичам. Но в примере княжьего суда, представляемом дошедшею до нас правою грамотою от 1488 года, значатся, кроме князя и посадников, одни сотские. Если последние были полицейскими должносты.ми лицами, то, вероятно, во Пскове понятие о суде смешивалось с понятием об управлении: кто был облечен по выбору правительственною властью, тот был уже тем самым и представителем правды на суде. Суд производился таким порядком: спорящие стороны излагали каждая свое дело; сначала говорили истцы, потом ответчики. Если дело подтверждалось письменными доказательствами, то их представляли тут же. Если ссылались на свидетелей, то звали последних на суд. Если показание спорящих должно было повериться на месте, для этого посылались княжеские бояре и псковские сотские или приставы. Им же или другим лицам, по совместному распоряжению князя и посадников, поручалось привести в исполнение приговор суда. Оправданной стороне выдавалась правая грамота с двумя печатями: одна была княжеская, другая — печать посадников псковских. Делопроизводством занимался дьяк, т.е. писал правую грамоту, где излагалась история тяжбы и приводились речи тяжущихся. Этот суд происходил на сенях у князя. Псковская судная грамота указывает, что суд непременно должен совершаться здесь, а никак не на вече. Но были, кажется, случаи, когда суд, происходивший на сенях у князя, был в присутствии граждан и образовал малое вече, называемое в отличие от большого оечье. Для этого существовал особый колокол, меньше большого вечевого, висевшего у Живоначальной Троицы, и назывался корсунским [90]. Кроме этого княжеского суда на сенях, были во Пскове другие суды и судьи; об их устройстве и отношениях мы ничего не можем сказать точного; но что были такие судьи, доказывается известиями о лицах, носивших титул судей; напр., под 1444 г. говорится о Прокопии судье, который ездил в Ригу и Выборг для мирных постановлений.