Мой прекрасный негодяй - Кристина Брук

– Я не могу ждать так долго. А вы?

Теперь уже в его глазах не осталось следа прежнего озорного блеска. Куда-то исчез тот насмешливый кавалер, который стряхивал с себя все жизненные трудности и заботы, словно пыль с дорожного плаща. Перед ней был человек в момент страдания, несущий на своих плечах тяжкое бремя, и Хилари нужно было иметь поистине каменное сердце, чтобы его отвергнуть.

Однако это сердце уже давно и безраздельно принадлежало ему.

– Да, я знаю, что не имею права просить вас об этом, – произнес он хриплым голосом ей в ухо, одновременно кружа по залу. – Но я хочу вас до боли в душе. Я умру, если не овладею вами. Я хочу проникнуть в вас, чувствовать ваше горячее, влажное…

– Нет, перестаньте! – прошипела она. И как только он осмелился говорить подобное, находясь посреди нарядно одетой толпы?

Все тело ее задрожало, его нетерпение подпитывало ее собственное.

– Но как? – Она окинула взглядом кружащиеся в вальсе пары. – Где? Это совершенно невозможно. Даже вам вряд ли под силу соблазнить даму прямо среди многолюдного бала.

Со смехом, который показался ей наигранным, он ответил:

– Моя дорогая, милая Хани, к этому моменту вы уже должны были знать меня получше.

Глава 21

Следуя указаниям Давенпорта, Хилари сумела ускользнуть из бального зала под тем предлогом, что ей нужно найти дамскую комнату. Но вместо этого она направилась в гостиную на первом этаже, которой пользовались крайне редко.

Эта гостиная, по-видимому, служила музыкальным салоном – с арфой, фортепиано и рядом кресел вдоль стены. В оконной нише располагалась элегантная кушетка, спинку которой украшал орнамент в виде змей.

Сердце ее так и колотилось. То, что она делала сейчас, ставило под удар все, чего ей с таким трудом удалось добиться. Но едва увидев боль, отражавшуюся на лице Давенпорта, она просто не в силах была ему отказать. Более того, она желала его с той же отчаянной силой, что и он ее. По ее телу пробежала дрожь предвкушения.

Минута проходила за минутой, и Хилари уже начала недоумевать: неужели что-то помешало ему прийти?

Наконец дверь, которую она оставила слегка приоткрытой, распахнулась, и в комнату вошел Давенпорт.

Он не сразу заметил ее, поскольку с того места, где он стоял, фортепиано загораживало от него бо́льшую часть комнаты. Быстро осмотревшись по сторонам, он прижался к стене. Выглядел он изможденным. Грудь его тяжело вздымалась, кадык на шее шевелился, словно ему было трудно сглотнуть.

Ее охватил прилив грусти. Он выглядел таким одиноким, таким покинутым… Все соображения приличий, добродетели, даже простого здравого смысла вдруг показались ей пустыми и ничтожными, когда дерзкий пират, так донимавший ее по пути в Лондон, превратился в сломленного, опустошенного человека.

– Неужели вы и впрямь думали, что я не приду? – прошептала она, покинув тень и вступив в круг света, отбрасываемого свечой, которую Давенпорт держал в руке.

Он вскинул голову вверх.

– Я думал… – Он испустил глубокий вздох. – Мне понадобилось некоторое время, чтобы незаметно ускользнуть. Я думал, что вам надоело меня ждать и вы ушли. Или же решили поступить, как подсказывает голос разума, и вообще отказались от этой затеи.

– Иными словами, вы думали, что я брошу вас, когда вы во мне так нуждаетесь, – мягко поправила его Хилари. Теперь-то она понимала, что он нуждался именно в ней, а не просто в физической разрядке. Знала с полной, ясной уверенностью, что была любима, даже если он не желал в том признаться. Ничто другое на свете не имело для нее сейчас никакого значения.

Он нуждался в ней потому, что она сама была к нему неравнодушна. И еще потому, что рядом с ним не было никого, кто бы его понимал.

Хилари вспомнила, как дружно родные встали на его сторону. Возможно, они и пытались его понять, но он, со своим обычным легкомысленным шармом, отталкивал их. Внешняя беззаботность Давенпорта не так уж часто давала трещину.

Хилари подняла руку, коснувшись его щеки.

– Расскажите мне, что случилось, – прошептала она. – Почему вы выглядите таким обеспокоенным?

Он схватил ее руку и страстно поцеловал ладонь.

– Я боялся, что вы не придете, – произнес он.

Нет, тут крылось что-то еще. Но стоило его губам скользнуть по ее предплечью к чувствительной коже с внутренней стороны локтя, как она едва не потеряла нить своих мыслей. О небо, как она могла испытывать его доверие, если он проделывал это с ней всякий раз, стоило им остаться наедине?

– Вас что-то тревожит, – прошептала она. – Я хочу знать, что именно.

Давенпорт между тем стягивал с ее плеча рукав с буфами, проводя языком по ее коже извилистую линию.

– Хани, мы поговорим об этом позже, – ответил он, осыпая поцелуями ее ключицу. – А сейчас я сгорю живым в пламени, если не овладею вами. С разговорами можно и подождать.

И когда он принялся страстно целовать ее вдоль линии декольте, Хилари поняла, что ни один из них не способен был сейчас рассуждать о чем-либо здраво.

– Нам нужно поспешить, – пробормотал он, завладевая ее губами и увлекая к кушетке у окна.

Прежде чем Хилари успела что-либо сообразить, она уже лежала на хрупкой, изящной кушетке с юбками, задранными почти до самой талии. Давенпорт вытянулся поверх ее, одно его колено находилось между ней и спинкой кушетки, а другой ногой он стоял на полу. Хилари и представить себе не могла более компрометирующую позу.

– Что, если сюда кто-нибудь войдет? – шепотом спросила она, взглянув на незапертую дверь.

– Не войдет, – ответил Давенпорт. Продолжая осыпать ее горячими поцелуями, он поспешно высвободился из панталон и проник в нее.

От желания Давенпорт даже застонал, однако сделал паузу и взял себя в руки, стараясь держать свою потребность под контролем. Стиснув зубы, он двигался внутри ее, задавая ровный, томительный ритм, а она тихо всхлипнула и приподняла бедра, побуждая его продолжать.

Просунув между ними руку, он нащупал в складках шуршащей ткани самую чувствительную точку ее тела и принялся изощренно поддразнивать ее в такт его движениям.

Достигнув вершины блаженства, Хилари испустила резкий крик.

– Тсс! – Давенпорт накрыл ей рот ладонью и одним глубоким, резким выпадом дал то, чего она так желала с самого начала, заставив подавить стон удовольствия.

Когда же он сам достиг высшей точки, то издал хриплый гортанный возглас, спрятав лицо у нее на шее. Яростные судороги пробежали по его телу, сотрясая все его существо.

Они все еще не размыкали объятий, когда его дыхание наконец успокоилось. Еще некоторое время они оставались в том же положении – его нос уткнулся в ее шею, тело налегало на нее всей тяжестью, что, как ни странно, казалось ей успокаивающим.