Ловец Чудес - Рита Хоффман

Выживает сильнейший. Они знали, с кем связываются, и знали, чем это может закончиться. Свобода воли, Дамьян. Ты мог стать агнцем и позволить увести себя на закланье, а мог стать волком и защитить себя и своих близких.

– Почему же тогда я все еще чувствую вину?

– Потому что люди обычно друг друга не убивают. Потому что у людей есть Закон и Порядок, жандармы и полицейские, целый социальный институт, не позволяющий им уничтожать друг друга. Пойми, что теперь ты вне Закона и вне Порядка. На тебя ведется настоящая охота, которая может закончиться твоей смертью, а ты имеешь полное право защищаться. Разве ты шел туда с намерением убивать людей?

– Нет. – Я покачал головой.

– Тогда в чем твоя вина?

Я не нашелся что ответить, только отпил остывший кофе и уставился на свои руки. Неужели Гарри прав?

– Подумай об этом. Твое сознание не изменится за одну ночь, но ты можешь начать его менять прямо сейчас. Теодор, скажи Ральфу, чтобы он подготовил для вас автомобиль. Вам нужно проветриться, развлечься, возьмите в гостиной деньги и делайте все, на что хватит смелости. Жизнь слишком прекрасна, чтобы проводить ее в пустых сожалениях.

Когда Теодор вышел из столовой, Гарри наклонился ко мне и положил руку на мою ладонь.

– Отпусти свои тревоги. Проведи время с тем, кто восстал ради тебя. Вы молоды и прекрасны, впереди необъятная вечность, а эта ночь может положить начало вашей новой дружбе. Вы изменились, но по-прежнему верны друг другу, разве это не чудо? Наслаждайся жизнью, Дамьян, вкуси ее, вдохни полной грудью ее пьянящий аромат.

– Спасибо. – Я поднял голову и посмотрел на него. – Мне действительно не хватало мудрого наставника рядом.

– Я всегда рад помочь новообращенным. Двери моего дома открыты для тебя, куда бы меня ни занесла судьба.

Лорд Бэлл поднялся со стула и вышел из столовой. Я проводил его взглядом и глубоко задумался. Я мог бы провести в размышлениях всю ночь, но на пороге появился Теодор. Он поманил меня за собой, и я без промедления подчинился.

В холле он накинул на мои плечи пиджак, убрал непослушную прядь волос мне за ухо и, улыбнувшись краем рта, спросил:

– Готов?

– Скорее да, чем нет. – Я попытался ответить на его улыбку. – Куда мы отправимся?

– Куда захочешь. Скажи – и мы…

– На Хайгейтское кладбище. Но перед этим я бы хотел купить цветов.

Мы купили лилии. Не знаю, где Теодор достал их в такой час, но вернулся он с охапкой девственно-белых цветов. Их удушливый аромат тут же наполнил салон.

Водитель вел машину по улицам неспящего Лондона, а я, вцепившись в букет, пытался понять, почему решил посетить именно это место. Место, которое боялся увидеть.

Теодор ни о чем не спросил и за всю дорогу не проронил ни слова. Я был благодарен ему за это молчаливое понимание, за уважение к моему горю. Этой ночью я намеревался отпустить всех своих демонов, и его незримая поддержка в этот момент была важнее всего на свете.

Хайгейтское кладбище встретило нас прохладной тишиной. С деревьев облетела листва, на тропинках образовался мягкий настил, скрадывающий наши и без того бесшумные шаги. Клянусь, мое сердце забилось, когда я увидел в темноте очертания склепа.

– Ее не нашли? – тихо спросил я.

– Нет, – так же тихо ответил Теодор. – Мисс Миллз до сих пор считают пропавшей без вести.

Это к лучшему, решил я. Пусть ее родители думают, что своенравная дочь сбежала из-под крыла отца; пусть думают, что это был ее протест. Правда может убить их.

Я остановился напротив склепа и замер, не в силах отвести взгляд от его мрачного великолепия. Дебора нашла последний приют в хорошем месте, здесь было тихо и красиво. Она любила Хайгейтское кладбище, и оно приняло ее.

Мысленно я обратился к ней: «Дебора, у меня нет слов, чтобы описать те муки, которые доставляет мне осознание твоей смерти. Не было ни дня, чтобы я не сожалел о своем поступке. Безумие меня не оправдывает – я безжалостно растерзал твое тело и должен был понести за это наказание, но так вышло, что ни одна человеческая тюрьма не сможет удержать меня. Поэтому я сам запер себя в клетку, в клетку из сожалений, печали и невыразимого горя. Мне нет прощения, и, если Господь действительно существует, однажды я отвечу перед ним за то, что совершил. Но сегодня я пришел, чтобы отпустить тебя. Моя жизнь будет очень долгой, и я не могу провести ее, еженощно терзая себя. Сегодня мы должны проститься».

Я возложил цветы к ступеням склепа и вздрогнул, учуяв сладковатый запах разложения. Попятившись, я врезался спиной в грудь Теодора.

– Ты чувствуешь? – прошептал я.

– Чувствую, – ответил он.

Прошло несколько месяцев, и ее тело, должно быть, совершенно обезображено.

Меня била крупная дрожь. Теодор обнял меня, укрыв своим плащом, словно крылом. Я спрятал лицо на его плече и зажмурился, но образ разлагающегося трупа появился перед моим мысленным взором, едва я закрыл глаза.

– Давай уйдем, – мягко предложил Теодор.

Я кивнул, сдавленно всхлипнув. Обнявшись, мы медленно побрели назад, к машине. Я не слышал ничего, кроме дыхания Теодора и завываний ветра.

– Я хотел рассказать тебе, – прошептал я. – Пришел и обнаружил, что в твоей постели спит твоя сестра.

– Я бы не осудил тебя, – уверенно ответил Теодор. – И сейчас не осуждаю. Ты был напуган, одинок и голоден. Не будь рядом со мной отца и Элизы, я бы оказался в столь же незавидном положении.

– Мне следовало помочь тебе, спасти тебя! – Я отстранился. – Но я поступил как трус!

– Твоя кровь говорила мне обратное, – мягко произнес Теодор.

– Ты сказал, что я убил тебя… – Я закрыл лицо руками.

– Я был зол и почти потерял рассудок от боли. Я бы никогда, – он силой отвел мои руки в стороны и заглянул мне в глаза, – не сказал подобного, будучи в своем уме. Я ведь твой друг, Дамьян, – его голос успокаивал меня, – и я до сих пор невероятно горд этим.

Я порывисто обнял его. Моя душа словно наполнилась светом. Теодор… Ласковое солнце его прощения согрело меня, озарило мой путь. Рядом с ним я наконец почувствовал себя дома. Быть может, дом – это вовсе не место, а чьи-то оберегающие руки?

Он помог мне сесть в машину, назвал водителю адрес и, словно фокусник, достал из-за пазухи тонкую лилию. Осторожно вставив ее в мою петлицу, он отвернулся. Я прикоснулся кончиками пальцев к восковым лепесткам. Ноздри щекотал сладкий аромат.

– Почему именно лилии? – спросил я.

– Древний символ чистоты[22].

– Не перестаю удивляться твоей образованности.

– Я, в конце концов, сын виконта. У меня были хорошие учителя. И мой друг был букинистом.

– Да что ты?

– Да, представляешь? Ради того чтобы не ударить лицом в грязь в его присутствии, я без устали штудировал древние тома в отцовской библиотеке.

– Жаль, что твой букинист сам прочитал чуть больше пары книг.

– У него будет время, чтобы наверстать упущенное. Останови здесь. – Теодор повернулся ко мне. – Я скоро вернусь.

Я выглянул в окно и понял, что мы находимся недалеко от Пикадилли. Что могло понадобиться Теодору в одном из злачных мест города? Впрочем, вскоре я понял.

Теодор вернулся не один – на его плече повисла девушка. Она что-то говорила ему, трогала его волосы, а я никак не мог понять, кто это. Посадив девушку в салон, Теодор залез следом, взял ее за подбородок и, глядя в глаза, сказал:

– Замолчи и расслабься.

Она тут же обмякла. Я выглянул из-за ее плеча и спросил:

– Что происходит?

– Гарри сказал, что нам нужно поохотиться. Я поохотился. Ешь первым.

– Мы не убьем ее? – с сомнением спросил я.

– В людях больше крови, чем ты думаешь.

Кусать незнакомцев мне совсем не нравилось. Процесс казался мне интимным, особенно если пить кровь из шеи. Но выбирать не приходилось.

Я впился зубами в предплечье девушки и некоторое время спокойно пил, но вдруг почувствовал легкое головокружение.

– Она пьяна, – донесся до меня голос Теодора, – я подумал, что тебе не помешает расслабиться.

– И ты решил меня напоить? – Я откинулся на спинку сиденья. – Давно я не чувствовал себя таким… мягким.

Теодор приник к правой руке девушки и некоторое время молчал. Водитель проехал вперед, остановил машину в безлюдном переулке и вышел из салона. Он открыл дверцу со стороны Теодора, они вместе вытащили девушку на улицу. Теодор что-то сказал ей,