Отмороженный - Фридрих Незнанский

– Такая красивая девушка… – покачала головой, прищурившись, Алла. – А вы так грубо ее отослали. Может, ей хотелось здесь побыть?

– Покажите, что он мне передал, – сказал я, стараясь сохранять спокойствие.

Потом стал читать. Это была не записка, а скорее письмо или даже заявление.

– Интересный документ, – сказал я, закончив. – Я ознакомлю своих коллег с тем, что здесь написано.

Алла замялась. Пожала плечами.

– Вам виднее, Александр Борисович, – сказала она. – Если это в интересах дела… Пожалуйста.

"Следователю Турецкому А. Б. От подследственного майора Тягунова.

Я отбываю в Чечню, к своим товарищам, с которыми меня связала кровь, пролитая нашими общими друзьями.

Я не могу оставаться здесь больше. Хотя мой список далеко не исчерпан. Но стало невыносимо. Противно до рвоты. Чувство брезгливости пересилило во мне желание отомстить. Поверьте, среди нас, видевших ужасы этой войны, более здоровые и по-настоящему мужские отношения, чем у вас в Москве, где все покупается и все продается. Я сделал для вас все, что смог. С остальными ваша Фемида вполне может теперь разобраться и без меня. Если того пожелает. Но если кто-то опять постарается спустить все на тормозах, я еще вернусь. И буду мстить за своих товарищей, пока тошнота снова не одолеет меня. Причем вернусь наверняка не один. Мы будем убивать всех – чеченских бандитов, наживающихся на страданиях своего народа, и московских чинуш, наживающихся на крови русских солдат. Можете так и передать наверх. Мои возможности вы знаете. Я убивал, стараясь не причинить лишнюю боль, чтобы смерть наступила мгновенно. Это выдавало меня с головой. Но в следующий раз я изменю свой почерк. Чтобы, как уже вам говорил, успеть исчерпать весь список, пока меня не поймают.

Вы честно вели себя. И честно делали свое дело. Потому доверяю вам передать все написанное вашим вышестоящим начальникам.

И еще одна просьба. Не говорите ничего моему отцу. Пусть думает, что я пропал без вести. Мою мать это просто убьет. Прошу вас, как человека чести. Они тут ни при чем.

С уважением майор Тягунов".

Алла плакала. Слава понуро смотрел в окно. Костя покусывал губы, тоже глядя куда-то в сторону. Я налил Алле воды. Кивком поблагодарив, она выпила.

– Он в чем-то прав, – сказал Костя. – Он не имеет права подменять правосудие, но, когда таковое отсутствует, возникает желание подменить его.

– Да он с детства мухи не обидел! – воскликнула Алла. – Я же росла с ним вместе, в одном дворе! Нас с детства дразнили женихом и невестой!

– Что вы от нас хотите услышать? – спросил Костя. – Что так и надо? Стреляй каждого, кого считаешь виноватым, раз правосудие перед ними бессильно? Ну и до чего мы дойдем? Россия превратится в театр криминальной бойни. Ваш муж – преступник. Но если бы речь зашла об амнистии для участников чеченской войны, я бы записал его фамилию первой. Понимаете? Амнистировать, но не оправдать!

Я давно не видел Костю столь суровым и жестоким. Алла беспомощно посмотрела на меня, ища поддержки. Я промолчал. А что я мог сказать?

Слава смотрел в потолок, словно стараясь там кого-то разглядеть.

Алла слабо улыбнулась, допила свой чай. Невыносимо было видеть страдающей столь красивую женщину. Она, по-видимому, что-то такое поняла и потому улыбнулась уже не вымученно, а как если бы стояла на сцене, куда восторженные зрители вызвали ее на бис.

– Жизнь продолжается, – сказала она. – Печально, когда приходится видеть славных, хороших людей, охотящихся друг за другом. Я-то вижу! Вы очень хорошие, замечательные люди… – Голос ее дрогнул, и она опять улыбнулась. – Вижу это все со стороны, и просто сердце разрывается. Представьте, я была вчера на могиле Сережи Горюнова, видела его несчастных родителей… Для них он лучше всех на свете… Он ведь был талантлив. Не его вина, что он всегда попадал в зависимость от тех, кто не годился ему в подметки. Но так уж все устроено… Но почему между людьми такое непонимание? Почему мы все, нормальные люди, не можем по-доброму смотреть друг другу в глаза? Простить друг друга наши слабости? Почему какие-то негодяи могут нас без труда натравливать друг на друга, а мы ничего не можем с этим поделать?

Мы продолжали молчать.

Она поднялась.

– Я пойду… – сказала. – А вас, троих, приглашаю в мой театр. Приходите! С женами, с детьми. Я буду петь в «Тоске» в ближайшее воскресенье. Приходите обязательно. Я оставлю вам билеты у администратора.

– Такая женщина! – вздохнул Слава, когда она ушла. – Посмотришь на такую и подумаешь: черт знает чем занимаюсь! А жизнь проходит мимо.

– Занимаешься ты тем, что лучше всего умеешь, – сказал Костя. – Создаешь для людей хотя бы видимость безопасности. Вот она сейчас уедет, доберется до дома, вечером поедет на свою работу в театр. И если с ней ничего не случится…

– Демагогия! – перебил его Слава. – Ее бывший супруг, которого она любит, тоже занимается тем, что у него лучше всего получается. А она любит его, а не меня!

– По-моему, тебя заносит, – сказал я. И, поднявшись с места, открыл сейф. Достал оставшиеся полбутылки армянского. Подумал о том, что не напрасно мы со Славой стараемся до конца не допивать. Мало ли что подвернется отметить… Вот как сейчас. Вроде бы никакого события: просто только что ушла красивая женщина. Мы ловим ее бывшего мужа, которого ждет смертная казнь, а она говорит нам спасибо и приглашает к себе в театр…

Что вообще происходит со всеми нами? Без бутылки и не разберешься.

В этот момент в кабинет заглянула Лара.

– Можно убрать? – спросила, показав на чашки с чаем.

– Лучше присоединяйся к нам, – сказал я. – Ты пришла очень вовремя.

– Да? – Она присела в кресло, в котором только что сидела другая красавица. – Как интересно… Вы мне тоже нальете? – Она подставила рюмку, которую достала из моего стола. Снова продемонстрировав наши особые отношения. Мы молча наблюдали за ней.

– Мы тут несколько расчувствовались, расслабились… – сказал я.

– Еще бы! – засмеялась она. – Такая женщина! Небось про все на свете сразу забыли.

Смех ее был неестественным, напряженным. Она выпила, кивнув всем нам.

– Ты забыла с нами чокнуться, – сказал я, глядя на нее в упор.

Неужели предала? Я подумал, что не успокоюсь, пока это не узнаю именно сейчас.

– А за что мы пили? – спросила она. Слава понял, что со мной что-то происходит, и толкнул меня локтем в бок. Но меня уже невозможно было остановить.

– Значит, стучишь на меня? – спросил я.

Актриса из нее была ни к черту! Никакой выдержки. Не то что Светлова. Все, что Лара могла, это широко раскрыть свои зеленые, чуть раскосые глаза, которые я так любил. Гримаса на ее лице выдавала ее с головой.

– Саша… – негромко сказал Костя и сделал попытку подняться.

Лара словно опередила его – порывисто вскочила с места.

– Сидеть! – рявкнул я, и непонятно было, к кому это относится. Во всяком случае, сели на место оба – мой начальник и моя подчиненная.

– Ты меня за этим позвал? – спросила Лара.

– Вот только что на этом месте сидела другая женщина, – сказал я. – Она развелась с мужем, сменила его фамилию, его ловят как преступника. Но она не предает его. Понимаешь? Пусть меня осудят мои товарищи… – я кивнул попеременно в сторону Кости и Славы. – Ибо я поступаю сейчас непрофессионально, вопреки тому, о чем мы договаривались, но я все равно спрошу тебя, поскольку это становится невыносимым: кому ты сказала, что у нас бумаги погибшей Жени Клейменовой? Кому?

Я ударил кулаком по столу так, что подпрыгнули чашки. У меня с Ларой бывали разного рода размолвки, не раз я орал на нее и стучал кулаком, и она отвечала мне: на свою жену ори! И я смолкал, осознавая ее правоту. Но сейчас она молчала. Только растерянно и жалобно смотрела на меня. И слезы стояли в ее прекрасных глазах, и губы, когда-то целовавшие меня, мелко дрожали.

Конечно, я рисковал, беря ее на пушку. Очень рисковал. С чего я вдруг взял, что она сказала кому-то про эти документы? О них она могла слышать, а могла и не слышать. В глаза она вряд ли эти документы видела, ибо до сих пор они были у Володи Фрязина. И вот сейчас она пожмет плечами и тихо, обиженно скажет: никому! Никому и никогда о них не говорила.

Но не зря говорят, что риск – благородное дело.

– Ты сам виноват, что случилось, – сказала Лара и заплакала.

Это было признанием. Я сам не ожидал такой развязки.

Значит, правда. Только сейчас я понял: в глубине души надеялся, что ошибаюсь.

– Я? Я виноват? – мое удивление, видимо, было чрезмерным.

Слава громко вздохнул. Костя нервно барабанил пальцами по столу. Вот сейчас встанут и уйдут, подумал я. Зачем им этот спектакль?

Они так и сделали. Встали и вышли.

– Ты, – Лара подняла на меня глаза, полные слез, – хочешь сказать, будто я тебя предала? Сначала ты меня предал! Это своей жене ты изменяешь, а меня – предаешь! Ты ночевал у этой валютной шлюхи и думал, будто я не узнаю? А они мне об этом сказали. Они выследили тебя, понял? Твоя жена звонила мне ночью и орала на меня. Я плакала до утра, а ты врал, прятал от меня глаза… А они мне сказали, что могу при желании тебе отплатить. Я не хотела, думала, поговорю с тобой… А у тебя хватило совести привести ее сюда! С этой певичкой… Я видела, все видела, как ты смотрел на нее!